Рецензии на книги — Андрей Белый

"Огромное стекло в оправе изумрудной разбито вдребезги под силой ветра чудной — огромное стекло в оправе изумрудной. Печальный друг, довольно слез — молчи! Как в ужасе застывшая зарница, луны осенней багряница. Фатою траурной грачи несутся — затенили наши лица. Протяжно дальний визг окрестность опояшет. Полынь метлой испуганно нам машет. И красный лунный диск в разбитом зеркале, чертя рубины, пляшет..." (Андрей Белый. Осень (Огромное стекло)

...Сейчас понимаю, какой ошибкой было начинать знакомство с творчеством Андрея Белого (1880-1934) сразу с его прозы. Андрей Белый как поэт был до этого времени мне незнаком (как прозаик тем более): почему-то в школе мы совершенно не касались его стихов, и понятие "символизм" для меня долгое время оставалось только понятием:) Роман "Петербург",…

Он оглушен Был шумом внутренней тревоги. И так он свой несчастный век Влачил, ни зверь ни человек, Ни то ни сё, ни житель света, Ни призрак мертвый...

(А.С. Пушкин «Медный всадник»)

Некий молодой человек, возможно, наш с вами современник любит большие города. Величие архитектуры исторической части, обилие новостроек на окраинах, толпы людей в метро – все это обнадеживает и наполняет оптимизмом. Но иногда, иногда! Когда он устает каждое утро проигрывать в датскую рулетку, когда разочаровывается в самом себе многократно в течение дня, вот тогда поздно вечером он выходит в ночное тело города, в игру тумана, в дымновеющую мокроту, наполненную зонтами прохожих – плывующую густоту котелков, усов, подбородков. Зачем выходит? Наверное, отыскать в большом городе чуточку человеческого тепла. Но…

Андрей Белый – яркий представитель русского модернизма и символизма, поэтому, если читателю не близки данные направления в литературе, то можно не рассчитывать на понятие и принятие. Роман «Петербург» сравнивают с «Улиссом» Джойса: я бы этого делать не стала, потому что до «Улисса» всё-таки по монотонности и нудности никому не добраться в ближайшие лет сто, за исключением, может быть, только Терехова! Первая публикация была в 1913 году, а вот в 1922 году писатель решил отредактировать книгу и сократить объём на треть и повторно переиздать. Вот не смогу сказать, что я расплавилась под прекрасной и необыкновенно интересной фабулой романа: честно каюсь, что не прониклась, а читала только ради того, чтобы прикоснуться к так называемой великой литературе. В своём романе автор поднимает…

Символично – мое последнее прочувствованное школьное сочинение (экзаменационные и «для галочки» не в счет) было посвящено Белому-поэту, а мое последнее сочинение для ДП-2016 – снова о Белом, но уже о прозаике.

Хорошо, что тогда, в юности, я не взялась за «Петербург». Я была слишком серьезной – увязла бы в монголизмах-символизмах, запунцовела бы при сомнительных деталях, искала бы стройности и логики или (что еще хуже) делала бы вид, что мне и без логики хорошо. Не было у меня –дцать лет назад опыта шикарных глюков от наркоза, да и информационная помойка в голове была поменьше – а, значит, глюкам пришлось бы жить впроголодь.

Сам Белый предпочитал для своего романа термин «мозговая игра» - простите, что я грубо именую его «глюком».

«Петербург» - это шикарный глюк, галлюцинация, бред…

Аудиокнига. 26 часов. Для кого-то это покажется малым числом, но для меня это почти больше трех недель. Я не ожидала, что у меня слушание этой аудиокниги растянется на такой долгий период. Я очень люблю слушать аудиокниги. Просто обожаю. Когда болят глаза – это единственный способ познавать и развиваться. Московский чудак, Москва под ударом и Маски – трилогия. Кто-то считает, что это одна книга под названием Москва. Но это не так. Это три книги, связанные между собой одним сюжетом. Я люблю Андрея Белого. Но могу сказать, что эти книги не вызвали во мне особого восхищения. Потому, что все три книги были одинаковые, весь сюжет тянулся вокруг профессора, злобный Мантра, его дочь Лиза, второстепенные герои, и знаете, получилось не очень интересно. Как-то все три книги получились у автора…

Безусловно, чтобы понять, что я влюбилась в писателя, мне понадобилась эта книга. И хотя, я знаю этого писателя уже полжизни, но для меня именно сейчас он стал любимым. Эта книга, которая заставила меня чувствовать полное спокойствие и созерцание этого мира, которая помогла понять, что в символах гораздо больше смысла, чем в словах. Когда я читала эту книгу, время куда-то уходило, я сама будто летела в небытие, исчезала медленно, и только когда я переставала читать, я снова чувствовала, что я ещё здесь, в этом мире. Я не знаю, почему я так исчезала, я не понимаю, что со мной было. Но последние 100 страниц в книге, где так много отчаяния и тоски, где протягиваешь руку, где взбираешься на скалы, но падаешь, и никто не протянет руки тебе вслед. Это печально, потому что автор явно был очень…

Самосознание разорвало мне мозг.

Эта книга есть нечто. Буквально: бесформенное, текучее, полуосознаваемое н е ч т о, более всего напоминающее последнюю (ненаписанную) главу из «Гейнриха фон Офтердингена», где всё во всём, одно вытекает из другого, и одно в другое втекает. Почти невероятное: повествование о былом и небывшем — о впечатлениях раннего детства, раньше — о бредах младенчества, раньше — о снах эмбриона.

припоминание — творческая способность, мне слагающая проход в иной мир

Если б я мог связать воедино…

Флэшмоб 2012, совет от TibetanFox

Что-то необыкновенное. Первое время я не понимала, что происходит. Да и по прочтении понимаю не то чтобы совсем. Мистика действительно околомайринковская, как и предупреждали. Но с большой поправкой на национальный колорит. У меня даже прохладное отношение к вопросу о судьбах России сменилось некоторой заинтересованностью. На протяжении всего романа чувствуется, как нагнетается перед революцией обстановка, на уровне символов обозначен выбор между Западом и Востоком и несостоятельность этого выбора, и собственный путь. Язык головокружительно красив (хоть и очень своеобразен), текст сам по себе головокружителен. Как и духовидческий образ Петербурга, чьи формы - отнюдь не проспектно-канальная сетка, а некий эктоплазменный кисель, или даже еще эфемернее -…

Андрей Белый начинает свою карьеру с романа "Серебряный голубь", причём в предисловии хвастливо заявляет, что это первая треть трилогии, которую он задумал. Слава богу, что в дальнейшем он забросил идею написать эту трилогию и сосредоточился на стихах, а потом и создал отличнейший "Петербург". Потому что это — ерунда несусветная.

Что самое интересное, задумка у романа вполне себе прикольная. В уездных деревеньках растёт и расширяется секта "голубей" (списанная с вполне реально существовавшей секты хлыстовцев). Голубь — символ мира, кротости, б-га и всего прочего, такой символ, что хоть ложкой ешь. Голуби периодически накуриваются в баньке какими-то травушками, галлюцинируют, вербуют новых членов, молятся по-странному и ждут пришествия мессии, который должен у них родиться. Глава общины…

Сегодня эта книга – экспонат литературного прошлого, для знатоков и гурманов. (Александр Солженицын)

Октябрь, 1905. Петербург. Россия уже пережила многочисленные забастовки рабочих и кровавое воскресенье, положившее начало первой русской революции, уже отгремели в Одессе выстрелы с броненосца "Потёмкин" и восстание подавлено, уже позади последнее сражение Русско-японской войны - цусимское, в котором разгромлен русский флот. В воздухе витает революция и что-то ещё. Мозговая игра. В "Петербурге" в этой игре участвуют абсолютно все герои, включая город, автора и читателя. Никакой надежды на лёгкое чтение, есть лишь безудержный вихрь размышлений, состояний, эмоций. Всё это в размытом хаосе скачущих с одного на другое мыслей и чувств. Это какой-то совершенно нереальный, чрезмерно бурный…

Это шедевр.

Я читала этот роман запоем, перечитывала с упоением, перечитывала еще и еще раз, с восхищением и восторгом.

Это - произведение искусства, символическое, модернистское, амбициозное, прекрасное.

И почему-то мне везде в последнее время мерещатся "Бесы" Достоевского. Или действительно повлияли, или это уже моя фантазия...

А действительно хорошо про "Петербург" сказал Волков в "Истории культуры Санкт-Петербурга" :

Авантюрный сюжет романа Белого - охота революционеров-террористов за важным петербургским чиновником - лишь повод для взрыва фантастических ситуаций, блистящих описаний и мистических теорий. .. На читателя обрушивается литературный шквал огромной силы и темперамента. Белый применяет в своем произведении иронию, гротеск, пафос, пародию... Он виртуозно использует весь арсенал…

Россия - Сфинкс! Ликуя и скорбя, И обливаясь черной кровью, Она глядит, глядит, глядит в тебя И с ненавистью, и с любовью!.. (Александр Блок ''Скифы'')

Серебряный век – это эпоха ренессанса русской литературы: в этот период наивысшего своего развития достигают язык, стили, формы поэзии и прозы, те эксперименты с формой и стилями, что творили авторы Серебряного века, сравнимы с лучшими произведениями мировой литературы. Возможно потому, что авторы Серебряного века чаще всего были одновременно и поэтами и прозаиками, чувствовали язык: восхитительная проза и поэзия Гиппиус, Георгия Иванова, Владислава Ходасавича, к примеру. На таком удивительно прекрасном языке сейчас уже не пишут и вряд ли в скором времени будут. И в этой эпохе имя Андрея Белого стоит на самой высшей ступени, ибо он…

Роман читаешь словно в бреду воспалённого разума, вместе с героями бродя внутри сконструированного автором пространства. Я осиливала по несколько частей в главе и откладывала книгу, не в силах в ней долго находиться. Иначе нарастало чёткое ощущение, что мозг словно рассыпается на части, разваливается так, что потом не соберёшь. Впервые такое странное впечатление от текста.

Это завораживающая смесь Гоголя, Достоевского и Пушкина. Это отражение параллелей с жизнью самого автора и его страстного увлечения антропософией и востоком. И, конечно же, это революция, политика, радикальные идеи, надвигающиеся перемены и предчувствие неотвратимых изменений и разрушений. Мир романа ирреален и фантасмагоричен. Его идеи целиком и полностью подчинены форме, а содержание порой отрывается от неё.

Герои…

С самого начала прочитав аннотацию с упоминанием коматоза и захлебывающиеся от восторгов отзывы об аллюзиях и снах о городе, я понимала, что есть для меня риск мучительного чтения. Так сложено моё восприятие, рабоче-крестьянское и явно далёкое от гурманства сюрреализмом, воспевания анархии стиля и наслаждения мешаниной образов, что получать удовольствие от бреда литературного гения мне бывает сложно. Но за прочтение было два, нет три факта. Первый, мне хотелось познакомиться с творчеством автора, о котором я читала много в воспоминаниях других творцов серебряного века и впечатление о нем сложилось довольно неоднозначное, хотелось погрузиться в его библиографические изыски самой. Второй, директивный, книжная игромания привела к необходимости чтения именно этой книги. И третий, компас…

Так отозвался о романе своего друга Александр Блок. Роман "Петербург" считается вершиной прозы русского модернизма и символизма. Совершенно не моя литература и тем не менее я смело ринулась вперед, не оглядываясь на огромный список "горячо желаемой своей литературы")

С первых страниц становится понятно, что "Петербург" - это настоящий вынос мозга или же словами самого Андрея Белого

все то было одним раздражением мозговой оболочки, если только не было хроническим недомоганием… может быть, мозжечка.

Автор играет словом от простонародного до высокопарных речей, в романе будут стихи, но впечатление, что он полностью, от начала до конца, написан белым стихом. Прекрасный язык завораживал, но я ни-че-го не понимала. Пришлось сразу же обратиться к помощи интернета и заглянуть в содержание, чтобы…

Все говорят, что я рассказываю перескакивая с первое на десятое, мое повествование путанное и странное. Но вот я впервые вижу такую запутанную книгу, хоспади. Тут история даже не про город и не про семью. История про автора, как он тут все устроил. Он пытается сказать все и сразу. Получается клубок из снов, мыслей, диалогов и описания всего вокруг. Мне не понравилась эта каша. Язык хороший, вроде для того времени это новаторство (такой стиль повествования). Я почему-то думала, что Андрей Белый автор 20в, но тут нежданно негаданно нет, все же писатель прошлого 19 столетия. Так вот, то что для того времени новаторство сейчас выглядит на мой взгляд сейчас выглядит как записки сумасшедшего.

Ненужное предуведомление, в котором зачем-то совершенно дилетантским образом выводится формула успеха определенного жанра, и которое почему-то сопровождается четырежды ненужным ироническим комментарием по поводу собственной ненужности:

Хорошие мемуары - это те, в которых узнаются: а) герои, б) автор. Хочется дописать "в) эпоха", но это будет лукавством - очень тяжело узнавать эпоху, в которой жить не довелось. Собственно, при чтении мемуаров нам редко улыбается удача быть очно знакомыми хоть с кем-то из компании а) героев и б) автора, однако в тех случаях, когда эта компания связана с художественной литературой, остается призрачный шанс на узнавание.

Ненужные рассуждения, главным образом развивающие уже высказанную выше дважды ненужную мысль (но применительно к основному предмету…

«Мгновенье красоты бездонно по значенью» Со второй половины XIX века самотолкование – суждение автора о собственном произведении – становится если не обязательным, то очень популярным элементом творчества: всё чаще автор выступает в роли критика своего творения, и не важно, в какой форме эта критика осуществляется: доклад, лекция, «роман о романе», «заметки на полях» или в виде полноценного литературного манифеста. В этом смысле Manifeste littéraire «Le Symbolisme» Мореаса, опубликованный в Фигаро в 1886 года, весьма показателен. В изящной декларации нового направления в искусстве Мореас и компания обозначили базовые принципы символизма и сформулировали само понятие Символа, призванного отныне заменить традиционный художественный образ.

Русский символист Андрей Белый в своих…

В этом романе три главных героя - Петербург, террор, красный цвет. Все это взаимосвязано. Сквозь серые прямые проспекты, сквозь туман, мглу, изморозь ярко и жутко вспыхивает красный флаг. Красный цвет пронизывает серость и блеклость - "фирменные" цвета Петербурга. Все здесь искажено, и контуры и звуки, так туманным утром мы можем принять плеск воды за шум шагов, а человеческий голос - за карканье ворона.

Сказать конкретно, о чем книга не так просто. Здесь столько всего намешано. Террористы, взрывающие важных сановников и вербующие в свои ряды романтически насторенную молодежь. Провокация со стороны тайной полиции, провокация внутри партии эсеров, провокация на самом высшем уровне - шантаж самого сенатора. И рядом - высший свет, дворяне, блестящие офицеры, богатые дома, балы и…

"Москва", часть вторая. "Москва под ударом". Интерлюдия.

Незаконченный эпос Андрея Белого (часть третья "Москвы" под названием "Маски" была лишь вторым томом, а "Москва под ударом" и "Московский чудак" составляли том первый, а всего томов д◌́лжно быть было четыре) потрясает своей чернотой и кромешной жестокостью. Та ритмичная проза, орнамент, писателем выбранный, украшательством странным обрамляет кровавый узор. Мы сейчас попытаемся выйти с тобой из ритмичного морока. Благородный читатель, за ручку возьми и - вперед...