Цитаты из книг — Валерия Лисичко

Они бы вели глубокие беседы. И он бы был для неё прозрачен. Она нынешняя наивно верила, что он ведёт бизнес вбелую, помогает несчастным и являет из себя солнечного героя. Она любила оболочку. И он справедливо считал её дурой. Уж кого-кого, а его любовь не ослепляла.

Егор как почувствовал. Сполз, сел под дверью и стал наговаривать как молитву, как набат. Про то, что он знает: она, Ева, важна. Про то, как долго он пытался сформулировать, найти причины. Объяснить себе её важность. Злился. И вымещал злость на ней – в раздражённых взглядах, холодных фразах. Но проблема в том, что первична…

Она, несбывшаяся, курила бы в своём кабинете над рукописями, смело и нецензурно выражалась и нянчила новорожденные рассказы редактурой вместо детей. И он бы всё равно взял её в жёны. И два усталых человека побрели бы по жизни.

Философ видела рядом с ней несбывшийся призрак её жизни, как все убийцы видят тени своих жертв. Он видел, как они могли бы встретиться позже. Она бы уже состоялась как автор. Приобрела бы шарм хромоты. И увлеклась красным вином. В её взгляде поселилась бы горечь. Та самая, с которой несбывшийся призрак смотрит сквозь него.

В другой раз издатели отказывали ей в печати – уйти бы ей на год в депрессию. И написать нечто удивительное в отместку всем редакторам.

Готовясь к встрече, девушка успела прочитать в литературоведческих сводках, что Друг Утят вошёл в литературу как создатель текста, в котором комментарий важнее самого повода для комментария. В сущности, каждая страница книги, как Священное Писание, состояла из пары предложений и длиннющего, часто на несколько страниц,…

«Мне не нужна тысяча читателей. Мне нужно десять. Самых влиятельных. И впитывающих мои слова, принимающих их за собственные мысли. Мысли, убеждения и идеи. Честолюбивая десятка, готовая за свои, считай, мои идеи идти до конца. Софи-Мария, а Вы честолюбивы. Как думаете, какие из мыслей в Вашей голове на самом деле мои?» -…

Конечно, люди при власти льстили себе идеей избранности, не замечая, как становятся марионетками в руках философа нового времени, ведь философ нового времени выходит за пределы текста и пишет жизнь настоящими людьми. Власть имущие, друзья, сами того не понимая, заносили дамоклов меч над собственной головой.

Пока Софи говорила и думала, её мысли содрогали тонкие пласты ментального мира, тянули за струны, порождая вибрации. Одна молодая писательница могла бы дописывать роман, вслушиваясь в одни эти вибрации. Одна молодая писательница, которая была способна настроиться на эту волну, поймать её. И расшифровать – перевести на…

Софи отмахнулась от тревожных мыслей одним простым решением: простит или нет, неважно, – она всё равно придёт ему на помощь.

А вот в сердца читателей автора вписала беспрецедентная жестокость. Грубая, прямолинейная, без изысков. Он дразнил читателя мечтой только ради того, чтобы вырвать её из рук у несчастного и растоптать. Он заставлял сопереживать персонажу ради того, чтобы сбить его поездом или смешно и нелепо убить поскальзыванием на льду,…

Мужчина не раз повторял в твитах и жж-шках: «Мне не нужна тысяча читателей. Мне нужны двенадцать. Честолюбивых и самых влиятельных. Двенадцать апостолов нового мира».

Высказываясь и комментируя, становятся соавторами, подопытными и героями идеи, а каждой идее нужен свой Данко, который вырвет сердце и осветит путь. Любой комментарий – следующая глава и новый глоток жизни для идеи.

И не заметят простой уловки: «как написано» подменит «что написано». Форма обойдёт и заменит смысл в их подготовленных и размятых мозгах.

Егор целовал Софи, а перед глазами стояла Ева. Егор садился за планирование программы для подростков, а мысли утекали к ней. Егор мчался на помощь к очередному подростку, готовому свести счёты с жизнью, а вместо жизнеутверждающей речи представлял, что бы сказала Ева.