Александр Беляев — меняя реальность. Как писатель программировал будущее

Автор: Константин Кудряшов

Произведения Беляева ценили и простые читатели, и признанные мэтры фантастики, такие, как Герберт Уэллс. Но главной заслугой писателя стали не бесчисленные сбывшиеся предсказания, а то, что он мог конструировать будущее.

135 лет назад, 16 марта 1884 г., в семье смоленского священника, настоятеля Одигитриевской церкви, второго по значению храма города, родился ребёнок. Церковь потом снесут, а имя отца-настоятеля будут вспоминать только в связи с его сыном, которого, дескать, ещё при жизни называли «русский Жюль Верн».

Имя сына — Александр Беляев. Признанный классик советской научной фантастики. Более того — первый «чистый» писатель-фантаст, целиком и полностью посвятивший себя жанру science fiction. Другое дело, что при жизни его никто и никогда не называл ни русским, ни, на худой конец, советским Жюлем Верном. Более того — даже упомянули вместе с «отцом фантастики» один-единственный раз.

Причём счёт был явно не в пользу Александра Романовича. Вот что писала газета «Литературный Ленинград» от 26 июля 1934 года: «Нам нужны советский Жюль Верн и Уэллс. А Беляева ни с тем, ни с другим сравнивать, конечно, невозможно».

Можно только догадываться, как веселился Беляев, прочитав этот отзыв. И как злорадствовал каких-то четыре дня спустя, когда лично встретился с одним из двух упомянутых мэтров. Дело в том, что как раз в те дни в Ленинграде гостил Герберт Уэллс. 30 июля 1934 г. состоялась его встреча с советскими писателями и учёными. Присутствовал там и Беляев, на которого автор «Войны миров» обратил особое внимание: «Я с удовольствием, господин Беляев, прочитал Ваши чудесные романы „Голова профессора Доуэля“ и „Человек-амфибия“. О! Они весьма выгодно отличаются от западных книг. Я даже немного завидую их успеху. В современной научно-фантастической литературе на Западе невероятно много фантастики и столь же невероятно мало науки...»

Вероятно, именно этой склонностью к доминированию науки можно объяснить один любопытный факт. Часто приходится слышать, что отечественная фантастика вторична по отношению к западной. Во всяком случае, там, где дело касается новых перспективных идей. Почему-то считается, что наши писатели — кто с оглядкой, а кто и вовсе бессовестно — воруют эти самые идеи у западных коллег. О том, что часто бывает наоборот, почему-то молчат.

И совершенно напрасно. Как раз Александр Беляев в период своего расцвета был самым настоящим генератором научных или околонаучных идей, которые подхватывали его западные коллеги. Скажем, роман Беляева «Властелин мира», идеей которого было внушение мыслей на расстоянии, вышел в 1929 г. А вот «Приказ из темноты», книга Ганса Доминика, популярнейшего немецкого фантаста, эксплуатировавшего ту же тему, — лишь 4 года спустя. Кстати, немецкий критик Иво Глос отмечал: «Беляевский вариант этой темы мне нравится гораздо больше, чем таковой Доминика».

Результативность и эффективность писателей-фантастов оценивают и ещё по одному любопытному критерию. Количество сбывшихся предсказаний и предвидений. Если сделать попытку подойти к Беляеву с той же меркой, результат окажется парадоксальным. Да, он предвидел и предсказал многое. Но кое-что сумел не просто предвидеть, а практически напрямую подтолкнуть и направить.

Хотя это и не всегда признавалось. Так, один из самых известных романов Беляева «Голова профессора Доуэля» был подвергнут довольно-таки жёстким нападкам как раз за слабую связь с наукой. В частности, критик Яков Рыкачёв писал: «Автор не способен ни сообщить существенные научные сведения, ни ознакомить читателя с реальными перспективами науки».

Однако ирония судьбы в том, что злоключения головы профессора Доуэля попали на глаза студенту-медику Владимиру Демихову. И он под впечатлением от произведения Беляева заинтересовался трансплантологией. Сначала подсаживал собакам вторые головы. Потом заинтересовался пересадкой сердца. Стал маститым хирургом. В его лаборатории проходил стажировку молодой врач Кристиан Барнард, который в 1967 г. произвёл первую в мире пересадку сердца от человека человеку.

Триумф новичков. 10 малоизвестных фактов о фильме «Человек-амфибия»

Другой более чем известный и шикарно экранизированный роман Беляева, «Человек-амфибия», может считаться прямо-таки образцом грамотного пиара эксплуатации резервов мирового океана: «Океан с его неистощимыми запасами пищи и промышленного сырья мог бы вместить миллионы, миллиарды человек... Я вижу грядущее поколение, рождённое в подводных деревнях и окончательно приспособившееся к новой окружающей среде!» Красиво сказано, правда? Однако ситуация станет ещё красивее, если знать, что первое предложение этого пламенного текста принадлежит выдуманному персонажу: профессору Сальваторе, отцу Ихтиандра. А вторая — вполне реальному человеку, создателю акваланга Жак-Иву Кусто.

Впрочем, сам Беляев часто называл себя «человеком газеты». Отчасти это справедливо: публицистом он был замечательным. И способность предвидения и даже влияния на события сохранял в полной мере. О чём говорит его последняя статья в газете «Большевистское слово» от 26 июня рокового для СССР 1941 года: «Нам навязали войну-разрушительницу. Что ж? Будем разрушать разрушителей. Наша армия докажет врагу, что рабочие и крестьяне, из которых она состоит, может не только строить заводы и фабрики, но и разрушать фабрики войны».