Чужая истерика рождала в нем спокойствие, и хотя он знал, что это нездорово, в спасении, в адреналине, вызванном слезами и притворной катастрофой, было нечто такое, что утешало, как любимое поношенное пальто, от которого попахивает гнильцой, но оно слишком удобное, чтобы его выбросить.