4 августа 2020 г., 13:45

2K

Литература против истории: кто сильнее?

63 понравилось 3 комментария 5 добавить в избранное

Автор: Тамара Эйдельман

Ко многим историческим эпохам наше отношение формируется не столько под влиянием достоверных фактов, сколько под влиянием литературы. Например, «Войну и мир» Льва Толстого наверняка прочло больше людей, чем любое историческое исследование о войне 1812 года. Вместе с тем художественные произведения – пусть даже гениальные – нередко оказываются далеки от реальности.

Учитель истории и блогер Тамара Эйдельман («Уроки истории с Тамарой Эйдельман»: Telegram, Youtube) рассказывает о нескольких подобных случаях, разбирая конкретные примеры: от «Ричарда III» Уильяма Шекспира до «Ледяного дома» Ивана Лажечникова.

«Ричард III», Уильям Шекспир

Пьеса «Ричард III» была написана Шекспиром в 1591 году — чуть больше, чем через век после гибели этого короля из династии Йорков в 1485 году в битве при Босуорте. За прошедшее время в Англии многое изменилось, пришла к власти династия Тюдоров, на престоле была великая королева Елизавета, внучка того самого Генриха Тюдора, графа Ричмонда, который сверг и — если верить Шекспиру — лично убил короля.

За прошедшие столетия с момента написания пьесы «Ричард III» стал одним из любимейших произведений трагиков всего мира. Список знаменитых актеров, бравшихся за роль гнусного коварного урода, горбатого, сухорукого Ричарда, огромен. От первого исполнителя в театре «Глобус» Ричарда Бербеджа и романтического гения Эдмунда Кина до Питера Динклейджа, звезды «Игры престолов» (где его персонаж, кстати, во многом воспроизводил образ Ричарда), до красавца Бенедикта Камбербэтча, невероятно мощного Рамаза Чхиквадзе, Михаила Ульянова, Константина Райкина — все эти актеры с такими разными талантами и театральными судьбами брались за роль Ричарда.

Еще бы — она ведь невероятно выгодна для трагика. С первого же своего появления на сцене Ричард — тогда еще не король, а герцог Глостер –начинает объяснять зрителям, какой он ужасный злодей. Он сразу же говорит о своем ужасающем уродстве: «Я, сделанный небрежно, кое-как / И в мир живых отправленный до срока / Таким уродливым, таким увечным, / Что лают псы, когда я прохожу», – а это с точки зрения людей XVI века уже было доказательством и уродства душевного. Злобный Глостер завидует своему старшему брату, завоевавшему корону во время войны Алой и Белой розы, а заодно и всем, кто теперь, когда наступил мир, собирается веселиться и предаваться любви, и решает: «Раз не вышел из меня любовник, / Достойный сих времен благословенных, / То надлежит мне сделаться злодеем».

После этого на глазах у потрясенных зрителей Ричард совершает невероятное количество злодейств. Он соблазняет леди Анну, невестку убитого короля Генриха VI Ланкастера, прямо у гроба ее свекра, он клевещет своему брату-королю на их третьего брата герцога Кларенса, а Кларенса убеждает в своей дружбе — но в результате добивается его смерти. Он устраняет всех, кто мог бы помешать его восхождению к власти, и наконец совершает самое ужасающее преступление — отправляет убийц к своим малолетним племянникам, маленьким принцам, чьи права на престол могут помешать ему самому стать королем.

Когда в конце пьесы души всех убиенных Ричардом являются ему во сне перед битвой, желают гибели злодею и, наоборот, благословляют графа Ричмонда, предрекая ему победу, то понятно, на чьей стороне оказываются зрители. Ясно, кстати, как такой финал должен был понравиться королеве, с удовольствием взиравшей на то, как сами небеса возводят ее деда на английский престол и помогают ему совершить справедливое возмездие…

Финал должен был понравиться королеве, с удовольствием взиравшей на то, как сами небеса возводят ее деда на английский престол и помогают ему совершить справедливое возмездие.

Сегодня мнения историков разделились. Есть те, кто согласен с тем, что Ричард был циничным убийцей (впрочем, в те времена такое определение можно было применить ко многим правителям), а главное, с тем, что он убил своих племянников ради власти. Есть и те, кто считает, что этот последний король из династии Йорков был сильно демонизирован пришедшими к власти Тюдорами. Маленькие принцы при Ричарде действительно были помещены в Тауэр (что, кстати, не означает их заточения — это была одна из королевских крепостей) — и больше их никто никогда не видел.

В XVII веке в Тауэре, под лестницей, нашли два детских скелета, скорее всего, это и были несчастные дети короля Эдуарда IV. Но кто их убил? Кому они больше мешали — их дяде Ричарду III или же графу Ричмонду, ставшему королем Генрихом VII и не хотевшему, чтобы у него под боком находились дети, имевшие право претендовать на корону? На этот вопрос нет однозначного ответа.

Точно так же мы не можем быть уверены в том, что Ричард III действительно был настолько страшен и уродлив, как это описывает Шекспир. На единственном сохранившемся его портрете не видно страшного горба — впрочем, художник мог польстить заказчику. Вызывает сомнение и сухорукость Ричарда — мы знаем, что он участвовал в войнах и храбро сражался. Правда, у найденного недавно скелета убитого короля был обнаружен сколиоз, но был ли Ричард действительно страшным уродом?

Шекспир, конечно, понимал, что пишет пьесу, которая должна понравиться королеве. Значит ли это, что он осознанно искажал исторические факты? Вряд ли. Он опирался на биографию Ричарда III, написанную за полвека до него знаменитым философом и гуманистом Томасом Мором, где король как раз и был описан как абсолютное воплощение зла: он родился невероятно уродливым и уже с зубами, совершил множество убийств, в результате сложной интриги вынудил своего брата Эдуарда IV убить их среднего брата, чтобы расчистить себе путь к престолу, и, главное, по его приказу были задушены подушкой два его маленьких племянника.

Это как раз те самые обвинения, которые и были гениально воспроизведены в пьесе Шекспира. И сколько теперь ни будут историки спорить, был ли Ричард III действительно страшным и бессердечным убийцей или же это клевета, возведенная на него победившими Тюдорами, все равно для миллионов читателей или зрителей прав будет Шекспир. Несправедливо? Наверное, но такова реальность: гений всегда будет прав.

«Борис Годунов», Александр Пушкин

Мы знаем ярчайшие примеры такой же победы литературы над историей и в русской литературе: великая драма Пушкина «Борис Годунов» была вдохновлена «Историей Государства Российского» Н. М. Карамзина, книгой, где выдающийся историк ярко описал правление Годунова и наступившую после этого Смуту. У Карамзина не было сомнений в том, что Годунов виновен в смерти маленького царевича Дмитрия, сына Ивана Грозного, и за это на него обрушилось наказание — появление Самозванца. Свой рассказ о мудром и умеренном, особенно на фоне правления Ивана Грозного, царствовании Годунова Карамзин завершает «похвальным словом» царю, но тут же замечает: «Но имя Годунова, одного из разумнейших властителей в мире, в течение столетий было и будет произносимо с омерзением, во славу нравственного неуклонного правосудия».

У Пушкина не было никаких оснований не доверять Карамзину — самому уважаемому из историков его времени. К тому же для него история Годунова стала возможностью написать о важнейших общечеловеческих проблемах — народе и власти, праве на злодейство и мучениях совести, точно так же, как Шекспиру Ричард был нужен, чтобы показать «отрицательный пример» правителя-злодея и противопоставить его идеалу.

После создания «Бориса Годунова» прошло уже два века, за это время у историков возникли очень большие сомнения в виновности Годунова. Маленький Дмитрий ничем ему не мешал. Во-первых, потому что в момент убийства Годунов был правителем при слабом царе Федоре, который мог прожить еще много лет. Во-вторых, права Дмитрия на престол были ничтожны, так как он, с церковной точки зрения, был незаконным ребенком. К тому же есть заключение комиссии, проводившей подробное следствие сразу после убийства и пришедшей к выводу о том, что царевич погиб, напоровшись на ножик.

После создания «Бориса Годунова» прошло уже два века, за это время у историков возникли очень большие сомнения в виновности Годунова. Маленький Дмитрий ничем ему не мешал.

Человек, возглавлявший эту комиссию, — боярин Шуйский — у Пушкина откровенничает и говорит, что он просто не решился сказать правду, увидев полное и (как подразумевается) циничное спокойствие Годунова.

Вообще-то у Шуйского и Годунова отношения были очень напряженные, и вряд ли Годунов отправил проводить расследование своего недоброжелателя, если бы ему было что скрывать.

Впрочем, позже Шуйский несколько раз изменит свои «показания» — он будет приветствовать Лжедмитрия как настоящего спасшегося царевича и тем самым отречется от заключения своей комиссии. Позже он же свергнет Лжедмитрия, сам станет царем и решит для предотвращения появления новых самозванцев канонизировать убитого в Угличе мальчика. Но возникла проблема: нельзя было объявить святым самоубийцу, пусть даже невольного. Так появляется версия об убийстве.

Позже, после прихода к власти Романовых, ненавидевших Годунова, когда-то обрушившего на них жестокие репрессии, обвинение Бориса в убийстве будет закреплено в различных источниках, на которые потом станет опираться Карамзин.

Сегодня для историков вопрос об убийстве царевича Дмитрия остается открытым. А для тех, кто читал «Бориса Годунова» или видел кого-либо из многочисленных прекрасных актеров, с ужасом произносящих: «И мальчики кровавые в глазах» — или слушал оперу Мусоргского и арию юродивого: «Нельзя, нельзя молиться за царя Ирода, Богородица не велит!», — разве у них могут быть сомнения?

«Война и мир», Лев Толстой

Не менее показательный пример — восприятие в нашей стране войны 1812 года. Главный источник здесь для всех — «Война и мир», хотя это, вообще-то, роман, в котором многие исторические факты и оценки искажены так, как это нужно было Толстому, что он и не скрывал. Хитрый, лицемерный царедворец Кутузов, доживавший во время войны с Наполеоном последние месяцы и просто не имевший сил по-настоящему вмешиваться в ход событий, оказался у Толстого проводником некой исторической силы, народной воли, а вот действительно умный и энергичный Барклай такого внимания классика не заслужил.

В данном случае, конечно, свою роль сыграл не только великий роман, но и государственная пропаганда — как в XIX, так и в ХХ веке, — всегда поднимавшая на щит «народного» полководца Кутузова. Но значение «Войны и мира» в нашем восприятии наполеоновских войн огромно.

Не менее показательный пример — восприятие в нашей стране войны 1812 года. Главный источник здесь для всех — «Война и мир».

Британский историк Доминик Ливен, изучая события 1813-1814 годов, с недоумением спрашивал, почему в России так мало занимаются этими годами, когда русская армия, по его мнению, проявила себя намного лучше, чем в 1812 году. Среди нескольких предложенных им объяснений есть и такое: потому что об этих событиях не писал Толстой в «Войне и мире». Вполне резонно: то, что не освящено прикосновением великой литературы, для нас как бы не существует.

«Три мушкетера», Александр Дюма

Надо сказать, что, для того чтобы сформировать мнение читателей об исторических героях, не обязательно быть гигантом масштаба Шекспира, Пушкина или Толстого. Вспомним Дюма, откровенно говорившего, что история для него — гвоздь, на который он вешает свою картину. Гвоздь, конечно, очень важен: писатель внимательно изучал эпоху, читал мемуары того времени, о котором собирался писать… А потом делал то, что ему было нужно. Прочитав воспоминания реального д’Артаньяна (кажется, поддельные, но это в данном случае не имеет значения), он тут же увидел возможные сюжеты романов, но решил, что удобнее будет перенести историю молодого мушкетера на несколько десятков лет назад, чтобы связать ее с кардиналом Ришелье, историей Анны Австрийской и ее возможной любви к герцогу Бекингему.

Исторические события в романах «Три мушкетера», «20 лет спустя» и «10 лет спустя» описаны очень аккуратно и точно. Герцог Бекингем действительно был убит фанатиком Фельтоном. А вот подстрекала ли Фельтона к убийству миледи Винтер? Кто ответит на этот вопрос?

И еще более важная вещь. При всей моей огромной любви к романам Дюма нельзя не отметить: ради напряженного развития сюжета ему всегда нужны злодеи и интриганы, с которыми борются благородные герои. Таким злодеем в «Трех мушкетерах» станет кардинал Ришелье, который, безусловно, не был столь гнусным и жестоким, каким его показал Дюма. Чего не сделаешь ради большей увлекательности.

Вспомним Дюма, откровенно говорившего, что история для него — гвоздь, на который он вешает свою картину.

Не был столь ничтожным и кардинал Мазарини, выведенный в романе «20 лет спустя», и – что еще, наверное, существеннее — никогда орден иезуитов не обладал такой огромной и тайной властью, как та, которой обладает Арамис, — это расхожие слухи того времени, когда жил Дюма, и он прекрасно их использовал и еще больше усилил. Точно так же, как в романах, посвященных Французской революции, он использовал фантастические разговоры о том, что революция произошла из-за масонов, и их тоже закрепил. Образ врага всегда оживляет сюжет.

58:20

«Ледяной дом», Иван Лажечников

Иван Лажечников обладал меньшим талантом, чем Дюма, но тоже стремился в своем «Ледяном доме» противопоставить безусловное светлое добро такому же безусловному мрачному злу. Зло для него — это Бирон, который заставляет императрицу Анну Иоанновну делать все, что ему угодно, и концентрирующиеся вокруг него немцы. Добро — Артемий Волынский и окружающие его русские люди, мечтающие о счастье России.

Сегодня историки понимают, что «бироновщина» вовсе не была столь жутким временем, каким его показывает Лажечников в своем романе. Представление о десятилетнем правлении Анны Иоанновны как о мрачном, кровавом периоде засилья немцев — это политический стереотип, сформировавшийся еще в эпоху императрицы Елизаветы, заинтересованной в очернении своей предшественницы.

Представление о десятилетнем правлении Анны Иоанновны как о мрачном, кровавом периоде засилья немцев — это политический стереотип, сформировавшийся еще в эпоху императрицы Елизаветы.

Эпоха Анны Иоанновны была жестокой, как и вообще XVIII век, ничем принципиальным эти десять лет не отличались ни от предыдущих, ни от последующих десятилетий — это историки просто посчитали, проанализировав статистику арестов. Не было и засилья немцев — вернее, при дворе императрицы было много иностранцев, как и при дворе Петра I, и Елизаветы, и Екатерины II. Никакой отдельной немецкой партии не существовало — придворные бесконечно интриговали, составляя самые разные союзы.

Но Лажечникову надо было рассказать романтическую сказку, к тому же замешанную на националистической риторике, — и вот уже «Ледяной дом» стал одним из самых популярных исторических романов второй половины XIX века и жестокий, вороватый интриган Волынский превратился в романтического мученика.

Какой же вывод из всего, сказанного выше? Стоит ли сожалеть о том, что писатели — от гениальных и великих до куда более мелких — обманывают нас? Конечно, нет. Просто, наверное, надо помнить, что их книги — это художественная литература, живущая по своим законам, и не воспринимать их как исторические исследования.

Источник: Storytel
В группу Статьи Все обсуждения группы
63 понравилось 5 добавить в избранное

Комментарии 3

История это кусок ходила, на котором рисуют картины те, кто в этот момент находится у власти... Что выгодно прорирусуют ярко на переднем фоне, что не нужно знать народу то замарают... Архивы многие до сих пор закрыты на неопределенный срок...
История двоякая и смотрится по разному с каждой стороны...
Для нас Чингисхан это завоеватель и тиран, а для монолог народный герой... И так везде и всюду...
История такая наука, которой очень трудно доверять...
Поэтому исторические романы - это наше все!!!

Kultmanyak, Кусок холста...
Для монгол...
Простите, это не я, это сами знаете кто... Гаджеты!!! Люблю и ненавижу!!!)))

Kultmanyak, особенно если учесть , что Чингисхан умер в 1221 году, а монголы начали завоёвывать свой будущий северо-западный административный округ (Урус Джучи) с 1237