Ханна Арендт (Hannah Arendt; 14 октября 1906 года, Ганновер, Германская империя — 4 декабря 1975 года, Нью-Йорк, США) — немецко-американский философ еврейского происхождения, политический теоретик и историк, основоположница теории тоталитаризма.
Родилась в еврейской семье в Ганновере (Германия). Детство прошло в Кенигсберге (с 14 лет посещала могилу Канта). Получила образование по классической филологии и теологии в университетах Кенигсберга, Берлина, Марбурга, Фрайбурга и Гейдельбера, училась у Э. Гуссерля, М.Хайдеггера и К.Ясперса. Со многими из них состояла в переписке. Докторскую диссертацию о понятии любви у Августина защитила в Гейдельберге в 1928 (под руководством К. Ясперса).
Участвовала в антифашистском движении. Перед приходом к власти нацистов бежала во Францию, а затем из оккупированной Франции в 1940 – в Нью-Йорк.
В США сотрудничала в ряде международных еврейских организаций.
В 1946-49 - главный редактор издательства «Shoken Books».
Ответственный соредактор издания Полного собрания сочинений Кафки (1946 и последующие годы).
С 1963 - профессор Чикагского университета; с 1967 -профессор политических и гуманитарных наук в Новой школе социальных исследований (Нью-Йорк). Преподавала в университете Беркли (Калифорния), Принстонском и Колумбийском университетах, постепенно завоевав репутацию одного из ведущих политических мыслителей страны.
Среди ее фундаментальных исследований – Истоки тоталитаризма (The Origins of Totalitarianism, 1951, русский перевод – М., 1995); Ситуация человека (The Human Condition, 1958) и О революции (On Revolution, 1963). Широко известна книга Эйхман в Иерусалиме (Eichmann in Jerusalem, 1963), вызвавшая многочисленные споры о природе и смысле Холокоста.
Почетный доктор многих университетов, лауреат премий в области социальных наук Германии, США, Дании. Доктор философии (1928), член-корреспондент Германской академии языка и литературы (ФРГ), действительный член Американской академии политических наук.
Награждена премией Лессинга (1959), медалью Эмерсона - Торо (1969), премией Соннига за вклад в европейскую цивилизацию (за 8 месяцев до смерти).
В немецкой философии Арендт стала известна благодаря своим исследованиям социологическо-антропологических категорий труда, производства и активности и новому диалектическо-антропологическому подходу к основным вопросам человеческого бытия и деятельности. Применение этого подхода имеет бесспорно важное значение в эпоху стремительного развития техники.
Наследие Арендт включает в себя более 450 работ, разнообразных по проблематике, но объединенных общим смысловым фокусом всей её философской системы, каковым является интенция на осуществление рефлексивного осмысления современности ("думать над тем, что мы делаем"), однако ее творчество тематизировано в достаточно широком диапазоне: от политологически окрашенной аналитики феномена тоталитаризма — до текстологического исследования языка художественного произведения.
Сочинения Арендт всегда отличала независимостью суждений, ее нельзя было причислить ни к консерваторам, ни к прогрессистам; теории, которые она выдвигала, нельзя было назвать оптимистическими или же пессимистическими. Оценки современников и текущих событий всегда отличались свежестью взгляда и нестандартностью, а исторические реконструкции – оригинальностью содержания и стиля. Портрет Адольфа Эйхмана – не безумца и не демона, а всего лишь бюрократа, бездумно выполняющего свои административные функции, связанные с массовым убийством («банальность зла»), – перевернул общепринятые представления о нацизме, включая собственные ранние размышления Арендт о «радикальном зле».
В целом Арендт полагала, что любая политика должна быть свободной, подобно тому, как свободным должно быть мышление. В Истоках тоталитаризма она прослеживает тенденции 19 и 20 вв., которые привели к подрыву политической и философской свободы, а в Ситуации человека расширяет исследование, анализируя, каким образом были устроены человеческая деятельность и человеческая ситуация прежде, каковы они сегодня и какими должны быть в будущем. Арендт оставила незавершенным чисто философский труд Жизнь разума, посвященный исследованию ментальной деятельности (мышления, воли, оценок).
Философские и социологические взгляды Арендт
Творчество Арендт занимает особое место в историко-философской традиции, поскольку, с одной стороны, оно может быть оценено как относящееся к философии неклассического типа, а с другой — в ее работах во многом предвосхищены фундаментальные идеи современной постнеклассической философии.
В трудах Арендт исследованы как природа социальности в целом, так и конкретные социоантропологические категории труда, производства и торговли, политические феномены революции и свободы, а также сформулированы основы современного понимания тоталитаризма как общественного феномена 20 в.
В ее работах фактически высказана идея нелинейности социальных процессов, которая к концу 20 в. окажется доминантой осмысления социальности как таковой: "поскольку действие совершается в отношении существ, способных на свой собственные действия, реакция, помимо того, что является ответом, есть всегда новое действие, которое направляет себя и воздействует на других. Поэтому действие и реакция среди людей никогда не движутся по замкнутому кругу и никогда не могут быть надежно ограничены двумя партнерами".
Это означает, что "моментный акт в самых ограниченных обстоятельствах несет ... семена безграничности, поскольку один поступок, а иногда и одно слово, достаточны для того, чтобы изменить каждую констелляцию", — таким образом, "последствия безграничны, поскольку действие, хоть и может ... проистекать ниоткуда, становится медиумом, где каждая реакция становится цепной реакцией".
В этом контексте важнейшим моментом конституируемой Арендт методологии является ее программная ориентация на идиографизм: с точки зрения Арендт, применительно к социальным контекстам "множество" следует понимать не только как количественную "множественность", но, в первую очередь, как качественное "разнообразие", в контексте которого "неуловимые идентичности ... ускользают от любых генерализаций".
В этом отношении теоретическое моделирование социальной процессуальности возможно, согласно Арендт, лишь посредством создания историй как нарраций, под которыми Арендт понимает не Историю в ее объективном течении, но рассказанную историю (и даже - рассказанные истории) как конструируемую рассказчиком модель событийности: согласно позиции Арендт, вплотную приближающейся к позиции постмодернистской нарратологии, "действие полностью раскрывается только рассказчику, то есть ретроспективному взгляду историка, который действительно лучше участников знает, что произошло", поскольку имеет возможность оценить события с точки зрения известного ему финала. (Однако, моделируемая Арендт версия исторического познания принципиально отличается от нарратологической — а именно фундаментальной для нее презумпцией наличного смысла исторического события: "неважно, сколь абстрактно могут звучать наши теории или сколь последовательными могут оказаться наши аргументы, за ними лежат случаи и истории, которые, по крайней мере для нас самих, содержат, как в скорлупе, полный смысл того, что бы мы ни должны были сказать" — ср. с концепцией истории в постмодернизме: Нарратив, Постистория, Событие, Событийность.)
Вместе с тем, в свете общей идиографической установки Арендт, "истории" как рассказы об исторической событийности, в свою очередь, "ускользают от любого обобщения и, следовательно, от любой объективации". В этом контексте важнейшей особенностью творчества Арендт выступает интенция на аналитику крупномасштабных социальных феноменов и процессов ("Между прошлым и будущим...") в максимальном приближении их к масштабу индивидуально-конкретной человеческой жизни ("удел человека").
Именно идеал идиографизма (разумеется, наряду с непосредственно аксиологическими и идеологическими презумпциями) лежит в основе осуществленной Арендт аналитической критики тоталитаризма.
По выражению Арендт, на земле живут "люди, а не Человек" ("men, not Man"), и сущностной характеристикой человека, принципиально отличающей его от животного, является его неизбывное стремление "показать в делах и словах, кем он является в своей уникальности". Именно в этом контексте целью теоретической деятельности Арендт является, по оценке Рикера, моделирование "нетоталитарной вселенной".
С точки зрения Арендт, центральной характеристикой любого общества является баланс между публичностью и приватностью, который в индивидуально человеческом измерении предстает в качестве возможности реализовать себя как в общественно-гражданской, так и в частной сферах.
Нарушение гармоничного соотношения между этими сферами деформирует нормальное течение человеческой жизни. Так, дисбаланс в пользу публичности, характеризующий тоталитарные общества, предельно расширяет границы официальной легитимности, до минимума сводя возможности проявления человеком себя в приватной сфере.
Между тем, согласно концепции Арендт, индивидуальность человека, делающая осуществимыми главные репертуары его жизни, требует для собственного существования некого "приватного адреса" — неотчуждаемую ни при каких условиях "частную долю мира, фрагмент бытия", внутри которого творится частная жизнь, защищенная от вмешательства публичности, как на уровне коррекции, так и на уровне оценки. Разрушение таких преград между личностью и внешним миром (в первую очередь - государством) необходимо ведет к гибели человеческой индивидуальности, которая в аксиологической системе Арендт выступает в качестве максимальной ценности.
Жизненные ценности индивидуального (и — одновременно — исконно общечеловеческого) порядка заменяются идеологическими догмами, функционирующими в массовом сознании, с одной стороны — как догматы, ибо требуют бездоказательного принятия на веру и беспрекословной верности идее, а с другой — как клише, ибо предполагают стереотипные формы поведения, социальный "автоматизм". Не менее значимой для жизни является, однако, и сфера публичности: согласно позиции Арендт, "без публичности личность лишена человечности" (Арендт ссылается даже на то обстоятельство, что в латинском языке глагол "жить" фактически означает "быть среди людей", а "умирать", соответственно, — "перестать быть среди людей"). Более того, сфера публичности имеет особое значение, поскольку именно и только здесь (а именно — в сфере политики) возможен такой феномен, как свобода.
Понятие свободы в системе Арендт очень значимо и многозначно: наряду с традиционным его толкованием, Арендт выявляет и новые пласты его содержания. Прежде всего, Арендт фиксирует, что свобода в сфере политики выступает как "сопротивление" — в контексте воздействия, как "особое личное мнение" — в контексте несогласия. В этом смысле в зоне приватности, где "свободность" человека задана как изначальная (по определению), свобода не конституируется в качестве специфичного феномена. И как исполнительское искусство не только требует взаимодействия между исполнителем и адресатом, но и является формой этого взаимодействия, так и свобода задает новые формы публичности.
Креационный потенциал свободы, который инспирирует "начинание нового", фиксируется Арендт как реализующийся в особом срезе человеческой жизнедеятельности — "активности". В отличие от "труда" (labour), обеспечивающего воспроизводство биологических процессов человеческого организма и не требующего для своего осуществления Другого, и "производства" (work), воспроизводящего неорганическое тело цивилизации и реализующего связь между людьми лишь в контексте, заданном технологической программой, "активность" (action) выстраивается в рамках не субъект-объектных, но субъект-субъектных отношений. Она принципиально коммуникативна, и именно в контексте свободной коммуникации человек выступает не как "рабочее животное" (animal labourer) или "человек производящий" (homo faber) (в — соответственно — labour и work), но как творческий субъект "начинания нового".
Источник свободы, таким образом, выводится Арендт как за пределы интеллектуальной сферы, так и за пределы эмоционально-волевой (ибо, если разум формулирует цели, достижение которых вынуждает человека сообразовываться с требованиями внешних условий, то воля не позволяет ему отступить). "Активность", в сущности, внепрагматична, и осуществляющееся в ее рамках общение есть цель самого себя. Между тем, свобода как проявление этой "активности" (избыточный продукт непрагматичного процесса) оказывается чрезвычайно значимой и "полезной" для общества, инспирируя его к новому, к "рождению того, чего еще никогда не бывало".
Именно свобода, по Арендт, в состоянии преодолеть даже барьеры тоталитарных общественных систем. В социально-событийной системе отсчета свобода реализуется, по Арендт, как революция, которая не только разрушает "окаменелость" тоталитаризма, освобождая человека от ложных идеологических догм, но и привносит в мир "рождение нового". Таким образом, поскольку творческая креация нового возможна лишь для человека, обладающего индивидуальностью, воспитанной в рамках частной жизни, постольку свобода выступает связующим звеном между публичностью и приватностью, всеобщей историей и "уделом человека".
Универсальные определения каждого существования, по Арендт, — "рожденность" и "смертность". И если на уровне индивида "рожденность" реализуется в "активности", т.е. в создании нового, то "смертность" — в утрате креативности, а значит — и индивидуальности. Соответственно этому и на уровне общества "смертность" есть не что иное, как лишение человека индивидуальности, предпринятое в качестве масштабной акции, разрушение сферы приватности, т.е., иными словами, тоталитаризм, предполагающий "тотального человека", представителя массы как конгломерата, целостность и сплоченность которого не имманентна, но является результатом целенаправленного насилия посредством идеологической обработки с последующим политическим манипулированием. "Рожденность" же на уровне общества есть "революция" как "перехват истории" и прорыв к творчеству и свободе.
В новейшее время, по мнению Арендт, главная опасность для мировой цивилизации более не грозит извне — от природных катаклизмов или «внешнего варварства».
20 в. продемонстрировал, что мировая цивилизация может порождать варварство из себя самой. Наиболее радикальной формой «внутреннего варварства» в этом смысле явился в новейшее время феномен тоталитаризма.
Этой проблеме посвящена книга Арендт «Истоки тоталитаризма» (The Origins of Totalitarianism. 1951), которая принесла ей всемирную известность в качестве политического философа. Тоталитарные формы правления явились деструктивным способом выхода из кризисного состояния современного мира и были реакцией (хотя и неадекватной) на базисную неустойчивость нашей эпохи.
В истоках тоталитаризма 20 в. лежали некоторые социально-психологические явления двух предшествующих столетий, развившиеся в Европе в условиях кризиса системы национальных государств,— «антисемитизм» (который нарастал в Европе в той степени, в какой шел на спад традиционный национализм), «расизм» и «империализм», которые последовательно отвергали принцип национальных границ и национально-политическое существование как таковое. Гигантское «омассовление» индивидов в 20 в. закрепило уже сложившуюся ранее в сознании радикальных идеологов привычку мыслить в масштабе континентов и чувствовать веками.
Одним из явлений, давших непосредственный толчок зарождению тоталитарных движений, Арендт считает появление в 20 в. феномена «массы». «Масса» объединяется не путем позитивного осознания общих интересов (ибо она не обладает отчетливой классовой структурированностью), а на основе «негативной самоидентификации» («ужасающей отрицательной солидарности»). Последняя выражается в отторжении устоявшихся социальных ценностей и любых форм их политического представительства. «Падение охранительных стен между классами,—считала Арендт,— превратило сонные большинства, стоящие за всеми партиями, в одну громадную, неорганизованную, бесструктурную массу озлобленных индивидов... Они не нуждались в опровержении аргументации противников и последовательно предпочитали методы, которые кончались смертью, а не обращением в новую веру, сулили террор, а не переубеждение».
По мнению Арендт, массовая поддержка тоталитаризма не проистекает ни из невежества, ни из процесса промывания мозгов. Тоталитаризм создается комбинацией двух видов принуждения - внешней политической репрессии (которая террористическими методами поддерживает и воспроизводит феномен «массы») и внутренним самопринуждением, «тиранией логичности» самой идеологии. Этой «тирании логичности» человек передоверяет производство своих мыслей, что является предательством внутренней свободы. Точно так же подчинение внешнему принуждению «тиранического режима» является отречением от свободы внешней. «Свобода, - по словам Арендт, - как внутреннее качество человека, тождественна его способности начинать и творить новое, подобно тому, как свобода в качестве политической реальности, тождественна существованию некоторого пространства между людьми для их самочинного движения».
Продолжая концептуальное размежевание явлений «традиционного деспотизма» и «тоталитаризма», Арендт вводит понятия «изоляция» и «одиночество».
«Изоляция» людей, лишающая их способности к политическому действию, характерна для всех деспотических режимов. «Изоляция» «предтоталитарна»: она необходима, но еще недостаточна для запуска тоталитарного синдрома. При тоталитаризме она должна быть дополнена «одиночеством» - внутренним саморазрушением способности к опыту и мысли. «Изоляция», лишая человека свободы, делает его «несвободным»; «одиночество» парализует саму потребность действовать, порождает индивида, недостойного свободы. Поэтому идеальным подданным тоталитарного режима, согласно Арендт, является не убежденный нацист или коммунист, а индивид, для которого более не существует реальности опыта и мысли, который не различает факт и фикцию, истину и ложь.
Архетипической моделью тоталитарного режима Арендт считает концентрационный лагерь. Это — концентрат тотального господства, которое стремится привести бесконечное множество разных человеческих существ к единому знаменателю. Концлагерь является не только механизмом по уничтожению человеческих существ, но также и самонастраивающейся машиной по искоренению самой самопроизвольности, спонтанности (как главной социо - антропологической особенности человеческого поведения) и превращению человеческой личности в простую вещь. Арендт впоследствии часто упрекали, с одной стороны, в недооценке роли «бюрократии» и форм государственного принуждения «сверху», а с другой - в концептуальном максимализме и соответственно в «невоплотимости» ее модели в реальности (даже в гитлеровскую и сталинскую эпоху).
В 1960-х гг. получили распространение альтернативные по отношению к идеям Аренда социологоцентричные и институциональные концепции тоталитаризма, определяющие этот феномен на основе соответствия набору базовых характеристик (монополия на политику, идеологию, экономику, репрессивное принуждение и т. д.).
В поздней книге «Жизнь сознания» (1971), продолжающей работу «The Human Condition» (1958), Арендт рассматривала проблемы соотношения мышления, суждения и воли. Воля трактуется здесь как импульс для осуществления определенных целей в действии; волевое действие связано со свободой воли, с самоопределением личности и ответственностью за все бытие; воля не рациональна, а императивна.
Оценки места Арендт в панораме философской жизни 20 ст. варьируются в самом широком диапазоне — как в аксиологическом плане: от критического восприятия ее идей (Л.Ферри, Т.Пангл) до самого пафосного (Дж.Ганнел), так и в плане содержательном: творчество Арендт трактовалось, и в политологическом, и в коммуникационном, и в феминистском, и в нарратологическом аспектах.
Так, например, Хабермас отмечал факт генетического восхождения своей концепции коммуникативной деятельности к идеям Арендт. В свою очередь, каждая из этих специфических оценок содержит альтернативные позиции в отношении творчества Арендт: так, например, в рамках феминистской его интерпретации можно обнаружить и негативные суждения (трактовка творчества Арендт со стороны А.Рич как "трагедии женского ума, воспитанного мужской идеологией"), и понимание идей Арендт как выражения сущности и духа феминизма (И.Янг-Брюрл).
Бесспорно, однако, что творчество Арендт оказало значительное влияние как на становление постмодернистской философской парадигмы, так и на философскую традицию 20 в. в целом.
В 1990-х гг. возрождается интерес к культуроцентричной, философско-политологической концепции Арендт. Ее идеи о саморазрушении сферы политического, утрате индивидами сферы деятельностной компетенции и др. оказываются востребованными при анализе форм «нового деспотизма» индустриального и массового общества как на Западе, так и в посткоммунистических странах.
Свернуть
