Рецензии

В месте, которое мы назовем «Литературная вселенная», в галактике (пока смой крупной, но, я убежден, лет через 30 это уже будет не так) «Написанное людьми» вращается планета (самая крупная, и, при этом, обитаемая) под названием «Книжная». На этой планете много стран – самая большая и (что редко бывает в жизни) самая богатая, это, конечно, страна Художественной литературы. Страны драматургии, Поэзии – тоже легко обнаруживаются на глобусе данной планеты. А в стране киносценариев есть даже портал в другую галактику («Снятое людьми»). И на этой планете есть небольшая страна (размером с Румынию), которая называется страна Научпопа.
Эта страна не такая богатая и большая как страна художественной литературы, но её история восходит к седой древности, к овеянной пылью веков традиции. Прародители этой страны не были королями – но они были рядом с королями, и, в отличии от куда более снобистской страны «чистой науки» - умели заставить себя слушать всех, а не только друг друга. В этой стране до сих пор есть жизнь, в то время как другие ветер истории смел с карты. Именно в этой стране есть совсем маленький городок, называющийся «Медицинский научпоп», куда мы и перенесемся.
Этот городок (подчеркиваю, именно городок), конечно, бесконечно далек от статуса столицы или самого крупного города данной страны – и то и другое место плотно занято Биологическим (по совместительству еще и атеистическим, по крайней мере в тех кварталах, где речь идет об антропологии) научпопом (мэра этого города вы, конечно, все знаете ). И если города Физический научпоп или Математический научпоп могут попытаться потягаться со столицей, то Медицинскому здесь делать нечего – это как Твери тягаться с Москвой за звание столицы России: права у неё есть, и история есть, да только столицей она не станет. Но, с другой стороны, именно в этих городках, древних, но не уничтоженных урбанизацией, дышится совсем иначе. Пройтись по историческому центру, вдохнуть этот воздух, посмотреть на архитектуру, которую, в силу отсутствия денег не догадались снести и застроить торговыми центрами – вот за что мы любим древние города. И пусть иногда в этом городе и возникают (куда ж от этого деться) здания уродливого новодела (о нем я уже писал) – в силу экономическим причин они не могут уничтожить облик этого города. И все в этом городе знают семью Саксов.
Семья Саксов для данного города очень большая и древняя – вообще, в стране научпопа фамильное значит мало, это не страна художественной лигатуры, поэтому фамилии там наперечет, а многих до сих пор её не имеют – тем ценнее то, что любой житель этого города знаком с Саксами. И, конечно же, при произнесении фамилии Сакс жители скажут имя – ЧКПЖЗШ (ода ему) – самый прославленный представитель данной фамилии, успевший побывать даже мэром этого города, да не просто мэром, а мэром в трудные времена (хотя для маленьких городков все времена трудные). Но, конечно, ЧКПЖЗШ далеко не единственный представитель семьи Саксов. У ЧКПЖЗШ есть младший брат, представитель той же ветви семьи Саксов – Антрополог . Как дети одних родителей они чрезвычайно похожи, причем Антрополог старательно пытается подчеркнуть это сходство – но, при одном взгляде становится понятно, кто в семье первая скрипка, а кто даже не вторая. Антрополог, в отличии от вальяжного и лощеного ЧКПЖЗШ полноват, носит толстые очки, и, конечно, ему далеко до харизмы и убедительности старшего брата. Но родственников не выбирают – они братья, и пусть младший навсегда в тени старшего, невооруженным глазом видно, что это родня.
Роль ЧКПЖЗШ как главы семьи могли бы оспорить многие – в первую очередь представители другой ветви семьи Саксов. Семейная драма, характерная для древних семей – ЧКПЖЗШ, Антрополг дети не старшего сына, которые должны были унаследовать все, а среднего. И пусть в стране научпопа нет четко прописанного закона о наследии по праву первородства – эти общечеловеческие законы еще никто не отменил. И больше всего хотели бы их исполнения дети старшего сына, дети монографического подхода. Вообще, монографический подход в семье Саксов дал куда больше отпрысков, чем полиграфический. И по праву первородства, и по праву, существовавшему в стране научпопа, согласно которому созданные в рамках одной темы дети имеют больше прав (старый закон, идущий еще от тех времен, когда Страна научпопа была вассалом страны Чистой науки – те времена давно прошли) – представители ветви монографического подхода должны были быть главными. Но жизнь несправедлива – ЧКПЖЗШ самый известный, самый богатый, самый знаменитый представитель семейства Саксов, глава семьи, а дети, похожие на него (и явно появившиеся не без его участия) гуляют по всему городу медицинского научпопа, да и по всей стране научпопа в целом.
Монографическая ветвь семьи Саксов намного многочисленнее полиграфической – это и тетя Мигрень , это и дядя Пробуждение , кузен Остров дальтоников и кузина Музыкофилия (дети младшего представителя монографической ветви), Галлюцинация (о ней я уже писал) - все это уважаемые члены городской общины (даже двоюродная племянница On the Move: A Life , давным-давно живущая в стране Автобиографий – желанный гость в этом городе просто в силу величия своей фамилии). И в данном случае речь пойдет о дяде для ЧКПЖЗШ и Антрополога – Пробуждении.
Как представители более строго, в их понимании, научного подхода, все члены монографической ветви семьи Саксов похожи друг на друга. Дядя Пробуждение здесь не исключение. Подрабатывавший в свое время доцентом, да еще специализирующийся на одной узкой теме (черта, как я уже сказал, характерная для этой ветви), ему далеко до яркости и витальности ЧКПЖЗШ. Более того – там, где ЧКПЖЗШ мог завести толпу, соблазнить женщину – дядя Пробуждение может лишь усыпить. Это пример того самого человека, который перед рассказом притчи прочитает целую лекцию, что же такое притча и сразу же вторую лекцию – почему притчи так необходимы. После этого будет сама притча – но мало кто сможет её услышать, ибо мало кто сможет до неё досидеть. В то же самое время, что бы кто ни говорил – это Сакс, и как любой Сакс он умен, проницателен и, при этом, не лишен своего обаяния.
Дядя Пробуждение (так-то понятно что не дядя, а скорее старший сын в монографической ветви, но, так уж получилось, что мы всех соотносим с главой семьи - ЧКПЖЗШ), конечно, не очень доволен, что его племянник-выскочка занял место, полагающееся по праву если не ему, то хотя-бы другому представителю его ветви. Ему не нравится нарочитая легкость племянника, то, как он легко и непринужденно говорит о темах, о которых так говорить, по мнению дяди, нельзя; то, как племянник игнорирует научную терминологию; то, как племянник, по мнению дяди, профанирует чрезвычайно важное знание. Не думаю, что племянник делает это из вредности – скорее их неприязнь это результат их непохожести. Если вы считаете своим другом ЧКПЖЗШ – сомнительно чтоб вы могли подружиться с дядей Пробуждением. Правда обратного эффекта нет – и, если вы сначала познакомились с дядей Пробуждением, не исключаю что вам понравится и ЧКПЖЗШ.
Фундаментально образованный и эрудированный дядя Пробуждение (от Канта до Кантора, от Павлова до Лурии ) все-таки не лишен своих чувств – в частности, дядя Пробуждение сентиментален. Это как-бы вплетено в него – четкое понимание, что просветление это лишь временное в сочетание с той непроглядной тьмой, окружающей человека – не дает ему быть оптимистом. Краткосрочная победа и медленное-медленное угасание отразило на нем неизгладимый отпечаток – а семейная ветвь, из которой он родом, мешает ему переключиться на какую-то другую тему. Нет, Пробуждение не должен быть другим – он абсолютно органичен в своей жизни. Но если вы хотели продолжить знакомство с ЧКПЖЗШ, но в лице другого представителя семейства Саксов, мой вам совет – лучше познакомьтесь с Антропологом.
Пробуждение как-бы балансирует между ярким, четким светом науки, и между тьмой мистицизма – но мистицизма не мракобесного, а того самого научного мистицизма, куда может съехать даже самый четкий и светлый разум. Как здесь может не проявиться мистицизм?

В течение последнего года мы наблюдали некоторые осложнения, связанные с длительным приемом леводопы — повторное появление ригидности, заикания и т. п., — но при всем том можно считать это состояние вполне терпимым, учитывая, что она была настоящим мертвецом на протяжении сорока восьми лет.

48 лет (это история Иды Т.) человек был, по факту, мертв. Не потерян, а именно медицински мертв – и возвращение его к жизни оценивалось, конечно, чуть большей вероятностью, чем воскрешение мертвеца – но, будем честны, когда человека, казавшийся мертвецом, воскресает – значит он не был мертв, а такой вердикт вынесли в результате плохого обследования. Но здесь то обследование было первоклассным – и воскреснуть при таком отсутствии неопределенности, боюсь, задача куда более сложная, чем воскреснуть необследованному мертвому.
Тема относительности той грани, разделяющей мир живых и мир мертвых – ключевая для историй дяди Пробуждения. Что ни говори, (у меня, кстати, тоже вполне себе мистическое сознание – от которого не отказывается даже сам мистер Сакс, при всей его научности) – вернуться с того света дано не каждому, а эти истории показывают, что пребывание там может сильно изменить любого, и здесь мы подходим ко второму ключевому вопросу – вопрос этичности воскрешения. Фактически то, что проделывает Сакс – это попытка воскрешения из мертвых, просто воскрешение и смерть здесь предстают в чуть более широком, чем обычно, смысле. И здесь возникает этический вопрос, затронутый даже у Кинга в Кладбище домашних животных – надо ли это делать? Нужно ли дергать Бога за бороду именно в таких вещах? А если границы немного раздвинутся, и воскрешать получится уже полноценных мертвых – пусть с такими же эффектами и побочными действиями, как от применения левдопы? Ответ Сакса как врача – для больного сделано недостаточно, если не сделано все (как Януш Корчак , но про воспитание ребенка). Мой ответ был бы куда более осторожным –и здесь, видимо, вылезает мое мистическое сознание – как-выясняется куда более мистическое, чем у Сакса. Вопрос эвтаназии как-бы следующий после Пробуждения – и этот вопрос, как я считаю, может оказаться значительно проще, чем предыдущий. Ведь что такое отказ от жизни и принятие смерти, когда мы пересматриваем эти понятия сами по себе? И не потому ли люди, вернувшиеся оттуда, похоже, не очень хотят здесь оставаться?
(Здесь было несколько абзацев с рассуждениями о жизни и смерти применительно к книге, но после того как я их перечитал – решил оставить все эти вопросы другим. Прочитав их можно было бы подумать, что книгу читать не надо – а я бы этого не хотел).
Будете в городке Медицинский научпоп – не примените заглянуть к дядюшке Пробуждению. И если вы прорветесь через две плотно закрытых двери Введения, и сможете выдержать его научную речь – вы получите нечто большее, чем удовольствие от прочтения хорошей книги. Старику скучно и одиноко, вся слава досталась не ему – но это вовсе не потому, что он хуже. Просто он намного глубже – а, в наши времена, это не комплимент.

Интриги, отравления, борьба за власть, разврат и сладострастие, безумная жажда власти, великие победы, реки крови, предательства, необузданная похоть – всё это история одной из самых величайших Империй, что когда-то владела почти всем миром: Европа, Северная Африка, Сирия, Армения и так далее. Начало конца Великой Империи, рассказанная одним из цезарей – Тиберием Клавдием Друзом Нероном Германиком. Божественным Клавдием. Ему повезло родиться с многочисленными физическими недостатками – он был хромой заика, наполовину глухой, с дергающейся головой. Cемья считала его идиотом, бабка – Ливия – брезговала садиться с ним за один стол, при Калигуле он служил мишенью для многочисленных издевательств. И в то время, когда его ближайшие родственники воевали за власть (травили, убивали, бесконечно разводились и женились), Клавдий тихо рос, интересовался историей, и его абсолютно никто не рассматривал как помеху к вожделенной власти. Его физические недостатки фактически спасли ему жизнь и привели однажды к власти.

Глазами Клавдия мы увидим правление трех цезарей: Августа, Тиберия и Калигулы. И с каждым правлением Римская империя будет погружаться во все более глубинные и темные пороки тирании и безумия: доносы, предательства, пытки на дыбе, ссылки на далекие и пустынные острова, бесконечные смерти. Правление Тиберия и начало террора со шпионами во всем мире, многочисленные доносы о государственной измене и казни сенаторов с отписанием их состояний в императорскую казну. Рим – эдакая точка отсчета величия и порока одновременно. Роскоши и обнищания. Женщины в Римской империи были никто. Разменные монеты в политических играх: с неугодной женой можно было легко развестись, обвинив её в прелюбодеянии и отправив обратно в родной дом ( в лучшем случае, в худшем – на пустынный остров до конца своих дней, как Юлия, дочь Августа), проститутки и царственные матроны – разницы нет никакой. Это Рим.

Для тех читателей, кто уже давным-давно знаком с историей Римской империи и историей правления Августа, Тиберия и Калигулы, из работ Светония, Иосифа Флавия, Тацита, никакой интриги сюжета и новых открытий не будет. Но этот роман – один из лучших исторических романов, написан настолько увлекательно, что даже зная наперед все хитросплетения интриг, оторваться от него просто невозможно. Правда Грейвз, на страницах своего романа, делает Клавдия более благородным и сострадательным, чем в работах Тацита или Светония , но, тем не менее, именно здесь эти чуть-чуть преувеличенные качества придают рассказчику оттенок императорского благородства – внешне некрасив, а внутри – Цезарь. И в его устах история далекой империи, далеких людей - оживает. Чудесный эффект, который и не дает оторваться от этой увлекательной книги.
Вторая часть дилогии Божественный Клавдий .

Не буду читать вторую часть этого цикла. Ибо, скорее, не понравилось. Понятное дело, что редко можно встретить книгу без предвзятости, то есть с наложением некоего личного авторского отношения к тому или иному персу, поступку или событию. Дело тем более усложняется или даже усугубляется, когда речь идет о реально существующих личностях. Но для каждого читателя есть свой предел допустимого. Тут же были перейдены все рубиконы вглубь вражеской территории, перефразируя небезызвестного юлия цезаря.

Во-первых, просто кошмарный перекос в сторону злодейской натуры ливии - жены августа, отомстившего бруту и прочим римским товарищам за названного отца - того самого юлия цезаря. Вот всех-всех-всех она убила и отравила, включая разрушение германской часовни четырнадцатого века. А август-то чего? Да, нормальный был дядька, то есть жертва плохой и, откровенно говоря, сильно злодейской жены.
Чего, простите? Это вот получается, что начиная с семнадцати лет (не отходя от родильной лежанки), ливия неистово травила и всячески изничтожала всю римскую империю, включая кучу собственных детей, внуков и правнуков. Этакий плохой боярин, а царь-то у нас хороший. Пардоньте, но это полная чушь. Это даже некрасиво по отношению к августу, как к мужчине и императору, - выставлять его лосем и законченным болваном с маргаритками на рогах.

Во-вторых, собственно, главгер. Ну, такой васька-василек. Весь болезный, нелюбимый, но в то же время наивный и прекраснодушный цветочек. Вокруг него всех режут, душат, травят, а он тихонечко хромает по дороге, выстланной римским кирпичом, поглядывает в сине-голубое небо, занюхивает смрад от трупов лавровым веночком, обливается крокодиловыми слезами и как бы ни при чем. Он вообще словно бы эльфийский подкидыш в этом злодейском семействе аля древнеримские борджиа.
Ну да, ну да. Не хватает только нимба, что ли. Но по мне, так он, вероятно, был из них самый змейский змей, искушавший, провоцировавший, манипулировавший и высидевший себе римский трон на горе трупов из родни, друзей и врагов. Просто макбет римского уезда.

И в третьих, я, честно говоря, совсем не понимаю, зачем грейвз понавтыкал в текст современные названия стран, являвшихся римскими провинциями, и в чем-то там еще осовременил исторические реалии той эпохи. Это настолько коробило во время чтения, что просто "ТЬФУ". Тот случай, когда я неистово-неистово ратую за сноски. Что за неумное варварство - лишать текст банальной идентичности?

Впрочем, накинула полбалла в оценку за создание кровавой атмосферы пожирания высокородными пауками друг друга в римском сосуде бытия. Особенно, явственно она нагнетается ближе к финалу книги. Ух, какие ужасно-преужасные были времена, черт возьми. Не скучно жили люди, с огоньком.

В аннотации сказано, что

Один из лучших романов Грэма Грина, сочетающий в себе .... и интеллектуальную глубину философской притчи.

А с притчами у меня раз на раз не приходится. Не всегда удается ухватить этот самый философский смысл, так и норовящий ускользнуть порой, равно как и зачастую не хватает действия, динамики, чтобы в полной мере проникнуться происходящим. Это во-первых.

А во-вторых, выясняется, что предыдущая встреча с творчеством автора уже не сулила ничего особенного, что и оказалось на поверку.

Интересная тема, повествующая о ситуации в Мексике в конце 20-хх-начале 30-хх годов прошлого века, когда после революции начинаются жестокие гонения на церковь, служителей которой арестовывают, садят в тюрьму и расстреливают. Жителей, покрывающих их, также ждет суровая кара.
При этом везде царит нищета, бедность и прозябание.

На страницах романа развивается конфликт двух главных героев:, священника, одного из немногих оставшегося в живых и укрывающегося по отдаленным деревням, одновременно помогающего всем страждущим и жаждущим покаяния, исповеди, отпущения грехов, отпевания и венчания, в народе прозванного "пьющий падре", так как сам он не без греха, и лейтенанта, истового служителя закона и новых порядков, поставившего себе цель искоренить веру и её служителей.

Весь роман -это неизбежное сближение двух антогонистов, чтобы из ненависти выросло совершенно другое чувство, а в душах людей стало больше сочувствия и примирения. Концовка романа - как итог их противостояния, где победа одного в какой-то момент может обернуться пирровой.

Несмотря на небольшой объем и интересную тему, роман читается тяжело, и скорее не из-за описываемых событий, а слога автора, скупого и черствого.

Феерично!
Знаете, когда садился читать, я ожидал просто забавный университетский роман приправленный английским юмором. Так оно всё, в принципе, и начиналось. Два профессора меняются местами по обмену, ровное повествование, слегка скучновато, но вызывает улыбку. Читать можно, но без энтузиазма. Что особенно понравилось сначала – автор не грузит читателя кучей незнакомых имён и терминов, чтобы показать какой он умный. Ум Лоджа и без того виден. Сразу. Ему притворятся не надо. Так оно всё и начиналось – ровно, спокойно, иронично, по-старинке.
Но дальше, уже после 25%, – я просто не мог оторвать себя от экрана! Мой интерес всё возрастал и возрастал, будто я читаю что-то остросюжетное!

Автор играется со стилями – тут и эпистолярный роман, и просто роман, и газетные вырезки и сценарий! Да ещё и спаяно так органично! Джулиан Барнс бы обзавидовался!
Но стили – это ладно. Тут и сюжет совершенно непредсказуемый – сюрприз на сюрпризе, улыбка на улыбке. Всё время читаешь и думаешь – а что же дальше?! Какой прикол не возьми – будет спойлер. Поэтому читайте)
Тут и юмор шикарный, не из тех, что прям смех вызывает. Нет. От этого юмора у меня глаза квадратными становились. Не в смысле “что это за фигня?”, а в смысле “о-го-го! забавненько то как!”. Тут и пошлости есть – это да. Но они какие-то такие милые, весёлые. Улыбку вызывают искреннюю. А под конец я вообще смеялся! Кульминация та ещё!
Герои же тут узнаваемы настолько, что прозвучат три слова и ты уже знаешь о ком речь. Все - индивидуальности, все - по своему забавны и серьёзны. Их не спутать. Прорисованы на сто процентов!
Но главное – смысл. Это не просто юмористический роман. Это – роман-луковица, с множеством подтекстов. Если автор не с того не с сего выдаёт какую-нибудь финтиклюшку, будьте уверены – она неожиданным образом аукнется в будущем! Лично я углядел для себя два основных подтекста – то, как окружение меняет человеческую личность, и то, как старое поколение попало в водоворот культурной революции. Что касается первого – тут я сразу вспомнил, как моя личность менялась при переезде в какой-либо город, при переходе в чью-либо кампанию. И поразился - как это я раньше этого не замечал?! Читателю автор предоставил замечательную возможность наблюдать как подстраиваются вкусы и характеры даже у сформировавшихся людей, он выявит их настоящий потенциал, он их исследует. И это интересно. Что касается второго подтекста – революция хиппи в университетах, начало сексуальной революции, зарождение культа феминизма – эта тема всегда была мне особо интересна. Уже так или иначе встречал её в романе Дика “Пролейтесь, слёзы”, в фильме Антониони “Забриски Поинт”, и теперь вот встречаю тут. Автор пытается охватить всю эту революцию глазами старого поколения. Показать, как это влияет на них, на их судьбы. И у него таки получается это сделать. И концовка романа, таким образом, представляется мне прямо таки гениальной – продолжение следует. И особенно меня радует, что это продолжение есть! В скором времени приступлю к чтению!

Я в самых радостных эмоциях после прочтения! Умно, легко, занимательно! Все ожидания оправдались и даже сверх того! Теперь вот у меня окончательно укрепилось желание ознакомиться со знаменитым Малкольмом Стэнли Брэдбери – учителем Кадзуо Исигуро и Йена Макьюэна. Ведь Малкольм – друг Лоджа, их творчество часто сравнивают. И если он будет хотя бы наполовину так же хорош как Лодж – то это однозначно будет плюс!

Это гладиаторское приветствие отлично подходит и к моему отношению к книге. Тем, кто, как и я, не в состоянии держать в голове десятки имён сразу, причём имена эти по большей части либо одинаковые, либо близкие в написании, рекомендую при чтении держать под рукой верные орудия - ручку и блокнот. Только с их помощью можно хоть как-то организовать этот чудовищный хоровод имён и родственных связей. С последним у знатных римлян просто беда. Такого количества своих и усыновлённых детей, при этом не только племянников-племянниц, включая внучатых, но и состоящих в дальнем родстве, в одной семье мало где встретишь. Вот, например, род Юлиев-Клавдиев. Это же чёрт знает что такое! А ведь есть ещё и посторонние люди, которые так или иначе участвовали в жизни императорского дома...

Но понятно, что это всё не в качестве претензии к книге, ведь историю целой эпохи невозможно описать в рамках трёх-пяти персонажей. Просто надо иметь в виду, что актёрский состав тут многочисленный и пёстрый. Кроме того, автор всё же старался облегчить читательский труд, вводя героев постепенно и довольно подробно описывая обстоятельства их появления. Роман же представляет собой длинный и скрупулёзный рассказ от лица самого Клавдия, который он начинает издалека - со своей бабки и деда, то есть с эпохи правления императора Августа, в которую он родился и рос. Затем он плавно переходит к описанию своей взрослой жизни, и тут речь уже об императорах Тиберии и Калигуле. Клавдий, будучи не совсем здоровым ребёнком, рос в стороне от политических игр и не рассматривался семьёй как возможный преемник императора. Вероятно, это спасло ему жизнь в той кровавой гонке за власть, которой отличалась вся эта семейка.

Книга увлекательная, да. Несмотря на огромное количество персонажей и событий, читается взахлёб. То есть это настоящая художественная история. Конечно, вымысел тут преобладает, но основные факты соблюдаются неукоснительно. Античные авторы обычно описывают Клавдия как слабого и безвольного. Вместе с тем историки отмечают, это относится скорее к последним годам правления, когда власть, под напором амбициозных и ужасных жён императора (Мессалина, а затем Агриппина), ускользала из его рук. У Грейвза, который заканчивает свою книгу на 24 января 41 г. - дне, когда после убийства Калигулы дворцовая гвардия объявила случайно найденного и немого от страха Клавдия императором (а сенат эту кандидатуру потом поддержал), понятное дело, Клавдий ещё другой. У него уже есть те самые черты, которые отметили историки, но они пока имплицитны. Какой простор для воображения! И Грейвз тут не ударяет в грязь лицом.

Ну и конечно, книга содержит массу так любимых мной исторических подробностей, включая даже вымышленные. Триумфами и свадьбами, наверное, уже не удивишь тех, кто читает книги про Рим, а вот спор Поллиона и Ливия, римских историков того времени, умиляет до улыбки Чеширского кота. Интересна история тайного архива одиозной Ливии, у которой все документы были зашифрованы с помощью первых ста страниц Гомеровской "Илиады", интереснен предсмертный диалог Ливии и Клавдия, где она исповедуется внуку, интересны взаимоотношения в римской армии, освящённые в главах про Тиберия и Германика, интересны взгляды на брак в разных слоях общества. Вот например, в знатных семьях новоиспечённая жена попадала в полную зависимость от главы семьи. А в менее аристократических семьях женщина могла законно выйти замуж и при этом остаться независимой и держать под контролем собственное добро, если она гоговаривала себе в качестве особого условия, что три ночи в году она будет спать вне стен супружеского дома - это лишало мужа права смотреть на неё как на свою собственность.

В общем, всё тут интересно.

Читать было больно.
Читать было прекрасно.
Читать было невозможно больше чем по странице...
Мне казалось, что пока я не читаю у героя есть хоть небольшая возможность отдохнуть, поспать, не вздрагивать от каждого шороха, не мучится все теми же неотступными мыслями, не продолжать свое бесконечное путешествие, не пить в конце концов, пытаясь заглушить боль...

лисицы имеют норы и птицы небесные — гнезда, а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову" (Матф.8:20).

Тщеславный пухлощекий сын лавочника выбрал себе теплое местечко под солнцем - карьеру священника. Сытно, спокойно, всеобщее уважение и гарантированное местечко в раю... Как все изменилось с тех пор!
Десятый год, оборванный, в лихорадке и постоянном страхе, по забытым Богом и людьми лесным селениям: совершать литургии, принимать исповеди, причащать, крестить.
Если бы только не осознавать так ясно (не зря учили в духовной академии!), что только дьявольская гордыня водит его по лесам десятый год под угрозой расстрела. Что он плохой человек и плохой священник. Что он любит мучительной любовью только ужасный, уродливый плод своего греха, хотя любить-то он должен всех, каждую душу.
Если ты веришь в Бога, куда ты денешь осознание своих грехов? Нет, не спрячешься за самодовольством, не примиришься с собой, не полюбишь себя. Кого ты этим обманешь? Себя? А смысл? Его?... Как стыдно прийти к Господу с пустыми руками... Как поздно - за полчаса до расстрела - осознать, что в этой жизни имеет смысл только одно: быть святым.
"Мученник"! Издеваются они, что ли? Мученники не бывают настолько нечисты.

Как же я люблю такие книги, из которых невозвожно выдрать цитату без крови - слишком все сплетено, у которых невозможно пересказать сюжет - получается "не про то" и "скучно". Как я люблю книги, где я не рыдаю жалостливо над судьбой несчастных, но сердце рвется тем сильнее. И гул вопросов в голове и рой ответов... и какой из них правильный?
Это издание книги - не классический перевод Натальи Волжиной, это перевод Александра Меня. Кажется я понимаю, почему он захотел единственный раз в своей жизни перевести художественное произведение...

Перед нами не только роман, подаривший нам топоним Шангри-Ла, но и участник списка "Сто лучших книг фэнтези". Не того спорного недавнего перечня Times, а трушно-хардкорного списка Муркока и Которна!
Ну что сказать, и мэтры, бывает, ошибаются.
Что в этом романе есть — желание бежать от мира в некую идиллию.
Многословно и практически бессюжетно.
Безусловное достижение автора — чёткое предсказание Второй Мировой за несколько лет до её начала.
И да, роман крайне английский.
Сюжет незамысловат: четыре человека западной цивилизации (монахиня, американец-авантюрист и два английских джентельмена, лет сорока и лет двадцати с небольшим) попадают в затерянную в горах Тибета долину, где расположен ламаистский монастырь Шангри-Ла.
По тому, что "Шангри-Ла" — это название известного яркого и суетного казино, у Вас может сложиться превратное впечатление о быте обители.
Шангрила-Ла в романе — оплот умеренности, умиротворения и неспешности. Той умеренности, про которую сказано — "Но поелику ты теплъ, а не горячь и не холоденъ, то изблюю тебя изъ устъ Моихъ."
Целью лам (на самом деле выходцев из западного мира) является сохранение достижений цивилизации, которая, по их мнению, будет непременно уничтожена в горниле будущей войны. И это странным образом отсылает нас к задумке Основания/Фонда/Академии Азимова. Уверен, Айзек читал крайне популярный в то время "Потерянный горизонт".
Людям, скучающим по отпуску, крайне не рекомендуется! Захочется, как мне, всё бросить, и пойти искать дорогу к Шангрила-Ла.
Все в один голос твердят, что это приключенческая повесть. Ну, я бы так не сказал. Это не Дюма, не Жюль Верн и даже не Сакс Ромер. Динамики минимум.
Вещь крайне компактная, читается быстро.
6(НЕПЛОХО)

Очень похоже на описание в романе

Исторический роман, необычный тем, что рассказ ведется от лица главного героя, от "Я, Клавдий". Я обычно такое в книгах не очень люблю, вообще не люблю, если честно, потому что, как мне кажется, авторы немного впадают в шизофрению и слышат несуществующие голоса персонажей и видят в голове своей некие картины, совсем необязательно происходившие в реальности. И если авторам фэнтези, нф и маг реализма такое прощается и наоборот приветствуется, то в случае с реализмом принять домыслы реальности куда труднее.

Но вот у Грейвза получилось. Историк, который смог. Вообще недавно ходил по интернету мем про мужчин (всех), которые, оказывается, думают о Римской Империи как минимум раз в неделю. Штааааа? Уже тогда у меня брови полезли к затылку. Долго не могла поверить, ну, потому что я о Римской империи, как правило, не думаю вообще. Но опрос близсидящих мужчин эту информацию подтвердил. Хотя могли и наврать, выпендриваясь, но зачем? Что в этой Римской Империи такого, чтобы о ней думать?

Роберт Грейвз мне рассказал. Он рассказал, наверное, о не самом драматичном периоде, но об одном из. Чуть-чуть не дойдя до Нерона, но застав Юлия Цезаря, Октавиана Августа, и более жестоких товарищей: Тиберия и Калигулу, мы будем следить за перипетиями римской жизни глазами будущего императора Клавдия. На самом деле его зовут не так, а вот так: Тибе́рий Кла́вдий Це́зарь А́вгуст Герма́ник, но мазафак их всех так звали в тех или иных вариациях. Тут от перемены мест имени меняется император.

Так вот первую половину книги мы будем наблюдать за Гай Ю́лий Це́зарь, который Октавиан Август, и его супругой Ливией Друзиллой. Вот это женщина! Борджиа отдыхает! Вообще планировалось, что она будет одной из главных антагонисток книги, и так и было, но как же я ею восхищаюсь. Жить в бесконечно мужском мире, происходить из далеко не самого знатного рода и взлететь на самую вершину, да как! Прожить до 86 лет, продолжать фактически править целой империей до самой старости, расправляться с врагами, даже не будучи уже женой императора (только матерью императора!) Какая же крутая тетка! Может, она и не самая приятная женщина, но ею хочется в каком-то смысле восхищаться. Настоящая подколодная змея-отравительница.

Как она сначала выбрала не того мужа, но быстро переметнулась к Октавиану Августу. Как она науськивала второго мужа против его соправителя Марка Антония, как она фактически установила саму Империю (это после Республики то). Правда, потом все эти имперские шашни вылились в диктатуру Тиберия, который был далеко не Октавиан по жестокости и порочности, а потом и в безумие Калигулы, который с самого детства рос несколько неуправляемым и нездоровым психически.

Остается только догадываться, как во всех этих интригах к власти в итоге сумел прийти самый хилый, хромой заика и далеко не самый отважный воин Клавдий. Кажется, как раз его хромота, заикание и слабое здоровье тут сослужили сильно в плюс. Никто и предположить не мог, что он вообще однажды будет на этот "трон" претендовать. Во времена геркулесов и прочих героев хиляк и слабак Клавдий вообще считался чуть ли не умственно отсталым, ведь он не мог ни упражняться в беге, ни в борьбе, не мог особо выступать на публике, у него сразу начинался нервный тик и истерический смех. Бабка Ливия Друзилла так и вовсе запретила приходить ему на семейные ужины, аппетит у нее портился. Мать тоже была несколько недовольна такой обузой, и Клавдия, скорее, терпела, чем была ему собственно матрью.

Клавдий же однако нашел себе интерес в истории, много читал (а что ему оставалось), проводил исследования отцовского правления, вел беседы с учеными мужами, так что совсем дураком он не был, я бы сказала, что он вообще проявил себя искусным дипломатом, пройдя сквозь все интриги бабки, Тиберия, а потом пережил и психопата-племянника, хотя далось ему это нелегко, был он одним из самых приближенных к тому людей.

Между прочим, семья сама себя переубивала, и в первую очередь, сильных, храбрых, но благородных, ее членов: Друз, Германик, Постум и т.д. Можно сказать, что Ливия отравила всех, расчищая дорогу ко власти своему сыну, а потом и внуку. Выжили самые отпетые. Правда, сейчас, как это принято, некоторые историки пытаются Калигулу оправдать, мол, изначально он был хорошим правителем, а с катушек съехал после менингита. Ну да, ну да, это и про Ивана Грозного так начали говорить, мол, хороший был царь, скоро и других тиранов тоже начнем воспевать, время такое, располагающее.

И так мы проследим весь жизненный путь Клавдия, как будто бы читая его собственный дневник, вплоть до избрания его императором после убийства в результате заговора Калигулы, причем "избрали" его довольно интересно. Клавдий прятался от заговорщиков несколько часов, и в результате они заметили его голые ноги за одной из портьер. Военные его узнали, вспомнили, что он из "Семьи", ну и "избрали". Хилого, хромого и заику. Ну тут уж любой был бы лучше, чем безумец, сделавший своего коня сенатором.

Автор сумел меня заинтересовать темой, которой я особо не интересовалась никогда до этого, даже сериалы особо не смотрела, и фильмы тоже. А сейчас я ужасно хочу продолжения, как же там Клавдий без меня справляется с империей.

Я очень люблю университетскую тему, особенно если фигурирует непосредственно учебный процесс. Даже вполне не против различных межличностных отношений вне университета, потому что понимаю, что это инструмент для автора сделать книгу интересней. Но на мой личный взгляд, конкретно в данной книге университетская тема представляет собой очень узкий местный юмор, который понять полностью смогут только отдельные "люди в теме". Основной же сюжет крутится вокруг секса. Вот только проблема в том, что в теме секса автор себя всячески ограничивал, ведь пишет университетский роман (а может просто из соображения приличий). В итоге оба столба книги (университет и секс) вышли "ни рыба ни мясо". Я немного завышаю оценку, потому что чтение было легким, тема любимой, местами интересно. Хоть и не покидало ощущение "всё бы переделала".

Брюс Чатвин – английский журналист с довольно разносторонними интересами (он был экспертом по импрессионизму в аукционном доме Сотбис, работал в отделе искусства и архитектуры журнала «Санди Таймс») своё основное время проводил в путешествиях по миру, которые давали ему материал для его литературных работ. Одной из которых и стала «В Патагонии», где жанр «путевые заметки» позволил ему делиться с читателями своими впечатлениями об этой огромной и почти неизвестной широкой публике области Южной Америки. Случайно прочитанный отзыв обратил моё внимание на эту книгу и она дождалась, наконец, своего часа.

Впервые о Патагонии я, как и многие читатели Жюля Верна, прочитала в «Детях капитана Гранта», герои которых преодолевали Анды и аргентинскую пампу, следуя по 37 параллели.
Автор «В Патагонии», несомненно, тоже был знаком с этим бессмертным романом, но у него была и своя, гораздо более личная причина интересоваться этой частью мира. Когда-то его двоюродный прадед прислал его бабушке в подарок на свадьбу кусочек шкуры с сохранившейся на ней шерстью. Артефакт хранился в бабушкином серванте под кодовым названием «шкура бронтозавра» и был обещан автору, «когда вырастет». Детские впечатления обладают такой силой, что стали дополнительным поводом для Брюса Чатвина посетить эту страну.

Книга состоит из множества микро-рассказиков, каждый из которых посвящен кусочку его пути по огромной, своеобразной и, что уж там говорить, невероятно отсталой во многих отношениях стране. Необходимо помнить, что путешествие это происходило более полувека назад, в 70-х годах прошлого века. И то, что автор преподносил как некую экзотику, могло, на мой взгляд, быть простым недопониманием состоятельного гринго бедственного положения местного населения, начиная от беспробудно пьющих индейцев и гаучо и заканчивая вырождающимися кланами многочисленных переселенцев. Он даже с Россией какие-то параллели проводил. Население страны — местные индейцы и потомки колонистов, изгнанники всех мастей. Здесь и немецкие эмигранты, и валлийские переселенцы, и русские, попавшие в плен гитлеровцам во Второй Мировой, не решившиеся после этого вернуться в Россию. Шотландцы и буры, «потомки несгибаемых африкандеров, эмигрировавшие в Патагонию в 1903 году, из одного лишь отвращения к «Юнион Джеку», тоже получили от аргентинского правительства огромные участки плодородной земли. Так хорошо начавшаяся жизнь колонистов, в ХХ веке постепенно ухудшается, многочисленные революции и падение мирового спроса на аргентинскую шерсть делаются причиной разорения мелких и средних хозяйств. Дети переселенцев уезжают в большие города, белокаменные эстансии становятся безлюдными, а оставшимся в них все труднее найти себе пару. Но они держатся. "Это наша родина, сынок."

Двигаясь от эстансии к эстансии, собирая коллекцию человеческих типов и образов, Чатвин следует причудливым маршрутом, сворачивая с дороги в тот момент, когда его поманит в сторону очередная диковинка, упоминание о необычном человеке или местности. Словно Гермес, бог странников, в которого, как он сам говорит, он верит больше, чем в любую другую фигуру из традиционных религий, он смотрит на эту жизнь отстранено, чтобы не сказать свысока, их беды и радости не задевают его, лишь служат темой для еще одной заметки. Лица людей из прошлого и настоящего сменяют друг за друга и иногда сливаются в бесконечную ленту. Но иногда в этих описаниях звучат чистые, щемящие ноты и очевиден взгляд настоящего художника.

... он сыграл мазурку, которую Шопен диктовал на смертном одре. Свист ветра раздавался на улице, и музыка призрачно реяла над пианино, как листья над могильным камнем, и можно было легко вообразить, что находишься в присутствии гения.

Целое детективное расследование он провел по истории bandoleros norteamericanos — северо-американских бандитов, вроде банды Бутча Кэссиди, которые, когда им прищемили хвост в Штатах, перебрались в Южную Америку и там еще долго разбойничали в Чили и Аргентине, обеспечивая головной болью директоров банков, губернаторов и шерифов. Существует настоящий фольклор с историями их поимки и гибели, многие из которых они же сами и сочинили, чтобы позже под другими именами, спокойно зажить богатыми эстансиеро, и скончаться в своих постелях в окружении любящих родственников.

Еще одна тема – природа. Горы, равнины, берега Рио-Негро, это тоже мир Патагонии. Безлюдные равнины сменяются плодородными долинами, с горными вершинами на горизонте. Рассказы же о судьбе детей этой земли —индейцев-пеонов полны горечи. Индейцы, когда-то великая нация, ныне беспробудно пьют, когда-то ловкие и сильные работники, поднявшие вместе с переселенцами эту безлюдную землю, вырождаются и гибнут.

Другая сюжетная линия – палеонтологическая. От плезиозавра и бронтозавра, кусочек которого хранился в бабушкином серванте, и который на поверку оказался гигантским ленивцем, шкуру и кости которого предок автора презентовал Британскому музею, Брюс Чатвин перебирает флору и фауну региона со страстью истинного натуралиста. А история с плезиозавром имела также нешуточную политическую подоплеку, о которой рассказывается с мягким юмором. И о литовце Казимире Слапеличе, который 50 лет назад обнаружил в ущелье скелет динозавра и о том, как автор искал единорога в наскальных рисунках, о которых ему рассказал отец Паласиос, великий человек, и как почти пешком дошел до Рио-Рабальеса, который называли Золотым городом.
Но при всей приязни автора к неизвестной стране и живущим в ней людям, мне порой чудилось этакое любопытство энтомолога, разглядывающего особенно редкую бабочку, насаженную на его булавку. По всей видимости, века колонизации заложили что-то такое в англичанах на генетическом уровне.

А Южная Америка и по сию пору является самой притягательной частью мира для авантюристов всех мастей, наверное, что-то в ее атмосфере их так притягивает, а количество чудаков и безумцев рекордно для этой местности, где плотность населения составляет два человека на квадратный километр. Мир гротескный и причудливый с точки зрения европейца и естественный для местных жителей. И совершённое литературное путешествие с этим странно-притягательным, язвительным и сентиментальным спутником доставило мне истинное удовольствие.

Нора Вебстер, вдова лет 45-46 и мать четверых детей, скорбит по своему умершему мужу Морису. Она настолько погрязла в своей эмоциональной отчуждённости, что забросила воспитание двоих сыновей. Пока Морис умирал, мальчики жили у нориной тёти. Старший, Донал, начал заикаться - Нора ни разу их не навестила.
Нора не терпит жалости соседей, ей надоела череда их визитов с соболезнованиями. Всё, чего ей хочется - это забыться в дальней комнате наедине со своими мыслями. Но приходится выйти на работу, так как вдовья пенсия невелика, а сыновья ещё дети, с их детскими запросами и потребностями. (Ещё есть две дочери, но они уже не живут с матерью - Айна доучивается в школе, а Фиона вроде уже работает. Вот с ними у Норы нет вообще никаких отношений по типу "мать-дочь".) Так и проходят те 3-4 года, которые описаны в этом романе.

Честно скажу, по сравнению с этой книгой "Бруклин" не так уж и плох. Да, Эйлиш, можно сказать, ни рыба ни мясо, но хотя бы долю симпатии она у меня вызывала. К Норе я испытывала лишь глухое раздражение.
Чего хочет эта женщина? Да, у неё есть некая внутренняя драма, не спорю, но что ей нужно? Правда ли она любила мужа? Что-то не особо верится, глядя на её отношения с остальными членами семьи. Да, в некоторые моменты героиня готова идти против общества, но для чего? Она холодна, замкнута, где-то даже пренебрежительна и ведёт себя по-снобски; по большому счёту ей плевать на детей (тот факт, что она хотела устроить пикет и проклясть всех учителей, когда была не согласна с решением школы по поводу перевода младшего сына Колина в другой класс, я расцениваю скорее не как заботу и любовь, а как "почему бы и нет, всё равно нечем заняться", "да тут ещё его отец преподавал, как они могли" и т.д.) Нора думает только о себе. Мне было интереснее читать про её сестёр, про её безалаберную коллегу - дочку босса, про профсоюз, про уроки пения. А про Нору - нет. Но при этом совсем плохую оценку книге поставить я тоже не могу, потому что начало было многообещающим.
Колм Тойбин считается мастером тихой драмы, его произведения полны подтекста, но тут с этими двумя определениями лично для меня перебор. Слишком много раздражающей, гулкой тишины, по которой хочется пройти колесом, эгегейкнуть, да сделать хоть что-то звонкое. Да и не всегда хочется читать между строк, особенно если повествование местами откровенно скучно.
Да, автору удаётся неплохо показать маленькие радости героев, из которых и состоит жизнь, но иногда этого мало.

Везет мне в этом году на авторов, для которых писательский труд не является основным, а их произведения находятся на грани художественного и документального. Вот и Оливер Сакс, в первую очередь, невролог и нейропсихолог, но мировую известность ему принесла писательская деятельность. Являясь популяризатором медицины, Сакс в своих книгах описывает врачебную практику, но применяя к сухому контексту медицины иной подход. Описывая истории "пробуждений"автор подходит к пациентам не только с механической точки зрения, как к объектам для исследования, но и с человеческой, видя в них прежде всего людей, со своими переживаниями и душевными муками.

Страшно подумать, что подобного рода болезнь, как летаргический энцефалит и последовавший за ней синдром постлетаргического энцефалита имели место быть. Между тем Сакс называет это великой эпидемией сонной болезни и приводит цифры в почти пять миллионов человек, которым эта болезнь искалечила жизни. Причем нельзя назвать это сном в прямом понимании этого слова, это метафорический "сон", который обусловлен апатией, отсутствием эмоций, трансом, обездвиженностью и прочим. Больной и не спит, и не бодрствует, являясь по сути статуей, живым трупом, безучастным зрителем пролетающей жизни, будто находясь на бесконечном сеансе в кинотеатре без возможности покинуть зал. Только представьте, люди у которых была своя жизнь, карьера, друзья, семьи, планы на будущее, постепенно впадали в состояние схожее с летаргическим сном. Люди, которых возможно ждала совсем другая жизнь, оказались в заложниках болезни, запертыми в своем организме и разуме как в индивидуальной тюрьме, сроком на несколько десятилетий.Одним, эта болезнь перечеркнула семейное счастье, другим - детство и юность. Чьи-то мужья, жены, сестры, братья, сыновья и дочери в какой-то момент теряют связь с реальность, а потом попадают в еще одну тюрьму - госпиталь для хронических больных, поскольку родные не имеют возможности ухаживать за ними должным образом или не желают."Пробуждения" - это история людей, доживающих остаток своих дней в госпитале "Маунт-Кармель", без надежды на спасение, поскольку лекарства от болезни нет. Так было до 1969 года, пока не появилось новое экспериментальное лекарство "Леводопа", и Оливер Сакс не решил испробовать его на своих, казалось-бы, безнадежных пациентах.

"Расскажите нашу историю, иначе о ней никто не узнает" - именно об этом просили Сакса пациенты, побуждая его к публикации книги, и он сделал это более чем достойно, описав истории болезни двадцати с лишним пациентов, живых людей, чья судьба сложилась очень плачевно, и чуда, которое с ними произошло летом 1969 года. Это история их борьбы за выживание и надежды на возвращение к нормальной жизни. Людей, чья жизнь разделилась на "до и после болезни", а затем на "до и после" приема леводопа, препарата, который должен был стать чудесной панацеей, но для большинства стал очередным кошмаром. В то время как все газеты писали о лекарстве как о настоящем чуде, Сакс показал обратную, темную сторону препарата. Эйфория от "пробуждений" и последовавшими невероятными улучшениями состояния больных сменяется страхом и трезвым взглядом на жуткие побочные эффекты препарата. Но кто остановится, когда надежда на спасение забрезжила на горизонте, вот она, рядом, только руку протяни, но ты эту руку даже поднять не можешь. И как чувствует себя врач, который одновременно дал тебе и новую жизнь, и новые кошмары, став для пациента одновременно и богом дарующим благо и дьяволом это же благо забирающим. Конечно были разные случаи: как почти полностью положительного эффекта, так и полностью отрицательного воздействия препарата. Причем как пишет Сакс, парадокс заключался в следующем: чем более безнадежным казался больной, тем лучший эффект оказывал на него прием лекарства. По сути леводопа стала помогающим средством, без которого многие пациенты не могли обойтись, но не спасительным. После начала приема многие впадали в зависимость, и хоть препарат и имел негативное воздействие, без него больному становилось еще хуже. Вот такая дилемма, у тебя есть выбор: плохо или еще хуже, но все-же есть небольшой шанс, что все наладится. Леонард Л. самый первый пробудившийся пациент Сакса, дает на мой взгляд, исчерпывающею описание чувств от приема леводопа:

«Сначала, доктор Сакс, — признался он, — я думал, что леводопа — самая чудесная вещь на свете, и я благословлял вас за то, что вы дали мне этот Эликсир Жизни. Потом, когда все пошло плохо, я решил, что в мире нет ничего хуже леводопы. Это был, как мне казалось, смертельный яд, лекарство, которое швыряет человека в самые глубокие бездны ада. И я проклял вас за то, что вы дали мне его. Мои чувства постоянно менялись, я переходил от страха к надежде, от ненависти к любви. Теперь я принял свое положение. Оно было чудесным, ужасным, драматичным и комичным. Сейчас, в самом конце, я испытываю грусть и печаль. Вот и все, что осталось. Лучше будет, если меня оставят в покое — с меня хватит лекарств. Я многому научился за последние три года. Я смог преодолеть барьеры, за которыми провел всю свою жизнь. И теперь я останусь самим собой, а вы сможете сберечь леводопу».

Кроме применения "механического" лечения, Сакс рассматривает проблематику отношения к больным. Почти в каждом случае у пациентов наблюдались значительные улучшения самочувствия при встречах с семьей. Поразительно, насколько простая человеческая теплота, любовь и семейные узы могут помогать в данном случае. Видно, что для пациента важно не только медикаментозное лечение, но и поддержание теплой атмосферы, особого состояния душевного покоя. Доказательно это и тем, что, лишившись возможности видеть родных, пациенты впадали в глубокую депрессию и буквально угасали на глазах, что в большинстве случаев приводило к скорой смерти. Как считает Сакс, подобная смерть, связанная с угасанием, является следствием потери воли к жизни, с чем я полностью согласен. Так же примечательно и то, что после смены руководства госпиталя в 1973 году, дела у многих пациентов улучшились, в связи с отменой большей части части строгих правил и более человечным подходом к больным. Это еще раз доказывает необходимость человеческого ухода, внимания и душевной теплоты, причем не только от родных, но и от мед. персонала. Сакс очень точно описывает свою точку зрения на подход к пациентам:

Диагностическую медицину можно свести к механистическому применению правил и методик, каковое можно поручить компьютеру с не меньшим основанием, чем врачу. // Такая механистическая и технологизированная медицина является этически нейтральной и эпистемологически оправданной — она постоянно развивается и уже спасла бесчисленное количество жизней. Медицина становится неоправданной и неверной, только если из нее исключают немеханистический и нетехнологический подходы: то есть когда она вытесняет клинический диалог врача и больного и подменяет собой экзистенциальные подходы. Случаи абстрактны, больные же — конкретные люди, страдающие, сбитые с толку и охваченные страхом. Больные, конечно же, нуждаются в правильном диагнозе и верном лечении, но они в не меньшей степени нуждаются в понимании и заботе. Они нуждаются в человеческом отношении и экзистенциальном общении, каковые не может обеспечить никакая технология.

Слишком долгое вступление, которое занимает почти четверть книги , и состоит из двух предисловий, вступления и пролога, может оттолкнуть читателя, но важно сказать, что "Пробуждения" очень сильная и тяжелая книга, и дело не в том, что продираться через все медицинские термины сложновато. Сами истории пациентов Сакса до боли ужасающи. Я понимаю, что воображение не может передать и половину тех мучительных ощущений, которые испытали больные, но даже та толика осознания рисует очень страшные картины. Ты читаешь их истории за пару дней, но память об этих людях остается надолго. Это книга бьет сразу по всем болевым точкам, попадая даже не в сердце, а проникая в душу. Не сопереживать этим людям просто невозможно. Такие книги очищают, помогают посмотреть на мир иначе, понимаешь, что все твои проблемы - пшик в сравнении с тем, какую участь приготовила жизнь героям "Пробуждений". Это невероятная сильная человеческая драма и я уверен - выдающаяся книга.

В полном издании Сакс описывает как сложилась жизнь героев книги вплоть 1982 года, и, хотя во многих изданиях эпилог 1982 года присутствует, в некоторых он обрублен и этой информации нет. Так же в наиболее полном издании автор добавляет несколько научных статей и историю создания пьес, радиопостановки, документального и художественного фильмов, основанных на книге. Еще в предисловии Сакс крайне рекомендует к просмотру документальный фильм "Пробуждения" 1973 года, в котором запечатлены события и люди, описанные в книге, который, к сожалению, я не смог найти. Я в свою очередь рекомендую посмотреть фильм "Пробуждение" 1990 года, основанный на истории одного из героев книги Леонарда Л., которого замечательно сыграл Роберт ДеНиро, а самого Сакса, не менее замечательно, показал на экране Робин Уильямс.

История жизни Клавдия, рассказанная от его имени и вписанная в римскую историю, начинается с детства и до момента провозглашения его императором, а случилось это, когда Клавдию было уже 50 лет. Клавдий якобы сам описывает историю своей жизни и своих родственников и делает это подробно, очень сдержанно и рассудительно. Такая форма романа оказывается весьма уместной, так как Клавдий и в самом деле увлекался историей и литературой.

Клавдий принадлежал к знатнейшему патрицианскому роду Юлиев-Клавдиев. Родился он в эпоху первого римского императора Августа, а вторая жена императора Ливия доводилась Клавдию бабкой. Клавдий с детства был робким и неуклюжим, прихрамывал и заикался, для военной и политической карьеры не годился вовсе. Более того, никто вообще не принимал его всерьёз, в роду было достаточно личностей более смелых и амбициозных. Даже более-менее серьёзную должность вряд ли можно было ему доверить, со своим заиканием обязательно что-нибудь напутает, а бабка Ливия, и вслед за ней многие, считали его вообще малость придурковатым. И кто бы мог подумать, что всё-таки когда-нибудь именно Клавдий займёт императорский трон, и 14 лет его правления будут относительно спокойными и разумными после долгого мрачновато-подозрительного правления Тиберия и недолгого, но безумно кровавого и расточительного Калигулы. А пока Клавдий в молодости копается в архивах и что-то там сочиняет из римской или карфагенской истории, никто попросту не обращает на него внимания.

И мало кто, лишь тот, кто общался поближе с Клавдием, мог оценить и его дотошный ум, и прекрасную память, и отсутствие вероломства в характере, которое было так распространено, что никого не удивляло. Позже, при императоре Калигуле, Клавдию приходилось проявлять чудеса смекалки и выдержки, чтобы сохранить себе жизнь или не допустить какой либо катастрофы.

Одним из самых ярких и просто потрясающих персонажей в книге (и в римской истории тоже) является Ливия, бабка Клавдия и вторая супруга Августа, с которой они прожили более 50 лет. В искусстве придворной интриги Ливия была мастером уже с 17 лет и до самой своей смерти лет в 86 окончательно не выпускала «вожжи из рук». Женщина необыкновенно властная, расчётливая, умела «нажать на нужные кнопки» и безжалостно «двинуть фигуры», никогда не теряла самообладания. Про неё можно сказать так - Август правит империей, а Ливия правит Августом. Одним словом, по Шекспиру - Дуче ностро дуче.

Ливия манипулировала наследниками, устраивала женитьбы и разводы, удаляла с дороги неугодных, устраняла соперников во власти, не взирая ни на какое родство, ловко заметала следы, так что никто не мог с уверенностью сказать, приложила ли она руку к той или иной смерти. В то же время создала разветвлённую стабильно работающую систему финансов, администрирования и информирования в империи и вела досье на все сколько-нибудь значимые в Риме семейства лично для себя. Нельзя в чём-то не восхититься ею, но жить более 50-ти лет под таким «игом» не выдержит никто.

Про Калигулу читать тяжело, настолько это бессмысленно и кошмарно. Калигула приходился правнуком Ливии и племянником Клавдию, и то, что Ливия поддерживала Калигулу, как наследника Тиберия, трудно чем-то объяснить, разве что следованием предсказаниям Сивиллиных книг. Просто психически ненормальный человек, даже на фоне всего вероломства, разврата и непомерного тщеславия, царившего в ту эпоху.

За время долгого правления Августа и Тиберия идеи республиканства постепенно забывались, все их ростки вытравила еще бабка Ливия, и даже 4 года под безумным Калигулой не всколыхнули этих идей. Вспомнив про благоразумного и некровожадного Клавдия, римское общество после смерти Калигулы с радостью вручило ему власть.

Если честно, не очень понимаю, что сказать по поводу этой книги. Очень уж неоднозначные впечатления у меня после нее остались.

С одной стороны, она производит положительное впечатление. Драматизм, интересные герои повествования, занимательный сюжет. И самое главное - прекрасный язык повествования. Это, пожалуй, для меня самое положительное качество книги.

С другой стороны - в книге очень уж много "чернухи". Я всё понимаю, тут и так не до веселья. Время описывается сложное, масса казней ни в чем не повинных людей, гонение католицизма, разбои и т.д. Но насколько неприятно, даже противно, автор раскрывает перед нами всю людскую мерзость...Книга вгоняет в очень нехорошее состояние. Как-будто тебя чем-то, мягко говоря, не очень приятным окатили.

А с третьей стороны, несмотря на политический контекст, книга очень религиозна. И даже несмотря на то, что она не была признана католиками, как эталон религиозной литературы, она вся пропитана религиозной составляющей. Да и не удивительно, что церковь её не приняла. Автор нам показывает религиозную тему с разных сторон. Как с положительной, так и с отрицательной. В том числе, даже элементарно сравнивая двух священнослужителей. Одного, правда, беглого и гонимого, а другого - принявшего правила игры власти и отказавшегося от своей веры (во всяком случае внешне). И какие же это разные личности! Вот за это автору один большой и жирный плюс.

А вообще, очень интересный опыт. Учитывая то, что, по-моему, это моя первая книга у автора. С интересом продолжу знакомство.

P.S. Любопытно, но я только в конце книги поняла, что главный герой безымянный. Его все называют падре, никогда не называя его по имени. И имени его читатель так никогда и не узнает. Интересно, что хотел автор этим показать?

Это совершенно разные вещи, но я все же сравню эту книгу с "Игрой престолов" Дж.Мартина, которая мне в свое время очень понравилась. Идет жестокая борьба за престол! История жизни Клавдия могла бы быть даже лучше, потому что эти события имели место в реальности, эти правители и их ближайшее окружение - реальные люди, которые жили несколько веков назад. Их жизнь была насыщена, наполнена сражениями, завоеваниями, интригами, кознями, заговорами, соперничеством ни чуть не меньше, чем в мире питателя фантаста. А образы какие яркие и запоминающиеся! Здесь вам и чудовища, психопаты, эгоистичные тираны, властолюбцы, извращенцы, калеки, мудрецы, отравители, подкаблучники, трУсы, смелые полководцы; матери, которые губят своих детей, дети, которые потихоньку уничтожают своих соперников из числа родных. Массовое скопление пороков, где нет места добродетели.

В который раз убеждаюсь по историческим произведениям, что если аморальный, безнравственный человек приходит к власти, сколько бед он может натворить. Власть еще больше портит уже испорченного человека, развязывает ему руки, открывает самые черные уголки души и не отпускает, привязывает к себе прочно. Человеческие существа составляют для тирана исходник, стройматериал. Он не чувствует вины, ни о чем не сожалеет. Лжив, ни к кому не привязан, эгоцентричен. Никакой писатель не передаст в полной мере, что происходит в воспаленном мозгу такого человека.

Клавдий прожил свои 50 лет при трех разных правителях, как оказалось, трех своих предшественниках — Августе, Тиберии и Калигуле. О жизни и смерти каждого из них он ведет свой рассказ. Путь к престолу, о котором герой даже не грезил. В романе очень много исторической информации, так же много имен, родственных связей и все подается быстро, сжато и сухо. Нет времени проникнуть в быт, атмосферу, характер, привыкнуть к одному герою, как уже спешит следующий и несет свои действия, события и исполняет свою короткую роль в истории Римской империи. Торопливость мешала, а некоторые детали хотелось бы видеть не в нагромождении друг на друга. Для меня это было тяжелое чтение, чем дальше, тем более тяжелое, приходилось временами заставлять себя вернутся к тексту. Интересно, увлекательно, но...Понимала, что в памяти после такого изложения останется слишком мало, я не успела насладиться историей, хотя она тянется полсотни страниц. Сложилось только небольшое понимание о жизни при дворе в Римской империи, неприятная такая картина сложилась.

Хотелось бы всю эту историю прочесть пусть и в большем объеме, но более детальную, насыщенную, немножко растянутыми по времени действиями, характерами, отношениями, чувствами, атмосферой того времени. Ведь это хорошая история, интересная. Мне часто надо осознать одно, чтобы постепенно перейти к другому, прожить, обдумать и пропустить через себя события и их участников, чтобы история четко отпечаталась в памяти.

Это было очень увлекательное чтение, и надо сказать, автору удалось написать роман так, что я совершенно не путалась в именах, что должно быть было совсем не просто. Ведь, как известно у женщин в Древнем Риме не было собственных имен, их называли родовым именем в женском роде, ему удалось обойти эту проблему. Мужское имя состояло из трех частей - собственного имени, родового имени и прозвища. Так как римляне использовали всего восемнадцать мужских имен, да к тому же имели склонность, постоянно усыновлять друзей и родственников, или брать себе новое понравившееся имя, в честь кого-то великого, то автор мудро решил называть своих героев одним именем, часто прозвищем, сначала и до конца повествования. Но на примере Гая Юлия Цезаря Октавиана Августа, при рождении Гая Октавия Фурина мы можем проследить, как происходила подобная трансформация. Также, для удобства читателя, даты даны в современном летоисчислении и многие географические названия употребляются на современный лад, это значительно упрощает ориентацию в пространстве и во времени.

Роман написан в форме автобиографии римского императора Клавдия, и освещает период от убийства Юлия Цезаряв 44 году до н.э. до убийства Калигулы в 41 году нашей эры. Клавдий рассказывает о правлении трех римских императоров: Августа, Тиберия, Калигулы. Так как роман автобиографичный, то все разночтения с известными нам историческими событиями можно списать на точку зрения автора романа - Клавдия, или умышленное замалчивание им одних и выпячивание других деталей. Наверняка, он хотел выставить себя в лучшем свете. Бедного глухого, хромого, заикающегося калеку, которого никто не принимает всерьез, не допускают к семейным торжествам и просто к общему столу. Пока семейка, во главе с бабкой Ливией, грызла друг друга в борьбе за власть, словно пауки запертые в банке, он писал исторические труды о своем отце и деде. В итоге все умерли, а он стал новым правителем Рима. За всеми интригами следила с неугасающим интересом. Удивительно, каким легким и быстрым в то время был развод, если дочери императора приглянулся чей-то муж. При этом вовсе не обязательно, чтобы она тоже ему глянулась, его согласия никто не спрашивал.

Любопытно будет ознакомиться и со второй книгой цикла, о правлении самого Клавдия.

…пять десятилетий «сна», за которыми последовало более двенадцати лет «пробуждения».

Право выбора. Что это? Есть ли оно у нас? Вопросы метафизические. Есть вечная борьба двух сил, в нашем случае, болезни и иммунитета, что победит? Есть ли в этой борьбе право выбора у человека? Сейчас время, когда в самой природе борятся два начала - зима и весна, тепло и холод. Мы каждый год наблюдаем за этой борьбой, в итоге одна из сил побеждает. Зима не длится вечно, одно состояние неизбежно сменяет другое. То же самое происходит при смене дня и ночи, взрослении человека: молодость и старость, влюбленность и любовь. Молодость - это данность или выбор, а старость - выбор или нет? Стареют все, но одни раньше, другие позже. Одни молоды телом, но стары душой, другие наоборот. Когда данность переходит в выбор, и когда право выбора заканчивается и снова переходит в данность? Где грань и есть ли она? Влюбленность - это данность или выбор, а любовь - ведь вполне осознанный выбор или нет? Жизнь и смерть, здоровье и болезнь, что данность, а что выбор? Может ли болезнь длиться вечно, а здоровье? Они взаимосвязаны и каким образом? Все это жизнь и заканчивается она для всех одинаково, и для больных, и для здоровых, но для одних в страданиях, а для других нет.
В какой реальности пребывает больной паркинсонизмом? В здоровой или больной? Если для него 6-тичасовое почесывание носа воспринимается как нормальное обычное движение, что для него время? Что происходит с его сознанием, когда он там? Автор задается подобными вопросами и призывает читателей поразмышлять об этом. Как говорит мой учитель: "90% болезней - это манипуляция окружающим миром на подсознательном уровне. Либо человек не тянет свои обязанности и хочет их свалить на кого-то, либо ему не хватает любви, внимания и т.д."
Оливер Сакс - врач-невролог, ученый, исследователь. Долгое время он наблюдал пациентов с постэнцефалитическим синдромом и пытался лечить их препаратом Леводопа. Результаты его исследований потрясающие, ошеломительные для всего научного мира. Люди, спустя 50 лет неподвижного состояния, получили возможность пробудиться к жизни, шанс почувствовать себя здоровыми. И вот тут встал вопрос выбора лично каждого пациента. Что для них значила болезнь, от чего она их защищала, чем помогала, и чем может обернуться выздоровление? Одни обнаружили, что постарели за это время, другие, что потеряли близких, третьи, что время изменилось, и еще множество более мелких причин. И это удивительно, но были такие, кому готовность жить в изменившихся условиях и в новом времени, любовь к жизни, к близким, выбор в пользу выздоровления помогли преодолеть обострения и так называемые побочные эффекты лекарства и продолжить жить пробужденными, смело смотря в завтрашний день, а были и такие, кому во сне оказалось лучше, безопаснее, спокойнее, и кто не преодолел обострение, не смог осознать свое желание, не смог решиться, сделать шаг вперед, смириться с потерями, либо просто уже перешел черту и организм физически не справился с непривычным для него состоянием. Страшно подумать, человек, который ребенком впал в недвижимое состояние, через 50 лет получает возможность жить, как обычный в нашем понимании человек. Он заснул ребенком, а проснулся взрослым мужчиной, есть ли тут право выбора? Оливер Сакс рассматривает эту задачу с разных сторон, что лучше для пациента, было пребывать в том спящем состоянии, или на короткое время вкусить радость движения, чтобы в конце концов снова заснуть? И от чего зависит длительность периода бодрствования?
Особое внимание уделяется чувству вины, которое испытывают пациенты, отрицая себя, свои желания, свои поступки, оправдывая болезнь, как результат искупления этой самой "вины", ведь каждому из нас есть за что чувствовать себя виноватым. Одни преодолевают чувство вины, а другие нет. Опять же прощение. Какую роль играет оно во всем этом?
Но несмотря ни на что, рядом с этими людьми всегда был врач, который ценил своих пациентов и учился у них методам преодоления недуга, отдавая должное их изобретательности и вводя эти методы в массы, позволяя пользоваться ими всем без исключения. И добивался таким образом прекрасных результатов. Врач, способный мыслить нешаблонно, размышлять и анализировать, постоянно работая над ошибками, принимая их и делая правильные выводы. Он учил своих пациентов стойкости характера, помогал им в спокойном принятии ситуации, чтобы не ждать чуда, возлагая пустые надежды только лишь на чудодейственное лекарство, но рассчитывать на свои силы, учитывать личную ситуацию больного и работать с тем, что есть, тем самым делая глобальные шаги к своему выздоровлению. В состоянии принятия ситуации пациенту приходил тот или иной способ облегчения своего состояния и препятствия регулярным кризам и зависаниям. Он превращал сложную борьбу с тяжелейшей болезнью в игру и исследование для пациента.

Неврологов часто считают хладнокровными созданиями, которые решают симптомы и синдромы как кроссворды или головоломки. Неврологи едва ли смеют проявлять эмоции, но… именно эмоции, теплота чувств освещают истинную работу невролога.

Книга сложная, специфическая. Книга насыщена специальными медицинскими терминами, читать такое тяжело. От таких книг клонит в сон, мой сын теперь просит меня постоянно почитать ему "книгу про энцефалит" перед сном, чтобы заснуть. Кроме того, книга морально тяжела. Когда читаешь о страданиях этих больных, понимаешь, что ничего не смыслишь в жизни, что разбазариваешь то, что дано природой, разбазариваешь свои ресурсы не так и не туда. Нам многое дано, но в большинстве своем мы не ценим. А жизнь прекрасна, и прекрасно то, что мы можем это видеть, слышать ощущать. Пока можем…

Оливер Сакс более известен своей книгой Оливер Сакс - Человек, который принял жену за шляпу , по крайней мере, мне так показалось со стороны. Меня эта книга не привлекала, поскольку я выбираю себе чтение в основном по названию, а уже потом по аннотации. Потом кто-то сказал, что это книга на медицинскую тематику, к которой я неравнодушна. Книга и автор попали в мои заметки "на потом". И вот, сама судьба преподносит мне этого автора, правда с другой книгой. И аннотация меня заинтересовала еще больше!

Несмотря на то, что Сакс пишет о науке популярно и старается переводить научные термины на понятный нам разговорный язык, книга эта больше научная, чем популярная. Это не заметки из жизни врача скорой помощи или акушера, это - истории болезни реальных людей.

Итак, 10-20-е годы прошлого века. По миру пронеслась эпидемия летаргического энцефалита, так же известного как сонная болезнь (хотя вообще-то это другое заболевание). Острая фаза проходит достаточно быстро вплоть до полного выздоровления. Но затем, через месяц или через несколько десятков лет, приходит неизбежная вторая фаза. Многие больные впадали в кому, тот самый летаргический сон. Никто не знал, что это и как с эти бороться. Я удивлена, что в принципе эти люди спали десятилетиями, ведь в конце 60-х годов они начали просыпаться. Так же часто у больных развивается постэнцефалитический паркинсонизм. (Я боюсь запутаться в терминах).

В книге описаны истории 20 человек, страдающих от этой и других сопутствующих заболеваний. Оливер Сакс работал в госпитале Маунт-Кармель. Несмотря на то, что все истории и люди разительно отличаются друг от друга, по прочтении я поняла, что в принципе везде одно и то же. Когда у больных начали проявляться признаки паркинсонизма, их решили попробовать лечить леводопой - лекарством, использующимся при лечении болезни Паркинсона. Как я поняла, при лечении Паркинсона эффект от леводопы менее яркий, чем от лечения постэнцефалитического паркинсонизма, где больных швыряет из стороны в сторону от приема этого лекарства. Так и хотелось сказать, ну зачем? они и так мучаются, а тут еще вы, то дающий, то отбирающий надежду...

Автор неоднократно поясняет, что в книгу вошли пациенты, показавшие самый яркий эффект от применения леводопы. Может это и правильно, потому что именно таким образом можно увидеть все крайности возможных результатов. По большому счету, как я говорила выше, все описанные истории болезней развиваются по одному сценарию: обездвиженному больному начинают давать препарат, постепенно увеличивая дозу, эффект наступает достаточно быстро, буквально в течение нескольких дней. Постепенно, день за днем наблюдая за реакциями, поведением и проявлениями болезни пациента, доктор находит то нужное количество лекарства, необходимое конкретному больному, при котором наступает равновесие между улучшением состояния и побочными эффектами. На этой дозировке пациент превращается в полноценного человека. Не зря леводопу прозвали "чудо-лекарством". Ах, если бы все было так просто, то не читали бы мы ни эту книгу, и не смотрели бы замечательный фильм. Спустя короткое время, которое также зависит от состояния физического и психологического, от нескольких дней до пары месяцев, у больного начинает ухудшаться состояние. Если словно швыряет из хороших дней в плохие. У него могут проявиться как первоначальные признаки паркинсонизма, так и сильно утяжеленные побочные эффекты. Попытка оттитровать дозу ни к чему не приводит. Даже отменив препарат, чтобы вновь принять его через пол-года и более, он уже не дает того замечательного эффекта. В итоге, после пары месяцев жизни, пары месяцев надежды на то, что все плохое позади, что все наладится, человек вновь оказывает запертым в клетке своего неподвижного тела. Нужно ли это? Ведь не все рады даже своему пробуждению.

Хватит о медицине, давайте поговорим о людях. Из-за одинакового сценария протекания лечения, все имена перемешались в моей голове. Но имена ни к чему не привязаны, поэтому не думаю, что это сколько-нибудь важное упущение. Люди заболевали энцефалитом в разных возрастах, с разным уровнем развития. Проснувшись они порой выдавали различные результаты и фантазии. Одна считала все что видела,другая танцевала, третья нафантазировала себе в красках, что муж ей изменяет и поэтому не приходит (хотя на самом деле он давно умер, а дети боялись сказать об этом, не желая расстраивать мать). Кто-то галлюцинирует моментами из прошлого, некоторые придумывают себе будущее. Не все могут смириться с тем, что половину (а то и почти всю) свою жизнь они проспали, и не могут принять то, что они уже не молоды, а за окном уже 70-е годы. Одна из пациенток так и продолжала думать, что сейчас 1926 год несмотря на лечение. Психическое состояние человека очень важно при лечении любой болезни, а таких серьезных заболеваний - тем более. Оливер Сакс показал так же пару примеров, когда пациент, к примеру, разочаровывался в жизни, и лечение тут же переставало приносить результат. Когда он объяснил одной из пациенток, что не может жениться на ней, она чуть ли не моментально впала в свое первоначальное состояние летаргического сна, и уже никакие дозы левадопы не приносили эффекта.

У всех пациентов есть семьи, на которых эта болезнь не могла не отразиться. Некоторые строят свою жизнь вокруг ухода за больным. Одна мать пережила нервный срыв, когда ее сын проснулся, ведь теперь он больше не нуждался в ее постоянном уходе. Девушка настолько хотела отделаться от своей матери, которая чересчур ее опекала, что сразу по пробуждении предложила доктору стать его женой. Но если родители могут и потерпеть, то каково пациентам, у которых от их болезни пострадали дети (у одной из жительниц госпиталя сын и дочь попали в психиатрическую больницу после заболевания матери).

В эпилоге доктор рассказывает о состоянии еще живых пациентов на данный момент (выпуск книги). Многие умерли от болезни. Никто из них не выздоровел.

Книга, безусловно, интересная, но мне хотелось все же более художественного описания, без этих долгих научных пред- и послесловий. Возникло чувство, что я читала об опытных крысах, на которых тестировался препарат. Очень неприятное ощущение. "Человека, который принял жену за шляпу" я все же прочитаю, но сначала другую. У Сакса есть книга "Мигрень", которая для меня будет, пожалуй, более полезной. Какой можно сделать вывод? Если у меня будет Паркинсон (а с мигренями шансы на это есть всегда), не соглашусь на леводопу. Не хочу краткой отсрочки вместо жизни. У нас разрешена эвтаназия???

История – дама коварная. Порой, она напоминает мне леонардовкую Джоконду, с её никем неразгаданной легкой полуулыбкой, окутанную невесомой пеленой сфумато. Тот случай, когда ничего нельзя сказать наверняка, а лишь догадываться и домысливать, складывая пазлы старинных документов. Но кто скажет с уверенностью, что было именно так, как там написано. А не совсем наоборот?

Британский классик Роберт Грейвс взял на себя смелость написать не просто исторический роман о Древнем Риме, но вложить рассказ в уста одного из Императоров, пускай и ставшего таковым не по собственному желанию, хотя кровь в нём текла самая, что ни на есть цезарская, то бишь царская, но волею судьбы. От рождения его звали Тиберий Клавдий Друз. К моменту смерти его полный титул звучал, как Тиберий Клавдий Цезарь Август Германский, Великий Понтифик, наделен властью народного трибуна 14 раз, Консул 5 раз, Император 27 раз, Отец Отечества.

Ох, повеяло чем-то очень родным и до боли знакомым, не так ли?

Я с удивлением, признаюсь, узнала, что Клавдию при взоществии на Императорский престол  был всего 31 год. Читая книгу, и учитывая всё, что прошел этот человек, кажется ему уже далеко за 50.

Вся первая часть дилогии скорее не о Клавдии, а о его предшественниках. Милые такие отравители, кровосмесители, убийцы и развратники. И здесь даже трудно сказать, кто кого переплюнул в непростом искусстве быть садистом и извращенцем. При этом участвуют в соревнованиях как мужчины, так и женщины. Это Древний Рим, детки! А что вы хотели? Здесь тайны были куда темнее, чем при всех последующих дворах, в том числе и при Мадридском.

Грейвс ставит точку в конце первой книги именно на том самом месте, кода на голову мирного, спокойного Клавдия, копающегося в пыли исторических архивов, водружается эта самая корона Римских Цезарей. И этот головной убор куда тяжелее знаменитой шапки Мономаха. Ибо к моменту  воцарения Клавдия на престол, корона эта скорее напоминала то ли терновый венец, то ли сосуд греха.

Как говорится, «начинают театры с вешалок, начинаются царства с виселиц». Ну, в Риме виселицы были детской забавой, по сравнению совсем остальным. Нет, это совсем не о Клавдии. Ибо он, тот, кого называли идиотом, и вправду всегда, и до своего правления,  и во время оно, выглядел белой вороной.Хотя бы тем, чо не баловался с юношами. как все его предшественники.

Если, открыв роман, вы попытаетесь разобраться кто кому брат, сын, сват, а кто кому зацеп-ухват, то могу гарантировать минимум головную боль, а максимум – откладывание романа в сторону. Они здесь все из одного рода и носят одинаковые фамилии. Цезарь и Август – всего лишь титулы. Поэтому не рискуйте, не напрягайтесь, а читайте дальше. Понимание придёт постепенно, само собой. А может и не придёт. Тогда уж угадывайте по наитию. Недаром же в самом начале автор помещает своеобразный ребус от некой сивиллы.

Минует век с Пунических войн --
К лохматому в рабство Рим попадет.
Лохматый сей, впрочем, будет лыс.
Одним он муж, а другим -- жена.
Ему гарцевать на коне без копыт,
А жизни лишит его сын не сын,
И встретит он смерть не в бою.
И к власти придетлохматый второй,
Лохматому первому сын не сын.
Лохматый сей впрямь будет лохмат.
Он сделает мраморным глиняный Рим,
Но цепью невидимой свяжет его.
Погубит его жена не жена,
И рад будет гибели сын не сын.

Не стану приводить эту шараду целиком. Тем более разъяснять её смысл для тех, кто еще не читал. Ответ на эту поэму о лохматых и есть сам роман.

Нужно обратить внимание, что в книге существует некоторая путаница с географическими терминами. Меня это приводило в когнитивный диссонанс. Впрочем, я виновата сама, ибо не читаю предисловий. А это иногда нужно. Роберт Грейвс все очень толково объяснил. И с мерами длины, и с денежными единицами, и с географией в том числе. Все для удобства читателей.

отсюда Франция вместо Трансальпийской Галлии, так как Франция занимает приблизительно ту же территорию, а назвать такие города, как Ним, Булонь и Лион на современный лад, их классические названия не будут узнаны широким читателем, помещая их в Трансальпийскую Галлию, или, как ее именовали греки, Галатию, будет непоследовательно с моей стороны.

Читать/ не читать. Обязательно читать. И любителям истории, и тем, кто хочет понять жизнь современной Европы. Ибо собака зарыта именно там. Во глубине веков, под развалинами Вечного города.

Давно так не зачитывалась историческим романом. Действие происходит в древнем Риме, повествование ведется от лица Клавдия. В детстве он был слабым заикой, да еще и хромал, поэтому в семье к нему относились с пренебрежением. Клавдий занимался написанием исторических работ, но это не приносило ему славы или богатства, он всегда был на втором плане.

Однако, как мне кажется, у него точно был один дар – находиться в самой гуще судьбоносных событий. Так как это древний Рим, то и почти все происшествия были окрашены в "багряные тона". Злоба, зависть, ревность, желание добиться славы любым путем, - все это, казалось бы, должно было сразу сломить его дух, однако этого не происходит. Он мудро рассуждает, делает правильные логические заключения и даже ведет себя в некоторых моментах так, чтобы максимально подстроиться под ситуацию.

Я так увлеклась чтением и настолько привыкла к персонажам, что, дойдя до диалога Клавдия с Ливией, была немного шокирована ее словами. Все было достаточно очевидно (хотя и интересно), но какая же она зверюга… Вот кусок текста, который расставил все точки над i и поражает хладнокровностью…

В общем, книга очень интересная, легко читается и вызывает множество смешанных чувств.