Истории с книгами — Марсель Пруст

Человек не может хорошо думать, хорошо любить, хорошо спать, если до этого хорошо не поужинал. Вирджиния Вулф Настроение у меня вчера колебалось где-то в области низких отметок. Сегодня и банальный просмотр ленты новостей может поколебать упрямый оптимизм, коим я никогда не обладала. Но поскольку впадать в депрессивное настроение не входило в мои планы, я решила почитать что-нибудь «доброе», «мудрое» и «вечное». Мой выбор пал на «В сторону Свану» - первый том эпопеи Марселя Пруста об утраченном времени ( Kristina_Kuk Кристина, нежный прустовский тебе привет ;) ). Пролистывая книгу, я ожидала вновь встретиться со знаменитым пассажем о…

Недавно я заметил, что сплю утренние часы, уткнувшись лицом в свою левую ладонь, или лбом – на локотке правой руки. Я могу пролежать так все утро, сбросив десяток звонков будильника, однако заснуть в таком положении мне вряд ли бы удалось. Моя новая особенность забавляла меня, но разобраться, почему я засыпаю на подушке, а просыпаюсь на ладони, мне не приходило в голову. А разве может быть в этом какой-нибудь смысл? Бездумные движения тела, больше ничего… Мою наивную безмятежность разрушил Пруст. Он заставил посмотреть на этот жест философски и трагически. Ключом к разгадке стал пассаж из самого начала романа «По направлению к Свану» о…

оказывается, стать властелином колец всё же значительно проще, чем отправиться по направлению к Свану.. у меня уж год или два как есть традиция периодически внезапно впадать в тихое помешательство и судорожно начинать выбирать, в чьем же переводе читать Пруста, которого я собираюсь извечно читать когда-нибудь на ту осень лет через восемь. вот так и сейчас, только ожила вроде от отравления, стало значительно легче, но в заспанном ныне доме я эти дни блуждаю будто бы на грани яви, сна и головной боли.. двое суток пересматриваю "Твин Пикс", периодически стремясь поднять Тсорга, что спит уже 4 дня как, вот и все развлечения. и сегодня утром я в…

В самом начале книги мне попалось предложение, состоящее из 416(!!!) слов. После этого чтение проходило через силу. Не приветствую словоблудие.

Всего 10 лет назад у меня был замечательный класс гуманитарного профиля - он весь состоял из умных, читающих девушек, обожавших мои уроки. Эти лапушки читали "Войну и мир" без сокращений, а на элективном курсе по зарубежной литературе мы изучали творчество Марселя Пруста. Этим ученицам я посвятила такое свое стихотворение: Под сенью девушек в цвету Реализую я мечту О необыкновенном классе. Здесь даже бородатый классик ( я разумею, Лев Толстой) Кивает мудрой головой При их блистательных ответах. О том, что невозможно это Не говори. Зайди сперва Ко мне в одиннадцатый. В "А"!

На днях была на выставке картин Нататьи Гончаровой. Раньше я видела у этой художницы только яркие, красочные авангардистские работы, а тут неожиданно открыла для себя другую Гончарову - автора необыкновенного испанского цикла. Меня заворожила вот эта картина: Кружево цветов, весенние наряды и нежность женских лиц. "Под сенью девушек в цвету", не иначе...

Это было так просто и нежно, Словно ласковый сон на заре. За окном звёзды таяли снежно, Я лежал вместе с Прустом - Комбре. Память сердца к тебе уносилась, Словно птицы, на озеро Чад. За окном, фонарям нежно снился Улетающий в рай, листопад. Я не верил глазам, это чудо, Но фонарь, словно призрак-жираф, Протянул ко мне мордочку грустно, И заплакал. Светила заря. Я лежал на постели и солнце, Вместе с Прустом ласкали меня. Ты была, как луна за оконцем, Отраженьем прозрачным маня. Сквозь тебя мне светила природа, Птицы пели так нежно, в груди... Ты с улыбкой сказала мне что-то О причудливой нашей любви. А потом, ты присела у солнца, И погладила…

Даже кто не читал Пруста, наслышан о его знаменитых печеньях Мадлен: герой его романа, однажды вечером пробует с липовым чаем это печенье и.. его дивный вкус воскрешает в нём память о детстве у бабушки, солнечный тёплый дворик с высокими липами, бабушкиным пирогом, котёнком на печке и цыганом Сашкой, сидящем на дереве с паслёновым пирожком (кто читал Пруста, тот мог заметить, что реальные воспоминания гг Пруста о деревне, закончились на высоких липах: дальше я уже не помню что было, потому вспомнил что-то из своего детства). Я пробовал делать эти печенья. У меня вышли не Мадлен, а какая-то «Авдотья». Но тоже вкусно. Если зажмуриться.…

Ты ушла от меня незнакомкой, Исчезая в пыли, как в огне. Мне тебя было лень окликнуть: Кто тебе я и кто ты мне? И я прячусь в блестящий морок Пережитых пустых минут, Чтобы можно попасть нечаянно Вновь туда, где уже не ждут. Эту ночь без греха и пьянства Посвящаю одной тебе, Но ты помни моё упрямство: Ты никто мне. Никак. Нигде.

В советские времена иметь собрания сочинений в домашней библиотеке было престижно. Подписки на классиков русской и мировой литературы были формой поощрения — они распределялись среди руководства, ими награждали передовиков. После перестройки началась демократическая фаза — открывались подписки для-всех-кто-пожелает по почте и при книжных магазинах. В 91 году была подписка на этот семитомник Солженицына — обложка такой же толщины, как страницы, а страницы почти сразу пожелтели. Я приезжала за каждым томом в магазинчик на метро «Колхозная». Некоторые «собрания сочинений» составлялись самостийно, по ходу чтения, прибавляясь книга за книгой.…

... все это вместе делало церковь в моих глазах совершенно особенной, не такой, как весь город: ее здание располагалось, если можно так выразиться, в четырех измерениях, из которых четвертое было Время Остолбенел от этой фразы, хотя и без того читал книгу, стоя в вагоне метро. Она написана так, как будто Пруст это (т.е. время, как четвёртое измерение) только что сам придумал. Проверка показала, что пространство со временем, как четвёртой (мнимой) координатой, было предложено Германом Минковским в 1907 году, т.е. в тот же год, когда Пруст начал писать «В поисках утраченного времени». К сожалению это не позволяет уверенно утверждать, что к…

Листья сыплются, время уходит, На ветру замерзает фонарь, И на озеро мерно ложится Потускневший тяжёлый янтарь... Профиль мой, словно Данте насмешка, Устремлён в темноту, а за ней Лиловатый закат, словно грешник, Извивается в дыме, как змей. Как легко изменяю я роли! Ты теперь Беатриче моя, Чёрный голубь сердечной неволи, Уносящий в седые края. В тех краях время дремлет в шезлонге, Завернувшись в ласкающий плед, А на дикой зелёной поляне Солнце пляшет без платья и кед. Там с тобой мы рискованно вместе, Там сошлись и вчера, и потом, Там ты мне и сестра, и невеста, Разливавшая праздничный ром... Только сыплются листья, а время По дороге…

Порою книги в букинисте смотрят на нас большими и грустными глазами животных в питомнике, словно бы прося о том, чтобы их приласкали, взяли к себе. Но иные книги будто отводят взгляд в сторону, ибо стыдятся своего неприглядного вида. На одну из таких книг я и обратил внимание. Это была книга французской писательницы середины 20-го века Франчески Ирондель. В книге не хватало некоторых страниц, сиреневая обложка была испещрена царапинами, к тому же, она была на французском языке. В этой фантастической на первый взгляд книге - я немного владею французским, - повествуется о странной истории любви девушки из 19 века, и молодого человека из 21-го…

История посвящается замечательной NinaKoshka21 , влюблённой в осень, понявшей венецианский маскарад жизни и смерти в природе (времена года). В этой истории каждый вспомнит что-то из времён года своей души (как сказал бы Джон Китс) Я лежал с моей любимой в светлом вечере высокой травы. Своими большими, удивлёнными незабудками глаз, она смотрела на меня, покоясь на моей груди. Незабудки на моей груди, вечер и ветер на моей груди, их тёплый, нежный вес я буду помнить всегда! Тихо смаргивая вечер и грусть затаённого слова, любимая что-то прозрачно прошептала пальцами на моих губах. Пробираясь по покачнувшемуся стебельку её взора, я коснулся…

На одной длинной и протяжно-назойливой ноте, как в замедленной ретро-съемке, удручающе-одиноко вальсировал лист. Он раздражал своей неповоротливостью, как раздражают неумелые танцоры, с азартом выделывающие всевозможные неуклюжие па. Он кружился так медленно, так неестественно тихо и так долго, что в нетерпении хотелось его подтолкнуть, смять и выбросить. Мысли скомкались. Следовало закончить это меланхолическое уединение и мысли ни о чем. Не за этим спешила она сюда в надежде на озарение, что именно здесь свершится чудо и все станет на свои места. Чудеса случаются крайне редко. И, видимо, свое чудо она еще не заслужила. Да и лист,…

В отрочестве (где-то в 12-13 лет, наверное) мне нравилось смотреть передачу Глеба Скороходова под названием "В поисках утраченного...", причём я вышла на неё именно через название... Мне показалось, что в нём столько глубины, сколько может вместить в себя самая полноводная река... А потом я узнала, что это название усечённое и восходит к роману Марселя Пруста "В поисках утраченного времени". И вот с тех пор личность Пруста стала для меня очень притягательной, с философско-романтическим флёром... И именно тогда мне очень захотелось прочитать эту книгу... Первый раз осознанно я села за неё в 20 лет. Именно за первый роман. Читала в публичной…

Ну, вобчем, почитал, почитал я ПрустА и впал в Прустрацию.

Привычка! Ловкая, но такая неторопливая распорядительница, поначалу она неделями обрекает наш разум на муки временного существования, но он тому и рад, потому что, не будь привычки и доведись ему обходиться собственными силами , он был бы бессилен предоставить нам квартиру пригодную для жилья. М. Пруст "Комбре" Ой, как много букфф! Привычка свыше нам дана: Замена счастию она. А.С. Пушкин "Евгений Онегин"

Памяти моего отца Прусту повезло с его печеньем Мадлен: стоило его окунуть в липовый чай и ощутить на губах теплоту его мягкого вкуса, как в комнатке воспоминаний ласково вспыхивал добавочный свет комнаты детства, в которой близкий человек был жив, светило доброе солнце в окно на улыбающиеся и словно бы щурящиеся цветы. Знаете, если вслушиваться в однообразный и ритмичный звук, словно всматриваться в узоры на обоях, то в нём, в звуке, начнут проступать печальные узоры галлюцинаций. Так бывает в природе: монотонный шелест листвы, однообразное пение утренней заскучавшей птицы... так на песке мы порою почти не слушая друга, сидящего рядом с…

1. Отныне все печеньки нарекаются именем Пруста, вкусные и невкусные. 2. Направления, среди прочего, могут называться "к Германтам" и "к Свану". Я не знаю, что такого в Прусте, но его не хочется отпускать, пусть он и доводил меня до бешенства тем, как скрупулёзно описывал ничего не значащие светские рауты, и тем, как бездарно Сван расходовал свои душевные силы на не стоящую того особу. "Любовь Свана" страшно утомила меня. "Комбре" и "Имена стран: имя" всё же хороши. Хочется гулять по цветущим аллеям, восседать в плетёном кресле в саду и наслаждаться изяществом слога.