Цитаты из книг — Александр Мирер

Ну вот, я написал про все, как оно было. Довольно скучное занятие – писать. Скучнее, чем решать задачки по алгебре. Но Степка, который сам ничего не написал, а только мешался – здесь я напутал, тут забыл, – Степка говорит, что надо еще написать о нас. Получается, будто мы герои. Это разузнали, там предупредили, тут…

Тогда он мне и объяснил сразу все. Ну, вы знаете. Как они выдумали машинки для записи сознания, стали бессмертными, а их тела умирали, и поэтому они двинулись в Космос за телами. Он сказал, что корабль Десантников совсем маленький. В него помещается несколько сотен кристаллических записей размером с крупнокалиберную пулю.…

Портнов оказался очень странным человеком. Когда он понял, что самих пришельцев нигде не видели, он вдруг захохотал и крикнул: – Правильно! За каким лешим таскать по Космосу бренное тело, если можно ограничиться сознанием? Молодцы! Он вскочил, пробежался от окна к стене, опять к окну, постучал по стеклу и пробормотал с…

На бегу я думал о трусах. Рыжий попутчик – несомненный трус. У них всегда чутье на опасность, как у Кольки Берсенева из нашего класса. Едва запахнет дракой, он исчезает. Он как барометр. Если он исчез из компании, то наверняка жди неприятностей – подеремся, либо из кино выведут, либо затеем на овраге слалом и переломаем…

Там лежал поразительный предмет. Он был ни на что не похож. С первого взгляда он смахивал на стальную палку, но стоило секунду приглядеться, чтобы понять – эта штука не стальная, и даже не металлическая, и не папка уж наверняка. Даже не круглая. Овальная? Нет, бугристая, будто ее мяли пальцами. Зеленовато-блестящая. На…

Он поспешил поблагодарить Клагга и, подняв глаза, уловил его взгляд - злобный, самодовольный и бесконечно глупый. Будто вся глупость Вселенной, вся беспощадная тупость неразумной материи сосредоточилась в одной холеной роже.

Параллель, которую почему-то никто не замечает: «Улитка на склоне» провела в небытии чуть меньше, чем «Мастер и Маргарита», – двадцать три полных года. А ведь есть закон, почти абсолютный: слава или бесславие книг наступают примерно через двадцать лет после публикации – они должны вылежаться, причем не в столе автора и не…