Кто написал «Собаку Баскервилей»?

У меня сложное отношение к Артуру Конан Дойлу, как, наверное, ко всем авторам, чьи жизнь и творчество меня интересовали настолько, чтобы долго и упорно изучать всё их наследие. Впрочем, давайте глянем, каково общее мнение о Дойле. Считается, что он был автором блестящих детективных рассказов, а в конце жизни потерял критическое мышление, увлекся спиритизмом — простим эту слабость великому человеку. Мое мнение ровно противоположное — Дойл никогда в жизни не обладал критическим мышлением. В каноне рассказов о Шерлоке Холмсе по паре ошибок в каждом из произведений, да и хваленый метод Холмса — это «просто тот человек выглядел и вел себя как моряк». Что такое быть «как моряк» вам никогда не пояснят. Будем честны, метод Холмса — это старая добрая телепатия.

Но в то же время Дойлу удалось нащупать нечто вне его литературных способностей, нечто великое и совершенно мистическое, что, в конечном счете, к концу жизни и вылилось у него в увлечение той самой мистикой. Да, подходил он к мистике, то бишь к спиритизму, без какой-либо критики. Особо запомнившийся мне момент — это эпизод из «Страны туманов», где медиум переоделся в призрака, и его поймали в таком виде клиенты. Разумеется, по мнению Дойла, надо верить, что медиум просто в этот момент находился в трансе, в который его загнали настоящие духи. Это желание верить вопреки логике заставляло Дойла проноситься мимо реальных сверхъестественных явлений, давая ярлык «непознанное» и элементам реальной мистики, и откровенному мошенничеству. Увы, но, когда люди встречают факт мошенничества в некоем явлении, они считают подложным всё явление целиком, и даже сам класс таких явлений. Но зачастую мистические случаи представляют собой микс из обмана и настоящего непознанного. И когда-нибудь я обязательно разберу такое событие, как «Фотографии фей из Коттингли», где Дойл в своем стремлении доказать «всё правда», пропустил как и указания на мошенничество, так и те странности, которые доказывали реальность фей. Да, я тоже верю в фей, но при этом мне нужны доказательства повесомее.

Так кем же оказался Холмс? Он перерос своего создателя, Холмс превратился в общечеловеческое наследие, в героя, с которым почти все знакомы, причем не по книгам, не по фильмам, а по упоминаниям, по общей атмосфере туманного Лондона, которая теперь принадлежит герою безраздельно. Запишу еще одну тему, которую можно будет рассмотреть: насколько Дойл является создателем персонажа. Ведь Холмс до неприличия напоминает персонажа Эдгара По Огюста Дюпена. А Эдгар По не столько придумывал, сколько формировал реальность. Можно вспомнить эпизод, приведенный в книге П. Байяра «Титаник» утонет , о том, как Эдгар По за десятки лет предсказал инцидент в море (не скажу какой, прочитайте книгу), включая полное имя главной жертвы. Но зато я проспойлерю другую книгу Байяра Пьер Байяр - Дело собаки Баскервилей . Байяр тоже обращается к идее, что мир вымысла проницаем и в обратную сторону, что персонаж может влиять на создателя. И обосновывает это тем, что в «Собаке Баскервилей» совсем другой убийца, чем это указано в книге. Будем честны, Байяр далеко не первый, кто это утверждает и в холмсиане уже хорошенько разобрали все улики, которые не соотносятся с официальной версией (в этой статье я их все приведу). Так что же, Дойл создал второй слой загадок и специально намекнул на другого виновного, при том, что второго слоя обычно в его книгах нет? Или же это реально мистика, и сюжет повлиял на автора?

Я поступлю так же, как поступили в самом романе — найду материалистическое объяснение. У «Собаки» был соавтор. И нет, это не мои домыслы, это общепризнанный факт. Первые издания романа выходили с посвящением соавтору — Бернарду Флетчеру Робинсону.

Совершенно забытое имя

Сейчас Робинсон в качестве соавтора Дойла считается только «тем человеком, который рассказал Дойлу легенду об адских гончих на болотах». То есть вся его роль сведена к википедийной статье, если оценивать его с позиций нашего времени.

Хотя Робинсон написал очень много статей и громадное количество рассказов, история сохранила его фамилию, как соавтора Дойла и его друга П. Г. Вудхауса, но не как самостоятельного писателя. На мой придирчивый вкус, его детективные рассказы вполне стандартны для его времени, но именно эта стандартность и делает их проходными; плохой или хороший, но писатель запоминается настолько же, насколько ярок его индивидуальный стиль. Робинсон же хорошо вписывался в общие тенденции, но не выделялся практически ничем.

При этом у него была головокружительна журналистская… нет, редакторская карьера. Начав с практически самопальных журналов, к тридцати он поочередно возглавлял таких тиражных монстров, как Daily Express и Vanity Fair.

Мистика и его не обошла стороной. В 1904-м году он сделал большой репортаж о так называемой Приносящей несчастья мумии. Он умер внезапно от некоей болезни, которую признали брюшным тифом, в 1907-м, но считается, что здесь были причина и следствие, проклятие мумии сыграло свою роль.

Дойл решил писать книгу вместе с Робинсоном в 1900-м году. Они вместе поехали в Девоншир, где набирали материал. В письмах Дойл утверждал, что обязательно укажет Робинсона в качестве соавтора, то есть на тот момент «материал» явно не ограничивался одной лишь невнятной легендой. Затем совершенно внезапно Дойл решает ввести в повествование Холмса. На тот момент Холмс уже девять лет как мертв, утонул в водопаде, и до того Дойл вовсе не думал воскрешать сыщика. Именно «Собака» послужила тому, что впоследствии Дойл воскресил Холмса и стал выпускать новые рассказы.

Понятно, почему в соавторы Робинсона не пригласили, всё-таки имя Холмса продавалось в одной связке с именем Дойла, и не иначе. Зато Робинсону были посвящены благодарственные надписи на титульном листе. Но вдруг в следующих изданиях исчезли и они: никаких заявлений, что от Робинсона было получено нечто большее, чем легенда, от Дойла никогда не последовало. При этом уже после смерти журналиста, в 1912-м году Дойл выпускает «Затерянный мир», в главном герое которого Эдварде Мэлоуне, многие опознают черты Робинсона.

Есть ли свидетельства, что Робинсону принадлежит сюжет «Собаки»?

Начнем с того, что на три остальных романа о Холмсе «Собака» похожа не больше, чем на «Сагу о Форсайтах». «Этюд в багровых тонах», «Знак четырех» и «Долина ужаса» сделаны по абсолютно одной и той же схеме. Во внешней «рамке» Холмс расследует преступление, ищет преступника, затем найденный преступник рассказывает приключенческую историю (без расследований!) про некую секту, затем снова возвращение во внешнюю рамку и эпилог всех событий. «Собака» — единственная детективная повесть Дойла, которая остается детективной с начала до конца, а не прерывается на рассказ о каких-то кровавых ритуалах за пределами Англии.

Что же касается свидетельств, а не домыслов — тут всё запущено. Да, имеются. Приведу два, причем начну с того, с которым я знакома вскользь, так как не смогла достать текст исследования и ориентировалась по газетным статьям. То есть, как вы поняли, я и сама предубеждена и не считаю эту теорию ни свидетельством, ни даже исследованием.

Артур Конан Дойл убил соавтора! Он подговорил его жену, с которой состоял в сексуальной связи, отравить мужа лауданумом! Почему ему пришло в голову убить только через пять лет? Потому что! Вам этого мало? Экие вы недоверчивые.

В начале нулевых бывший психолог Роджер Гаррик-Стил выпустил книгу The House of the Baskervilles , которая явно нуждалась в другом дизайнере обложки, где доказывал, что Дойл убил соавтора. Книгу мне достать не удалось, порыв купить с рук бумажную версию разбился о статью в «Гардиан», где Гаррик-Стил долго хвастается, сколько человек заинтересовалось и сколько у него взяли интервью. Его увлеченность именно самой идеей, а не дивидендами с нее, мне показалась несколько… несуществующей. Но я попыталась поверить в теорию заочно. Даже предположила, что в википедийную статью о Робинсоне ссылка на теорию Гаррика-Стила не вошла из-за коварности дойломанов. В конце концов, председатель фан-клуба доказывал, что Дойл не мог никого отравить потому, что «ну, не мог же он!» Почему-то голословщина мне не показалась такой уж убедительной.

И я пошла читать отзывы на книгу. Люди, которые пробились сквозь книгу Гаррика-Стила, выглядят уставшими, с потухшими глазами, жалуются, что одно предложение может занимать страницу, а абзац — две-три, что гротескные сцены выдуманного секса не смешат, а скорее пугают. Доказательств теории никто из прочитавших и выживших не обнаружил.

В одной из статей я нашла три вопроса, которые постоянно повторял Гаррик-Стил, и если они и должны были быть доказательствами, то… у меня для него плохие новости.

1. Почему Флетчер Робинсон ни разу не обратился к врачу?

2. Учитывая, что брюшной тиф очень заразен, почему ни один родственник, друг, коллега или член его персонала не заразился этим заболеванием?

3. Почему его тело было доставлено из лондонской Белгравии, где он умер, в его дом, в Девоне для захоронения в переполненном общественном поезде, когда жертв брюшного тифа почти всегда кремировали?

Сами вопросы неплохие, но вообще-то они не значат, что его отравили. Третий, к примеру, означает, что все были в курсе, что у Робинсона не тиф, почему и не кремировали тело. Первый – что и сам Робинсон знал, что у него не заболевание, а отравление. В 2008-м году суд отказал в эксгумации тела Робинсона для проверки отравления. Но проблема состоит в том, что если бы эксгумация состоялась, и в теле нашли бы следы лауданума, нет никаких оснований считать, что Дойлу требовалось зачем-то травить молодого писателя, который мог миллион раз передать улики, доказывающие его авторство, любому из друзей.

Второе свидетельство повесомее, так как дано… самим Генри Баскервилем. Имя персонажу было дано такое же, как у кучера Робинсона. Вообще интересно, как редко журналисты расследуют пути создания тех или иных шедевров, сосредотачиваясь только на пересчете грязных простыней. А ведь скандалов там может быть намного больше, чем между простынями.

Один такой скандал внезапно обнаружил журналист Daily Express Питер Эванс, когда в 1959-м году взял интервью у кучера, на тот момент уже почти девяностолетнего старика. И вот тут сложно списать на «возраст», «придумал», «хайпанул». Баскервиль сказал, что Берти давно обещал в своем новом романе дать главному персонажу имя кучера. То есть до того, как встретился с Дойлом и фактически отдал ему задумку. А еще, что весь замысел «Собаки» принадлежит полностью Робинсону. Это реально было скандалом. Дойла не было в живых, но выступил с заявлением сын писателя Адриан, который написал письмо («Не мог папа так поступить, не мог!»), что Дойл написал всё сам, а Робинсон только поделился старинной легендой тех мест. Письмо хранится в архиве, и приходится пользоваться пересказом. Но Баскервиля было не унять, он заявил, что такой легенды никогда не существовало, ее придумал Берти.

Верю ли я кучеру? На все сто. Доказательством, что он соврал, была бы фиксация легенды в любом письменном источнике до написания романа. Но таких данных нет. Есть легенды об адских собаках, но они совсем иные. Легенда придумана Робинсоном, в этом у меня нет сомнений. Разве что… она сильно переделана Дойлем. Но этого я коснусь дальше.

Как вижу ситуацию я? Я не думаю, что Дойл «украл» сюжет, скорее всего, он был подарен знаменитому коллеге. Господи Боже, да все «Хроники Аддингтона Пиза» самого Робинсона — это чистое беспримесное подражание рассказам о Шерлоке Холмсе. Робинсон не умел писать детективов и копировал Дойла, скорее всего, он спокойно отдал замысел, надеясь на мастерство Дойла, а также на славу, которой не получил. Уверена, что Дойл основательно переработал подаренное, а затем стал утверждать, что «всё моё, отстаньте». Но следы первоначального чужого замысла торчат в «Собаке» со всех сторон.

Собака, какой мы ее знаем

«Собаку Баскервилей» я прочитала в восемь лет. И даже в том моем более, чем юном возрасте один из эпизодов вызвал мое недоуменное и длинное «Чтоооо?». Я говорю о том моменте, где Холмс заявляет, что фермеры неправильно прочитали следы и сквайр Баскервиль не крался на цыпочках, а бежал. Долгое время этот ляп был моим предметом гордости, надо же, я подловила Дойла на незнании. Спутать следы бегущего и крадущегося на цыпочках человека — невозможно, не верите — наступите в лужу и проверьте на асфальте, а у меня к восьми годам был богатый опыт по топтанию луж и рисованию следами рисунков на снегу. Впрочем, когда я выросла, выяснилось, что мой повод для гордости довольно эфемерный, Дойл был ужасен в описании следов, что даже признавал самостоятельно, но его уверенность в себе и нежелание проверять, пока ему не укажут на это раз пятьдесят, играли ему на руку, большинство — покупалось. Единственный раз, когда Дойл признал, что был неправ, так когда ему пришла тонна писем, что невозможно определить по следу велосипеда, в какую сторону он ехал (на это построены догадки в рассказе «Случай в интернате»). Дойл проверил. И надо же, авторы писем были правы, а он — нет. Но невежественное упрямство Дойла — отдельная песня.

Эти чертовы следы засели в моем сознании на долгие годы. И когда я увлеклась поначалу поиском «настоящего» убийцы, эти следы стали моей первой зацепкой для обнаружения оригинального замысла. Да, я сперва нашла признаки другого романа, а потом узнала о соавторе.

География романа избыточна и явно придумана не Дойлом. От Баскервиль-холла идет тисовая аллея, которая заканчивается у старой, полуразрушенной беседки. Посреди тропы есть калитка, которая ведет на болота. Около этой калитки и ждал Лору Лайонс сэр Чарльз в свою последнюю ночь. Стэплтон пустил пса, чтобы тот напугал сэра Чарльза и… сэр Чарльз побежал не в сторону дома, а в сторону беседки. Почему? Потому что испугался? Мог ли рассчитывать убийца, что:

1. Жертва настолько потеряет голову, что побежит не домой?

2. Что умрет от разрыва сердца, а не доберется покусанным к особняку?

Представьте себе громко кричащего сэра Чарльза, на чьи крики выбегает Бэрримор с лопатой и отгоняет чудовище, причем оба отлично успевают разглядеть собаку. Да, это была бы иная история. И «убийца-идиот» нам еще не раз встретится в нашем исследовании. Холмс назовет убийцу «самым коварным в своей карьере», но каждое действие Стэплтона, если брать его таким, каким его описал Дойл, вызывает тяжелые формы фейспалма. Он кого-то убивает и вообще жив только потому, что обладает неубиваемой живучестью и удачей, подаренной автором.

Беседка и следы крадущегося сэра Чарльза пришли из первоначального замысла. Как бы я ни критиковала Дойла, не думаю, что ему самому пришло в голову выдумать что-то про следы «на цыпочках». В первой версии книги сэр Чарльз крался в темноте с единственной целью — чтобы подслушать говорящих в беседке (сразу вспоминается Уилки Коллинз «Желтая маска», думается, вспомнился не только мне, но и Дойлу, почему и был в корне изменен эпизод).

Что ж, рассмотрим историю с самого начала. Некий доктор Мортимер прибывает к Холмсу и Уотсону, зачитывает странный документ. Сам Мортимер вызывает немало вопросов, поэтому, к примеру, Василий Щепетнев в 2002-м году в журнале «Компьютерра» предположил, что именно Мортимер является убийцей. Не буду тянуть резину, все остальные, включая Байяра, называют настоящим убийцей Бэрил Гарсиа, жену Стэплтона, ведь только с ее слов мы знаем, что Стэплтон совершал все злодеяния. Она посылает анонимные письма, отпускает намеки и вполне могла самозамотаться в финальных сценах в простыню. Несомненно, что она не просто так бродит по болотам в лучшем платье, поджидая наследника Баскервилей. Получить деньги наследства можно и более приятным способом, никого не убивая. Впрочем, учитывая, что роман не заканчивается свадьбой, а Мортимер едет в кругосветное путешествие вместе с Генри Баскервилем, то Щепетнев предположил, что и Мортимер не чужд того, чтобы воспользоваться тем же способом получения денег.

Но какие же вопросы вызывает врач?
1. Где его жена? Он покидает Чаринг-Кросский госпиталь в связи со свадьбой, но жена исчезает из повествования напрочь. Это отмечают все шерлокианцы.
2. Сколько получает куратор госпиталя и сельский врач?

Вот этот вопрос не рассматривается, и отмечаю его только я, так как с викторианской эпохи прошло слишком много времени, а те, кто знает эпоху, слишком доверяют Дойлу (несмотря на все его зарегистрированные промахи), чтобы в нем сомневаться. О том, что куратору, который живет при госпитале и на самом деле «чуть лучше практиканта», практически невозможно купить собственную практику, пусть даже и в сельской местности, Дойлу было известно лучше, чем кому-либо. Он достаточно промучился без денег после окончания университета, чтобы все перипетии устройства медиков на работу въелись в его кровь. Почему Мортимер покупает практику именно рядом с Баскервиль-холлом? Почему свадьба следует столь поспешно, что это обрывает мечты Мортимера стать консультантом? И почему его принимает у себя сэр Чарльз Баскервиль, ведь молодой врач, который, скорее всего (иначе бы это было упомянуто), не имеет никакого отношения к предыдущему уже заслужившему себе репутацию доктору, будет вызывать недоверие, а любые больные доползут на животе до Кумб-Треси, лишь бы не обращаться к незнакомому и молодому Мортимеру.

Эту линию я уверенно отписываю Дойлу. Нет, не самого персонажа, а все извивы смены им рабочих мест. По всем литературным канонам такая предыстория должна была хоть как-то сыграть в романе, к примеру, объяснить отказ какого-нибудь деревенского больного от услуг Мортимера, но ни-че-го. Дойл избирает себе другого убийцу и про Мортимера с его невидимой женой забывает полностью. Ах да, добавлю еще один, третий вопрос: почему Мортимер не только не рассказал на дознании о следах собаки, но никому их и не показал, пока соседи осматривали тело? Не врет ли он?

Далее у нас вся линия с убийцей-идиотом. Пока Мортимер рассказывает старинную сказку, Холмс и не думает ей верить. Но далее Холмс получает замеченную им слежку, похищение ботинок сэра Генри (будто украсть часть одежды так сложно в родных пенатах, хотя бы шарф или перчатки на почте, если сэр Генри не будет водить дружбы со Стэплтонами), а еще туманное письмо. Это письмо является главной уликой для сторонников теории «Бэрил-убийца» (и Байяра в том числе). Письмо составлено так, чтобы вызвать не ужас, а жгучий интерес.

Далее мы сталкиваемся с дикими действиями Холмса, который отправляет вместо себя Уотсона, а сам живет в Кумб-Треси, временами наведываясь в пещеру. Зачем? То есть весь этот хваленый метод Холмса узнавать прошлое по следам от тени облака внезапно перестает действовать, и Холмсу обязательно надо ждать нового нападения и хватать преступника за его собаку. Не смогу доказать (в отличие от много другого), но тут снова виден замысел Робинсона. «Собака» — готическое произведение, а для готического произведения необходим герой, который станет дрожать перед надвигающейся тьмой. Страх Холмса практически невозможно представить, но тот, кто не боится тьмы в готическом произведении, скорее всего, сам ее часть.

Возможно, будь роман построен по классическому рассказу о Холмсе, где загадкой является как происходящее, так и его действия, Холмс стал бы еще более таинственной, внушительной фигурой. Но, возможно, видя, что главный герой не боится, страха и напряжения не испытали бы и читатели. В любом случае, так как Шерлок возник в произведении не сразу, думается, сперва Дойл представлял себе классического наивного персонажа из готического романа, а когда ввел в повествование Холмса, то пришел к давнему выводу многих писателей, что представленного не перепредставишь, и вывел Холмса из сюжета почти на всю книгу, придумав не слишком правдоподобное обоснование.

Лора Лайонс, каторжник Селден, чета Бэрриморов — они излишни, так как тоже пришли от Робинсона, что я и попытаюсь доказать в следующей части статьи, но они логичны и придают книге необходимой атмосферы. Кто нелогичен, так это Стэплтон.

Ладно, предположим, что благодаря прирожденному дару предвидения Баскервилей, Стэплтон просчитал действия и собаки, и сэра Чарльза, что его абсолютно дурацкий (а мы разберем и подробней) план убийства удался. Всё-таки у сэра Чарльза был порок сердца. Но зачем он пытается убить сэра Генри тоже посредством собаки? Да, я понимаю, что сентиментальность вывернута на максимум (и тут я большую часть вины возлагаю на Робинсона, хотя и с Дойла полностью не снимаю), трое гуляк, которые помогали сэру Хьюго Баскервилю воровать фермерских дочек, оказались столь нежной консистенции, что всего лишь при взгляде (!) на адскую собаку, один умер в ту же ночь, а двое других так никогда и не оправились. Да и сэру Генри после пережитого потребовались покой, грелка и кругосветные путешествия. Впрочем, даже Дойл не решился приписывать сэру Генри внезапный сердечный удар. Молодой мужчина, который явно будет загрызен собакой. Найти эту собаку в центре трясины, куда когда-то заглядывал Мортимер, ведь там бывшие рудники и где-то неолитические раскопки, не должно составить труда. Но мы снова в литературном тропе «убийца-идиот», потому что Дойл хочет представить персонажа, как можно более мерзким.

Теперь бы мне хотелось остановиться на том, почему Дойл так ненавидит Стэплтона и на какой именно грех в его прошлом он намекает. Боюсь, Стэплтон чуть более отвратен, чем принято считать, ведь в его прошлом далеко не только убийства с целью получить наследство — занятие малопочтенное, но вряд ли уж такое шокирующее. Почему-то я с регулярностью встречаю ту версию, что школу чета Стэплтонов закрыла по той причине, что там разразилась эпидемия. Но, простите, это версия Стэплтона. А вот, что говорит Холмс:

Я навел справки и вскоре узнал, что действительно в одной школе разыгрались очень неприятные события и что директор ее – фамилия у него была другая – скрылся вместе с женой. (School had come to grief under atrocious circumstances).

Перевод не прав, школа не закрылась, она разорилась. И обстоятельства не были неприятными, они были atrocious — отвратительными, кошмарными, зверскими. И, как ни странно, я отнесу это упоминание на счет Дойла, а не Робинсона. У Робинсона несколько отстраненная проза, даже про долго лелеемую месть он пишет без того, чтобы люди могли примерить чувства персонажа на себя. А о грехе Стэплтона — только намек, но такой, что читается он как нечто настолько ужасное, что об этом нельзя и упоминать. Причем не намек на жесткость или воровство из школьного бюджета, что привело к большей смертности воспитанников, подобное можно озвучить, и подобное бы стало делом судебного разбирательства, но «зверские обстоятельства» относятся к тому делу, где полиция либо оказалась бессильной, либо ее не захотели привлекать. Понимайте намек, как вам заблагорассудится, я же считаю объяснением ровно то, что Стэплтон сказал сам:

Для человека с моим темпераментом такая работа суховата, неинтересна, но что меня привлекало в ней, так это тесная близость с молодежью. (The work to a man of my temperament was mechanical and uninteresting, but the privilege of living with youth).

Ну, и главный персонаж романа — собака. О Боже мой! Такого количества косяков Дойл не допускал ни в одном романе или рассказе. Почему же обстоятельства убийств (одно состоявшееся и одно покушение) настолько нелогичны? Об этом в следующем разделе.

Не было никакой собаки

Наверное, я единственный человек, который решил провести наиболее просящееся расследование: прочитать сборники рассказов самого Робинсона и сравнить их с «Собакой». По неким внутренним причинам я придерживаюсь убеждения, что и Гаррик-Смит не читал эти рассказы, хотя бы потому, что в его время не было развитого интернета, который позволил бы эти рассказы найти.

Я прочитала всё, что смогла обнаружить. Практически всё творчество Робинсона представлено на викиресурсе. В целом же, хотя упоминание Дартмура вошло у Робинсона почти в привычку, только одно его произведение на самом деле несет в себе элементы из «Собаки».

Причем элементы эти именно сюжетные, а не внешние. К примеру, в рассказе «Как мистер Денис О'Халлоран нарушил свои правила» есть упоминание и Дартмура, и болот, и адских гончих, но всё сводится к мести человека своей мачехе, которая погубила его брата. Кстати, тема мести практически постоянная у Робинсона. Внешние элементы на месте, а вот внутренние…

Крупная повесть «Тропа мертвецов» (The Trail of the Dead), состоящая из ряда связанных рассказов, даже оригинальна: в первом рассказе выясняется, что некий ученый профессор Марнак отравил собственного оппонента, а дальнейшее повествование представляет собой гонку за Марнаком по Европе, пока тот втирается в доверие к критикам своей книги, чтобы их убить. Учитывая не так давно нашумевшее в России дело, где человек обвинял в совершенном им убийстве свои нервы, расстроенные научным оппонентом, не сказать, что события романа так уж нереалистичны. Если бы не несколько абсолютно ксенофобных высказываний, из произведения получился бы неплохой сериал. Но кроме большого количества упоминаний России (у Робинсона они во множестве, первый рассказ следующего сборника и вовсе посвящен убийству русских радикалов, мечтающих взорвать царя, и действиям царской охранки в Британии), никаких элементов из «Собаки» я не обнаружила.

Думаю, что сборник «Хроники Аддингтона Пиза» (The Chronicles of Addington Peace) является и ответом Дойлу на то, как он извратил сюжет Робинсона, и причиной обиды Дойла, а также его желания доказать, что Робинсон ничего не сделал, мол, сюжет придумал сам Дойл и больше никто. Прежде всего, на титульном листе этих рассказов сам Робинсон упомянул, что он соавтор «Собаки». Некоторые рассказы не имеют к «Собаке» никакого отношения, а некоторые аж вопят о том, что именно Робинсон придумал тот или иной элемент. Это не авторское подмигивание, это авторский нервный тик. Но ведь Робинсон выпустил свой сборник позже, значит это он по некоей причине мог заимствовать элементы из «Собаки», не правда ли? Не верю. Дойл не был бессловесной тварью, он написал бы Робинсону письмо, он бы написал знакомым или упомянул бы в разговоре такой акт плагиата. Да и при всей общей схожести с рассказами о Холмсе, Робинсон заимствует узнаваемые элементы только из «Собаки», а не из ряда иных произведений. Нет, Дойл понял, что это вызов. Проглотил пилюлю, но и вычеркнул Робинсона со всех титульных листов. Да и сами рассказы не плагиатят уже сыгравшие элементы, эти элементы настолько слабо развиты, что скорее всего и являются настоящими оригинальными набросками.

Если бы меня заставили сделать ставку, в чём был сюжет Робинсона, я бы поставила на то, что убийцей был всё-таки доктор Мортимер, который мстил сэру Чарльзу за свою жену. Не удивилась бы, если бы той женой была Лора Лайонс — соблазненная и пошедшая по кривой дорожке нравственного падения.

Рассказ «Ужас в снегу» практически калька с «Собаки». Герой видит в поместье, где гостит, портрет мальчика, часть картины закрашена. Приятель рассказывает герою, что закрашен был волк-альбинос. В 1790-м году (принесенный Мортимером свиток был датирован 1742-м) хозяин поместья застрелил волчицу, но спас одного из ее волчат — альбиноса. Поначалу волк был ручным, но затем его нрав испортился, и его посадили на цепь. Но как-то волк вырвался и загрыз сына хозяина, отец же кинулся на волка и убил его голыми руками. С тех пор волк продолжает ходить в округе (прошло более ста лет, время действия рассказов — начало двадцатого века).

После герой видит нечто неясное и белое в снегу, что принимает за волка. Затем выясняется, что был убит нынешний хозяин поместья. Главной уликой является одежда убийцы, которая должна быть залита кровью и которую никто не может найти. Далее выясняется странная история, что нынешний хозяин поместья хотел сбежать, его убил секретарь, сорвал с себя залитую кровью одежду, спрятал в близлежащем павильоне и крался потом по снегу обнаженным, именно его очертания героя принял за белого волка.

Что ж, пришло время поговорить о самой странной собаке в литературе. Да, возможно, Дойл плохо знал собачьи повадки, но попытка совместить материалистическое объяснение убийства и загадочную собаку, привело к тому, что логика предпочла отсутствовать.

Собаку бы вряд ли остановило то, что человек упал. Попробуйте упасть в момент, когда за вами гонится стая, и посмотрите, что будет. Не проделывайте только этот эксперимент в те временные периоды, когда вы сильно хотите жить и сохранить все части тела. Кажется, Дойл спутал собак и медведей, про которых говорят, что они не едят мертвечину. Но даже если эта конкретная собака испытывала иррациональный ужас перед мертвецами, то как она могла с двадцати шагов на глаз определить — мертв человек или шел, шел и приуныл, прилег отдохнуть? Ладно, предположим, Стэплтон натаскивал собаку на местных дартмурских бомжах, которых пускал по болотам, чтобы они испускали там дух, а дрессированная собака возвращалась рапортовать о выполненной миссии. Но какие у него были гарантии, что собака не только не пойдет понюхать упавшего, но вообще не увидит впереди зайца, белку или галлюцинаторную кость, ради которых побежит вперед, адски топоча вокруг трупа своими материальными лапами?

И самый важный вопрос, который задают сторонники любых теорий: какого чёрта в этой схеме нужна была Лора Лайонс? Сэр Чарльз бродил по аллее ежевечерне. Стэплтон же оставляет в живых свидетеля, а также подводит себя под плаху в случае, если бы сэр Чарльз хвастался в присутствии Бэрриморов: «Ахаха, не пройдет и полугода, как это женщина станет моей». Плохая работа камина, которая и случилась в реальности, Стэплтоном тоже не учитывалась. Так много усилий и ради того, чтобы выманить сэра Чарльза, который и так намеревался пойти в том же направлении.

Собаки не было, потому что собака — до ужаса заметное и ненадежное орудие убийства. Скорее всего, убийца (думаю, Дойл внезапно на середине книги осознал, что с введением в повествование Холмса, делать убийцей Мортимера, который Холмса в это дело и втравил, как-то глуповато) на самом деле испугал сэра Чарльза, как-то изобразив собаку, но самой собаки не было. Но без собаки теряется весь колорит произведения. Собака имеет вполне земное происхождение, она никого не убила, но при этом она всё равно занимает в умах людей такое место, будто Стэплтон самолично вызывал зверюгу из ада, чтобы она убивала его врагов. Да, почти что сюжет фильма «Сонная лощина».

И посмотрим на легенды в обоих случаях. Они бессмысленны — и первая, и вторая. Но в версии Дойла есть атмосфера. У Робинсон легенда о как-то животном, которое когда-то кого-то загрызло. Чего его бояться? В нем нет загадки. С тем же успехом легенда могла звучать как «Как-то дядя Коля не изолировал кабель, и его убило током из розетки. С тех пор призрак розетки всё еще ходит по округе, распространяя мистические искры, в поисках потомков дяди Коли». Но в самой легенде о сэре Хьюго есть некая подоплека, которая, думаю, появилась случайно. По советскому фильму кажется, что адская гончая загрызла и сэра Хьюго, и сбежавшую от него фермерскую дочь. Но на самом деле девушка умирает от усталости, так как сэр Хьюго приказал спустить собак, чтобы догнать беглянку. Ну, видимо, свора тоже оказалась некрофобной и не растерзала скончавшуюся девушку, но тут понятно, что появление гончей стало возмездием. Девушка боялась быть растерзанной собаками, но растерзанным оказался сэр Хьюго. Девушка вызвала гончую? Замечу еще один факт, который упускают исследователи: тела лежали около двух столбов, оставшихся с дочеловеческих времен. Затем на жилища в холме укажет Уотсону Мортимер.

Неоднократно встречаю версию, что собака наказывает любителей чужих женщин. Нет, собака появилась в ответ на то, что сэр Хьюго спустил свору. Легенда о собаке — это история о фэйри. Потому собака будет преследовать и потомков. Будь это реально собака из ада, она бы преследовала грешников. Но через пару столбов, которые напоминают врата в иное царство, выпустили собаку в отместку за страх, испытанный девушкой. И месть будет преследовать и потомков, так как мстят не за их поступки, а за испытанные из-за их предка негативные эмоции. Нет, я не спорю, может, и сама девушка стала этой адской собакой и собирается убивать всех потомков Хьюго. В любом случае мы видим реакцию не на некие грехи (у потомков их нет), а на очень сильную эмоцию, которая остается в веках. И следует признать, эта часть реально принадлежит Дойлу, реакций на эмоции у Робинсона нет.

Но, подводя итог, сама задумка убийства и попытка присоединить логическое объяснение, ужасно. Оно потрясающе атмосферно и создало эмоциональный фон всего романа, но что касается логики — полный провал.

Рассказ «Трагедия Томаса Хирна» можно смело читать как приквел. Там не только туманы и болота Дартмура, но и спасение каторжника. Тот самый побег, описания которого не хватило для Селдена. Героя нанимают устроить побег одному каторжнику. В дартмурских болотах, куда приезжает герой, полно неолитических сооружений, которые, возможно, были построены во времена друидов. В гостинице герой встречается с неким Томасом Хирном. После периода подозрений выясняется, что Хирн тоже хочет помочь сбежать тому же заключенному. Но после побега Хирн убивает каторжника, а сам перед смертью сознается герою, что заключенный соблазнил и довел до смерти его дочь. Кстати, чтобы уж точно не оставить сомнений в том, что это имеет отношение к «Собаке», каторжник успевает назвать настоящее имя Хирна — Мортимер.

Теперь понятно, откуда была моя версия о том, что первоначальным убийцей был Мортимер? В «Собаке» осталось то, что именно он был большим любителем легенды. Полагаю, что Мортимер запугивал первую версию героя (которого потом воплотил Уотсон), делая вид, что беспокоится о его будущем, а Стэплтон, которого нет в рассказах Робинсона, был первоначально подозрительным, но второстепенным персонажем. Возможно, действительно племянником сэра Чарльза. Кстати, в одной из версий задавались вопросом: как сэр Чарльз мог не узнать Стэплтона, когда тот был копией брата сэра Чарльза? И почему после смерти родителей Генри отправили в Канаду к каким-то друзьям родителей, а не к непристойно богатому дяде? Что ж, Дойл сшивал два сюжета на живую нитку, непричастные могли пострадать.

А есть ли в рассказах беседка, ставшая моим личным наваждением? Да, в рассказе «Выборы мистера Корэна». Именно в беседку в конце сада заставляют шантажируемого мистера Корэна принести сперва десять фунтов, а потом и сто. Рассказ вроде как юмористический, потому респектабельного джентльмена, стремящегося избраться в местное самоуправление, шантажируют заметкой, что в молодости он напился и был арестован. Заодно беседка служит местом встреч его дочери и ее возлюбленного, которого не одобряет папенька.

Тут я не могу утверждать на все сто, что это сюжет, который был когда-то подготовлен для «Собаки», так что придется оперировать только моим чувством, что так и есть. К кому бы крался сэр Чарльз, если следы изначально реально были «на цыпочках»? К тем, кто разговаривал в беседке. А в такой вечерний час это реально могли быть именно влюбленные.

Но сэр Чарльз не доходит до беседки, его пугает Мортимер, и он отдает Богу душу. Зачем нужна Лора Лайонс? Чтобы сэр Чарльз знал, за что его карают. Если Мортимер как-то связан с Лорой (муж, брат, отвергнутый возлюбленный), он имеет влияние на нее, заставляет написать письмо, намекающее на продолжение отношений с сэром Чарльзом, а затем следует расплата — видение ненастоящей собаки.

Кто был в беседке? Думаю, Бэрил и Стэплтон. Бэрриморы мало подходят для любовных приключений, а в беседке есть смысл встречаться тому, кто живет в имении. Могла быть Бэрил какой-нибудь воспитанницей из Южной Америки, подарком от брата? Запросто. Так всё на месте — любовная история с еще одним наследником, бухание в обморок всякий раз, как Стэплтон оказывается под подозрением (то есть каждые десять страниц), злодейский Селден, вовремя погибающий без всякого вмешательства собак, кошмарный Мортимер, который по неким неназванным (как-то связано с наследством, но я не знаю как) причинам травит сэра Генри… Сам сэр Генри тоже вполне может влюбиться в кузину, которая уже отдала свое сердце другому родственнику. Если на то пошло, я не уверена, не был ли изначально сам сэр Генри тем самым «наивным главным героем готического романа». По крайней мере, это бы более соответствовало обещанию Робинсона — имя кучера получил бы тогда главный герой.

Хороший сюжет? Ужасающий. Адское количество дешевой мелодрамы и штампов девятнадцатого века. Думаю, постепенно Дойл возненавидел Стэплтона, а начав изменять его характер, постепенно пришел к полному изменению как персонажей, так и всего сюжета. Думаю, Бэрил действительно могла быть внучатой племянницей сэра Чарльза, то есть кузиной (прямой или дальней) Стэплтона, оттуда возник мотив сестры-любовницы, переросший в мотив «выдает жену за сестру». Зачем это было надо Стэплтону, когда он только переехал поближе к Баскервиль-холлу — не ясно, брат с сестрой привлекают больше внимания, чем муж с женой. Попытки сэра Генри соблазниться Бэрил, пресекаются Стэплтоном на корню. А то, что поблизости попадется отчаянно желающая замуж Лора Лайонс, предсказать никто не мог.

Подводя итоги

Я глубоко убеждена, что Дойл взял за основу идеи Робинсона. И точно так же убеждена, что без любого из двоих произведение бы получилось кошмарным. У Робинсона не было врожденного чувства драматизма. Он хорошо создавал сюжетные коллизии, но совершенно не умел как-то их начинять эмоциями. Его рассказ, где человек случайно стреляет в себя, стараясь сделать ловушку и убить шантажиста, вызвал в памяти рассказ Дойла, где женщина убивает себя, стремясь, чтобы заподозрили новую возлюбленную ее мужа. Суть схожа, но Дойл вывернул эмоции до предела и убийца вызывает понимание, если не сочувствие. В то же время Дойл совершенно не умел создавать атмосферу. Зловещесть болот Дартмура, где персонажи сидят в Баскервиль-холле, словно в осажденной крепости, понимая, что против них плетутся интриги, но мистическим образом не могущие понять смысл, прошла бы мимо Дойла. Это был бы стандартный роман о Холмсе, точно такой же, как три остальных, с какими-нибудь тхугами-душителя в качестве «секты дня», романом, которые ценят фанаты, но которые не обладают и сотой доли популярности и живописности «Собаки». Сотрудничество Робинсона и Дойла, судя по всему, довольно грязная история, хотя в ней вряд ли замешаны убийства, измены, секс и демонические собаки. Скорее, битва самолюбий и желание «перетянуть одеяло на себя». Действия Дойла похожи не на действия злостного плагиатора, а на действия человека, который разочаровался в приятеле и сам себя убедил, что внесенные изменения сделали книгу полностью его личной.

От Робинсона в «Собаке Баскервилей» очень много элементов. Робинсон и Дойл подходили друг другу идеально — то, чего не хватало одному, у второго было в избытке. Два кусочка пазла — несхожих, но полностью друг друга дополняющих. И, увы, взаимодействующих лишь один единственный раз.

Что еще почитать:

Текст: Энджи Эфенди