Цитаты из книг — Борис Чичибабин

Я жил когда-то и дышал, но до рассвета не дошел. Темно в душе от Божьих жал, хоть горсть легка, да крест тяжел.

Бессмыслен любой* национализм, но крепко вяжет кровью человечьей. Неужто мало трупов и увечий, что этим делом снова занялись? Ты слышишь вопль напыщенно-зловещий? Пророк-погромщик, осиянно-лыс, орёт в статьях, как будто бы на вече, и тучами сподвижники нашлись. «Всех бед, — кричат, — виновники евреи, народа нет корыстней…

И если жив еще народ, то почему его не слышно и почему во лжи облыжной молчит, дерьма набравши в рот?

Молитва Не подари мне легкой доли, в дороге друга, сна в ночи. Сожги мозолями ладони, к утратам сердце приучи. Доколе длится время злое, да буду хвор и неимущ. Дай задохнуться в диком зное, веселой замятью замучь. И отдели меня от подлых, и дай мне горечи в любви, и в час, назначенный на подвиг, прощенного благослови. Не…

Я почуял беду и проснулся от горя и смуты, и заплакал о тех, перед кем в неизвестном долгу, — и не знаю, как быть, и как годы проходят минуты... Ах, родные, родные, ну чем я вам всем помогу?..

Тебя поносят фарисеи, а ты и пикнуть не посмей. Пойду пожалуюсь весне, озябну зябликом в росе я. Часы веселья так скупы, так вечно косное и злое, как будто все в меня весною вонзает пышные шипы. Я, как бессонница, духовен и беззащитен, как во сне.

Наш общий друг, прозрев с позавчера, любовью древней возлюбил Россию. Любви иной ничем не пересилю, хоть ей ещё не срок и не пора. Отрину бремя левого ребра, раздую жар и зрение расширю, и всё, что прожил, брошу морю синю, коли в нём нет духовного добра. Я с детских лет не чту родства по крови. Когда ж гроза всё зримей,…

«Смешно толпе добро», — такой припев заладя, не я ли с давних пор мотал себе на ус извечнейший, как жизнь, как солнышка с оладьей, с застенчиво-смешным прекрасного союз. И мы с тобой смешны, как умникам Исус, как взрослому дитя, как Мандельштам и Надя. Твоей душе молясь, твои колени гладя, я над самим собой мальчишески…

Издавнилось понятье «патриот». Кто б не служил России, как богине, и кто б души не отдал за народ? Да нет ни той, ни этого в помине. Прошли как жизнь. Дурак о них не врёт. Колокола кладбищенской полыни поют им вслед, печалясь, как о Риме, грустит турист у вырытых ворот. Народ — отец нам и Россия — мать, но их в толпе…

Стою за правду в меру сил, да не падёт пред ложью ниц она. Как одиноко на Руси без Галича и Солженицына.

И отдели меня от подлых, и дай мне горечи в любви, и в час, назначенный на подвиг, прощённого благослови.

Край небылиц, чей так целебен спасенный чудом от обнов реки, деревьев и домов под небо льющийся молебен.

Всю жизнь молюсь без имени и жеста,— и ты, сестра, за боль мою моли, чтоб ей занять свое святое место у ваших ног, нетленные мои.

Таков наш век. Не слышим и не знаем. Одно словечко в Вечность обронив, не грежу я высоким вашим раем. Косноязычен, робок и ленив,

Когда в душе, как благовест господний, звучат стихи с воскреснувших страниц, освободясь из дымной преисподней, она лежит простершаяся ниц.

О, дай нам Бог внимательных бессонниц, чтоб каждый мог, придя под грубый кров как самозванец, вдруг с далеких звонниц услышать гул святых колоколов.

Не счесть пророков и провидцев, что ни кликуша, то и тип, а мне к заветному пробиться б, до сокровенного дойти б. Меня трясет, меня коробит, что я бурбон и нелюдим, и весь мой пот, и весь мой опыт пойдет не в пользу молодым. Они проходят шагом беглым, моих святынь не видно им и не дано дышать тем пеклом, что было воздухом…

Но есть же совесть в человеке и творчества веселый зуд. Есть та особенная сила, что нам с рожденья привита, чтоб нашу плоть нужда месила, чтоб дух ковала клевета. И огнь прожег пяты босые, когда и мне настал черед поверить в то, что я – Россия – земля, вода и сам народ.

Я зло забыл. Прошу тебя: и ты не помни. Возьми все блага жизни прожитой, по дням моим пройди, как по подмостью. Но не темни души своей враждой и злостью.