Цитаты из книг — Стасс Бабицкий

Если цыган на краже ловят, они одну легенду талдычат. В день, когда Христа распяли, – он переложил кнут в левую руку и осенился крестом, – кузнец сковал пять гвоздей: четыре – руки-ноги прибивать, и последний, самый длинный, чтобы сердце Спасителя нашего пронзить. А кучерявый таборник пятый гвоздок выкрал. За это,…

Мармеладов объяснил приятелю, почему занялся именно критикой. Не от большого интереса к писателям, этих он частенько презирал за излишнюю многословность, в которой тонет сюжет. Ему необходимо было изо дня в день занимать разум новыми историями, чтобы то душераздирающее состояние из юности не вернулось. В любую повесть,…

– Нет, конечно. Безумие крадет разум. Мысли путает, шельмует человека – миражи кругом, иллюзии. Не чуешь реальности. А когда душа болит, она рвется на части, трещит поперек шва, будто туго набитый мешок. Разум при этом свеж и востер, любое действие свое осознаешь, а боль утишить не умеешь. Вот это беда. В таком состоянии…

Деревня перед городом сплошные преимущества имеет. До вечера буду перечислять, и то не сосчитаю. Вы, горожане, живете как закорючки в амбарной книге. За все платить вынуждены: жилье нанимать, еду покупать. Дворнику – пятак, извозчику – гривенник, цирюльнику вообще полтину! Каждодневно – деньги, деньги, деньги. А взамен…

– Никогда не поздно, – назидательно сказал сыщик, опуская в трясущуюся руку пару монет, – замаливать старые грехи и совершать новые.

В юности взор и мысль требуют простора, стремятся наружу. С годами начинаешь больше внутрь, в себя поглубже заглядывать, да в других людей. Тут красоте и конец.

– А я вам объясню, отчего ужасти подобные происходят. Даже у нас, в глуши, на десять мужиков непременно один дурак, трое буянов, да пятеро пьют до беспамятства. А в Москве народу немерено. Значит и дураков, и буянов, и пьяниц намного больше. От них беды-то, от них кошмары.

- Знаешь, почему таких убийц называют хладнокровными? В первый раз допускаешь шальную мыслишку и ужас втискивается в мозг, подобно куску льда. Оттого кровь стынет в жилах. А мысль ширится, обрастает деталями, становится плотнее и тяжелее. Начинаешь постоянно крутить в голове все до последнего эпизода. Сердце человеческое…

Мармеладов взял девятку бамбуков, сброшенную китайцем. Добавил к ней свою последнюю кость и положил поверх последовательностей. — Маджонг, господа. Брови старого генерала от постоянного изумления уползли уже на макушку. — Но эти последовательности… Они ведь вообще ничего не стоят. — Мы заплатим вам сущие гроши, — впервые…

– Знаете, Ожаровский, я в каторге десять лет верил, что нет в мире ничего чернее моего нутра, которое по наследству от отца-упыря досталось. Думал, будет оно давить из меня чернила, как из каракатицы, и я своими порочными страстями все вокруг отравлю и всем, до кого дотронусь, жизнь искалечу… Он остановился передохнуть,…

Вас с детства обманывали про то, что у морали две стороны: свет и тьма. Правда куда забавнее. В любом противостоянии сталкиваются тьма и тьма, но поди ж ты – обе стороны объявляют светом именно себя.

Русские люди сносят обиды и тычки вовсе не потому, что нравится страдать. У нас особое терпение, но это до поры. Если надавить слишком сильно, то любой народ сломается или по горло в землю уйдет, а наш разогнется, словно пружина, да и отбросит того, кто давить пытался. Спросите Мамая или Наполеона. Подтвердят.

Вас с детства обманывали про то, что у морали две стороны: свет и тьма. Правда куда забавнее. В любом противостоянии сталкиваются тьма и тьма, но, поди же ты, обе стороны объявляют светом именно себя.

— Алешка, это он тебя, что ли, Люцифером обозвал? — Сукин кот! – процедил сквозь зубы Акадский. – Доберусь я до него… А ты не ерничай, Егор. Неизвестно что он твоей пассии написал. — Скоро узнаем.

Мармеладов объяснил приятелю, почему занялся именно критикой. Не от большого интереса к писателям, этих он частенько презирал за излишнюю многословность, в которой тонет сюжет. Ему необходимо было изо дня в день занимать разум новыми историями, чтобы то душераздирающее состояние из юности не вернулось. В любую повесть,…

— Народ глуп. Его не интересуют великие культурные ценности, свет и благодать, которые несут нам северные соседи. Народ думает только о том, как бы набить свое вечно голодное брюхо.

Подобная хамоватая надменность появляется у всех лакеев, долго живущих на чужбине. Хоть в Париже, хоть в Нью-Йорке, хоть в китайской глуши. В Москве, положим, выгнали бы мерзавца взашей за такое отношение, а здесь ему сходят с рук любые выходки, поскольку русский мужик хоть и обнаглел до крайности, но все же родной…