Рецензии на книги — Василий Яновский

Атмосферу Парижа 20-х годов прошлого века (в каком-то смысле) книга определенно передает. Персонаж, от лица которого ведется повествование, судя по всему, имеет какое-то отношение к медицине, и при этом достаточно трепетно (а вернее сказать, как-то даже напыщенно-пафосно-трепетно) рассуждает о проблемах общественного устройства, вообще, и будущего (такового), в частности ("Было решено, что двое из нас поедут в страну, превращенную, благодаря насилию и безумию, в сплошную крепость или тюрьму"). Я уж не говорю про совсем уж наивно-утопическую "программу" создания какого-то полуобщественно-полурелигиозного деятельно-благотворительного общества, в котором опытные братья будут иметь меньше привилегий, чем вновь прибывшие (но и это выглядит явно показательно-выпендрёжно), так словно писалось и…

Toccata написала прекрасный отзыв о "Полях Елисейских" В.С. Яновского, начав его с точной ноты: цитаты о "рапорте" и " отчёте". Присоединяюсь. "Поля Елисейские" - вторая прочитанная мною в этом году книга о русской литературной эмиграции первой волны во Франции. Первая - "Грасский дневник" Галины Кузнецовой. Те же время, место, люди, а какая громадная разница. Воспоминания Кузнецовой - "пространство умолчания". Всё живое, но на всём покров недоговорённости. Впечатление, как будто "Грасский дневник" был написан для читателей, которые и так всё знают и даже больше и лучше... Действительно, зная об обстоятельствах жизни И.А. Бунина и его ближайшего окружения, такой подход можно понять. Но при этом ценность "Грасского дневника" вызывает сомнение (у меня). У Яновского в "Полях…

Имя Василия Яновского мне было совершенно незнакомо. Наводку получила от Сергея Довлатова, читая книгу его филологических заметок «Блеск и нищета русской литературы». Привлек мое внимание в первую очередь тот факт, что Яновский одно из своих произведений посвятил разработке темы предпочтения Христу Вараввы, но тогда, ни читатели, ни критики не удостоили повесть особым вниманием. А Пер Лагерквист через несколько десятилетий получил Нобелевскую премию, в том числе и за роман «Варавва». Сравнить оба произведения и сделать собственный вывод о справедливости обиды Яновского не получится, - сам автор говорит о своем затерянном детище.

По счастью, Яновского в его книге воспоминаний предельно мало, что делает книгу более привлекательной. Гораздо интереснее, когда человек рассуждает о…

Я не иконы пишу, а рапорт, отчет для будущих поколений…

Но пусть не пугают будущие поколения «рапорт» и «отчет» - таланту Яновского-мемуариста можно только позавидовать: черты лиц и характеров, подмеченные им, переданы в таких примечательных выражениях, что невольно зачитываешься, будь упомянутые герои сугубо литературными, выдуманными, а ведь они – всамделишные, существовавшие, они – прозаики и поэты! Которым, как оказалось, ничто человеческое было не чуждо, потому «иконы» Яновскому не удались, в самом деле; к этому он, впрочем, и не стремился, задав тон всей площади «Елисейских полей» вольтеровским: «Об умерших – только правду». Полагаешься на откровенность автора и – теряешь – за ним сотоварищи вслед – российскую почву под ногами.

- Господа, вот отворяется дверь и входит согбенный…

Прозу Яновского я не воспринимаю, хотя, например, замысел «Портативного бессмертия» интересен (чем-то роман перекликается с «Прачечной человеческих душ» Питирима Сорокина, только у того благодаря «умороду» люди приобретают необычные способности, а у Яновского людей нравственно исправляют «лучами»). Но по манере письма – это не мое чтение. А вот мемуары Яновского довольно интересны, хотя довольно злы и написаны в несколько необычной для эмигрантских воспоминаний манере. Поколение другое, другой круг (и «Круг»). Тем и любопытны. Русский литературный Париж 1930-х. Апогей и начало конца творческой эмиграции из исторической России. Предчувствие и ожидание новых бед. Галерея портретов, иногда исполненных несколько мизантропически. Поплавский (по поведению, да и по текстам место ему не…

Мне, современному жителю современной России то, о чем он пишет кажется театром пантомимы. Несколько десятков людей очень заняты: что-то берут, поднимают, передают друг другу, носят, выбрасывают. Зрители-то видят, что они заняты ничем, в руках пусто, но жизнь на сцене кипит. Так и эти парижане: у них нет ничего, ни золота, ни нефти, ни акций, вообще ничего, никаких активов, снимающий комнату с отдельным сортиром считается состоятельным человеком. А какие кипят интриги, заключаются союзы, совершаются предательства! Вокруг чего же? У них ведь не было досуга крутить все это чисто для развлечения. Я думаю, что все это - о власти. Как они вывезли из России эту матрицу - Писатель владеет умами - так и продолжали ее реализовывать, несмотря на то, что писало-то уже десять человек для ста. И, как…

Выброшенное и потерянное «незамеченное поколение», которые вроде бы и умные и талантливые, а в итоге оказались никому не нужны. В этой истории нет, какой–то объективной оценки, анализа сложившихся обстоятельств и непредвзятых портретов. Книга описывает людей ровно так, как их видел автор. Иногда зло, жестко и может быть совсем необъективно, иногда несколько снисходительно, но чувствуется что только так, как видел, ощущал и воспринимал Василий Семенович. Повествование строится как рассказ об общих знакомых, которые в какой-то момент пропали из виду, но, безусловно, читатель по умолчанию должен их всех знать как и общую обстановку эмигрантского Парижа. Из-за того, что не все имена были до этого мне знакомы, приходилось параллельно искать дополнительную информацию (например, не знала, что…

Литературный эмигрантский Париж – осколки Серебряного века, незамеченное поколение – живут на страницах этой книги. Фамилии, фамилии, фамилии неизвестных людей, которые в других текстах и справочниках оставались просто фамилиями – наконец-то обрели для меня жизнь, стало понятно, кто есть кто. Автор вроде бы не принадлежит ни к одному из литературных кружков, поэтому о всех пишет ровно, но метко и ярко. О ком зло – так это о Мережковском и Гиппиус, за их «роман» с режимом Муссолини и проч. Люди, которых волна выбросила на чужой берег, могли бы – и стали – чернорабочими, таксистами, красильщиками. Кому-то повезло больше – они стали врачами (как Яновский), адвокатами. Кто-то вывез капитал и зажил неплохо. Кто-то помогал тем, кто оказался без денег. Но всех этих людей объединяет желание не…