Цитаты из книг — Михаил Кузмин

Само тело, материя, погибнет, и произведения искусства, Фидий, Моцарт, Шекспир, допустим, погибнут, но идея, тип красоты, заключенные в них, не могут погибнуть, и это, может быть, единственное ценное в меняющейся и преходящей пестроте жизни.

Кроме преувеличенной мечтательности, не мешавшей, впрочем, Шарлотте Ивановне быть очень рассудительной, даже расчетливой хозяйкой, у Шарлотты Ивановны был еще один недостаток – она очень любила кататься на коньках.

Домой она ходила не так часто, как это предполагалось раньше, и вообще почти никого не видала, так что жизнь ее текла в очень замкнутом кругу между кофе и носками г. Вениаминова и мечтами о своей прекрасной и возвышенной участи.

К тому же давно известно и доказано, что чем идеалистичнее и отвлеченнее чувства и убеждения, тем более им свойственно усиливаться от преследований.

Ответил он, как следует, как мужчина, который стыдлив и суров, и который говорит так сухо и храбро оттого, что слишком нежен, и которому стыдно, что у него есть не только носки, да еще голубые, но даже и самые ноги.

- Когда художник погибает, это бывает очень тяжело. - Есть люди, художники жизни; их гибель не менее тяжела.

- Что же может быть интересного в наших газетах? Я понимаю - заграницей! Там всё можно писать, отвечая за всё же, в случае надобности, черед судом. У нас же нечто ужасное, - не знаешь чему верить. Донесения и сообщения от правительства - неверны или ничтожны, внутренней жизни, кроме растрат, никакой, только слухи…

И люди увидели, что всякая Красота, всякая любовь — от богов, и стали свободны и смелы, и у них выросли крылья.

Под вечер выйдь в луга поемные, На скошенную ляг траву… Какие нежные и томные Приходят мысли наяву! Струятся небеса сиянием, Эфир мерцает легким сном, Как перед сладостным свиданием, Когда уж видишь отчий дом. Все трепетней, все благодарнее Встречает сердце мир простой, И лай собак за сыроварнею, И мост, и луг, и водопой.…

Господь, я вижу, я недостоин, Я сердцем верю, и вера крепка: Когда-нибудь буду я Божий воин, Но так слаба покуда рука. Твоя заря очам моим брезжит, Твое дыханье свежит мне рот, Но свет Твой легкий так сладостно нежит, Что сердце медлит лететь вперед. Я умиляюсь и полем взрытым, Ручьем дороги в тени берез, И путником…

- Можно читать в переводах, а столько времени учить грамматику?! Штруп посмотрел на Ваню с бесконечным сожалением. - Вместо человека из плоти и крови, смеющегося или хмурого, которого можно любить, целовать, ненавидеть, в котором видна кровь, переливающаяся в жилах, и естественная грация нагого тела, - иметь бездушную…

«Таким образом, было очевидно, что платонически любить значило: вставать чуть свет, бегать самой на рынок, ходить с Песков на Морскую за какими-то особыми французскими булками, относиться с благоговением к минутам, когда Илья Петрович поправлял ученические тетрадки, пришивать ему пуговицы и штопать носки и, главное,…

Разбукетилось небо к вечеру, Замерзло окно… Не надо весеннего ветра, Мне и так хорошо. Может быть, все разрушилось, Не будет никогда ничего… Треск фитиля слушай, Еще не темно… Не навеки душа замуравлена — Разве зима – смерть? Алым ударит в ставни Страстной четверг!

Красное солнце в окно ударило, Солнце новолетнее… На двенадцать месяцев все состарилось… Теперь незаметнее — Как-то не жалко и все равно, Только смотришь, как солнце ударяет в окно. На полу квадраты янтарно-дынные Ложатся так весело. Как прошли, не помню, дни пустынные, Что-то их занавесило. Как неделю, прожил полсотню…

Не знаешь, как выразить нежность! Что делать: жалеть, желать? Покоя полна мятежность, Исполнена трепета гладь. Оттого обнимаем, целуем, Не отводим влюбленных глаз, Не стремимся мы к поцелуям, Они лишь невнятный рассказ О том, что безбрежна нежность, Что в нежности безнадежность, Древнейшая в ней мятежность И новая каждый…

Я вижу, в дворовом окошке Склонилась к ребенку мать, А он раскинул ножки, Хочет их ртом поймать. Как день ему будет долог, Ночам – конца словно нет… А год? это – дивный сколок Будущих долгих лет. Вот улыбнулся сонно С прелестью милых котят… Ведь всякая мать – Мадонна И всякий ребенок свят! Потом настанут сурово Труды,…

Что же может быть интересного в наших газетах? Я понимаю — заграницей! Там все можно писать, отвечая за все же, в случае надобности, перед судом. У нас же нечто ужасное, — не знаешь чему верить. Донесения и сообщения от правительства — неверны или ничтожны, внутренней жизни, кроме растрат, никакой, только слухи…

— Мы будто были на похоронах, — заметил Ваня. — Есть люди, которые ежеминутно будто на своих собственных, — ответил, не глядя на Ваню, Штруп.