Цитаты из книг — Тан Тван Энг

Долг - это идея, придуманная императорами и генералами, чтобы заставить нас выполнять приказы. Будь осторожен, когда в тебе говорит долг, потому что за ним часто прячутся голоса других. Тех, кому безразличны твои интересы.

Но, как бы я ни любил дом, море я любил больше - за его вечную переменчивость, за то, как сверкало на его глади солнце, и за то, как оно отражало малейшее настроение неба. Даже когда я был еще ребенком, море шепталось со мной, шепталось и разговаривало на языке, который, как мне казалось, понимал я один. Оно обнимало меня…

Воспоминания – это все, что есть у стариков. У молодых есть надежды и мечты, а старики держат в ладонях то, что от них осталось, недоумевая, что случилось с их жизнью.

... но слуги никогда не догадывались, что я не чувствовал никакой связи ни с Китаем, ни с Англией. Я был ребенком, рожденным между двух миров и не принадлежащим ни к одному. С самого начала я отнесся к Эндо-сану не как к японцу, не как к представителю ненавистной расы, а как к человеку - и именно поэтому между нами сразу…

Всегда можно различить, на чьей стороне стоит человек: просто взгляни, чью фотографию он хранит у себя в доме.

Смирись с тем, что в мире есть вещи, которых нам не дано объяснить, и ты поймешь жизнь. В этом ее насмешка. И красота.

Память схожа с пятнами солнечного света в долине, небо над которой покрыто облаками: облака движутся, и пятна перемещаются. Иногда упадет свет на какую-то определенную точку во времени, высветит её ненадолго, прежде чем ветер затянет брешь и мир снова погрузится в тень…

Стоит только потерять всякую способность контактировать с окружающим миром, как не останется ничего, кроме того, что я помню. Мои воспоминания уподобятся песчаной отмели, отрезанной от берега приливом. Со временем они уйдут под воду, станут недосягаемы для меня. Такая перспектива ужасает. Ведь что за личность без…

На мелководье стояла серая цапля, повернув ко мне склоненную набок голову, одна ее нога застыла в воздухе, словно рука пианиста, забывшего ноты исполняемой им музыки.

Разве кому-то дано оглянуться и честно сказать, что все его воспоминания – счастливые? Воспоминания, счастливые или горькие, – это благословение, потому что доказывают, что мы не таились от жизни. Согласны?

– Мы все умираем. День за днем, секунда за секундой. Каждый вздох, который мы делаем, истощает те ограниченные запасы, с какими все мы рождаемся.

– Ты ж знаешь, он жил здесь… сколько? Тринадцать лет? Четырнадцать? Он каждый день ходил по тропинкам в джунглях. Знал их получше иных лесничих-проводников. Как мог он потеряться? – Даже обезьяны падают с деревьев

Сад должен запасть вам в душу. Он должен изменить ее, опечалить ее, ободрить ее. Он должен заставить вас принимать недолговечность всего в жизни. Миг, когда последний лист должен вот-вот упасть, оставшийся лепесток вот-вот облететь – этот миг вбирает в себя все прекрасное и горестное, что есть в жизни.

Я сказал то, о чем думал ночью после встречи с Коном, разбирая наше столкновение, – что мой разум оказался сильнее и спокойнее, чем его. Танака сказал мне то же самое. Лицо Эндо-сана засияло улыбкой, что бывало очень редко. – Теперь я вижу, что недаром тратил на тебя время. Именно разум. Как только берешь под контроль…

Упущения и ошибки подобны фальшивым звукам, которые копятся с появлением всё большего числа плохо настроенных музыкальных инструментов в оркестре.

– Он еще и бог торговли, – поведала я Аритомо. – Торгашеское дело – это война, говорил этот бог. – А война, – в тон мне отозвался Аритомо, – это торгашеское дело.

Прагматизм по-китайски: даже посреди опасности следует прикинуть, сколько же можно на ней выгадать.