Истории с книгами — Перси Биши Шелли

В картине Ридли Скотта «Чужой. Завет» один из главных героев андроид Дэвид цитирует строчки из знаменитого сонета Перси Шелли «Озимандия» (в нашем дубляже в переводе Николая Минского): Я — Озимандия, великий царь царей. Взгляните на мои деянья и дрожите!Эти строки в исполнении актера Майкла Фассбендера звучат очень устрашающе и производят большое впечатление на зрителя, но каков контекст их употребления в фильме, что хотел сказать Ридли Скотт с помощью данной цитаты? Чтобы это выяснить, нужно проанализировать сонет Шелли. I met a traveller from an antique land, Who said—“Two vast and trunkless legs of stone Stand in the desert. . . . Near…

Процесс чтения у меня это как путешествие с пьяным извозчиком, которому вроде бы и дали правильный адрес, да и привезет он в конце концов в нужное, то есть заранее задуманное место, да только пути, которые он выбирает, настолько извилисты и непредсказуемы, что порой утром не знаешь, что будешь читать днем и вечером. А в общем, я дочитывала Light in August и уже заглядывалась на Владельца Йокнапатофы . Начинаю "Владельца Йокнапатофы", и если упоминание Анастасьевым среди имен писателей, любимых Фолкнером или повлиявших на него, Сервантеса, Достоевского, Бальзака, Диккенса, Мелвилла, Конрада, Хаусмана и Суинберна вызвало восторг и чувство…

И снова, ночь, и снова, звёзды, Как будто капли, на стекле. В моей постели, бредят розы И задыхаются, во сне. Как будто воздух выцвел тихо, И космос в комнате, настал. Где ты была, теперь, лишь стих мой, На простыне, - прозрачно-ал. На простыне, пишу стихи я, Перо макая, в кровь руки. Так Ариадна, зорной нитью, С Тесеем шла, на свет любви. Но нить оборвана, как голос, И я один, лежу во тьме. Перо лакает ранку, робко, Подобно зверю, в грустном сне.

В 1817 г. Шелли и Китс договорилсь на спор написать по большой поэме. Китс написал - "Эндимион". Шелли - "Лаон и Цитна", чьё окончание пророчески и мрачно совпадает с окончанием "Адонаиса", написанного на смерть Китса, - вызванной критикой его "Эндимиона" - , в форме древнего плача по умершим богам и героям: в этот фактически вымерший жанр Шелли вдохнул новую жизнь, придав ему вселенские масштабы. В городе Пафос ( Кипр) и Лесбосе, был культ Адониса, и женщины справляли празднества, оплакивая это прекрасное, мужское воплощение красоты, в котором тайно пульсировали древнейшие, матриархальные тени женского божества, что в купе с андрогинной…

Пересматривая вчера вечером свои любимые "Римские каникулы", ещё раз пленился дивной сценой сонно-пьяной, очаровательной Одри Хепбёрн, читающей свои любимые стихи... Китса. Как для любителя поэзии Перси Шелли, для меня, как и для Джо Брэдли ( Грегори Пек), было ясно, что принцесса, в своём состоянии опьянения сном, что-то нежно напутала, ибо читает она вовсе не Китса, а Шелли : Аретуза. ( кстати, стих скорее всего написан в Риме) Этот момент, в своём эстетическом гурманстве прелестен и забавен ещё и тем, что переводчик, почему-то "Аретузу" заменил "Ариадной". И что интересно делала проказница Ариадна на "снежном ложе"? Хочется верить, что и…

Сон метается во мне, Как ребёнок, в колыбели. Снятся розы на луне, И доплывший к Мэри - Шелли. Снится Пушкин, весь седой, Беатриче с Данте вместе, Возле речки неземной, И крылатые их дети. Снится сну, звезда одна, И на ней, влюблённых души, Там крылатая жена, О своём тоскует муже. Муж небесный - на земле, Мужу снится небо, розы.. Беатриче, в лунной мгле, И роса на крыльях - звёзды. Сон-ребёночек, притих, Письма, розы, на постели.. Губы шепчут тихо - стих, О звезде далёкой - Шелли.

Это было недавно. Мы сидели в уютной комнатке с приглушенным светом. Свет — шёпотом. И сердца — шёпотом. В комнате, несколько человек: 3 парня и 4 девушки. В нашем неспешном разговоре было что-то тургеневское, в своём неспешном, дремлющем уюте. Даже вещи словно бы нежно дремали, как ночные цветы, благоухая безмолвием. Я с улыбкой заметил, как моя правая рука на столе, возле бокала с вином, слегка вздрагивает, словно раненый солнечный зайчик. Зайчик дрожал в луче её голоса. Голос погас и моя рука исчезла. Зайчик перебрался ко мне поближе, приласкался к груди и замер. Женский голос говорил о кошмарном явлении: насилии над женщиной.…

Синие берега лета остались позади. Зелёный шум листвы тепло отшумел живым и ласковым прибоем, обнажив янтарь листвы под ногами. Света поднимала такой янтарь над собой, и улыбаясь, смотрела, как солнце кротко улыбается миру и ей. Но иногда в янтарь листвы был заключён жучок, и тогда Света целовала прозрачную, матовую сторону листа, словно призрак ладони, и жучок оживал. Она называла это "поцеловать солнце". Мы шли по осеннему парку одетому в вечер и солнце. Верхние листочки деревьев были окрашены в нежный цвет заката. Деревья, словно бы дрожа от странного призрака холода и не понимая происходящего в природе, рвались куда-то к небу, стремясь…

Тяжело быть романтиком в наше время! Поехал на днях с друзьями отдохнуть на природу, в Самарские леса. Как обычно, взял с собой томик стихов Шелли. А поскольку у меня почти ритуальный подход к искусству ( например, Фет плохо читается в жару - по Ходасевичу-, Достоевский волшебно читается осенью, под Дебюсси хорошо идут стихи Лорки и картины Писсарро..), то и тут я решил окружить стихи Шелли той аурой контекста, из которого они и вышли. В детстве я любил смотреть на стихший мир сквозь разбитые цветные стёклышки. Когда вырос, такими "стёклышками" для меня стали стихи. Выбрал я стихи, наиболее подходящие к тому глухому месту, на которое я…

Стать бы книгой (томик Шелли) На коленях, у тебя, Все странички б, потеплели, Замечтавшись, жизнь любя. В книге - аленький цветочек, Словно сердце в пустоте. Ты меня читаешь ночью, Улыбаешься мечте. Засыпаешь.. томик Шелли, На груди твоей, как сон. Все странички побледнели, - Нежный сон в тебя влюблён. Тихих крыльев светлый шелест.. На груди твоей, я сплю. Ночь, постель и томик Шелли.. Как же я тебя люблю!

Сегодня день рождения Перси Шелли. Я вот задумался… а что первое нам приходит на сердце (ум?), когда мы вспоминаем того или иного поэта, писателя? Не мраморный и пыльный бюстик на школьном шкафчике? Что-то родное? А если поэт не так уж нам и знаком, но на слуху? Если бы я был ангелом, я был бы фотографом (и меня скоро бы выгнали бы из рая… с фотоаппаратом!). Я бы хотел фотографировать чудесные моменты жизни поэтов, когда так и хочется воскликнуть: остановись мгновение, ты прекрасно! Как бы я сфотографировал Набокова? Когда он в молодости играл в футбол, и, «стоя» в воротах, бросился в угол за мячом (как за чудесной бабочкой!) и мяч,…

В моём сознании замкнулся круг совпадений, и, чтобы вы понимали о чём идёт речь, я начну издалека. В школе мы изучали немецкий язык и наша преподавательница на последнем уроке в 11 классе дала нам прочитать немецкую статью о женщине - Мэри Шелли, о которой, к тому моменту, я не знала ровным счётом ничего. Из той статьи я узнала, что она написала "Франкенштейна" и это было неким шоком для меня, но помимо самого этого факта, я ничего не запомнила. Через несколько лет я узнала об истории Беатриче Ченчи - девушки, которая жила в Италии... и эта история, задела самые глубокие струны моей души. Я до сих пор не могу забыть о Беатриче, настолько…

О смерти Еле зримой улыбкой, лунно-холодной, Вспыхнет ночью безлунной во мгле метеор, И на остров, окутанный бездной бесплодной, Пред победой зари он уронит свой взор. Так и блеск нашей жизни на миг возникает И над нашим путем, погасая, сверкает. Человек, сохрани непреклонность души Между бурныx теней этой здешней дороги, И волнения туч завершатся в тиши, В блеске дивного дня, на лучистом пороге, Ад и рай там оставят тебя, без борьбы, Будешь вольным тогда во вселенной судьбы. Этот мир есть кормилец всего, что мы знаем, Этот мир породил все, что чувствуем мы, И пред смертью - от ужаса мы замираем, Если нервы - не сталь, мы пугаемся тьмы,…

Люди, как марионетки, Скачут в пошлой оперетке Без надежды на успех. Горесть! Бросим им объедки Наши дум - пусть смолкнет смеx!