Манифест сексуальности в «Бесах» Достоевского

Перевод: Лера Огурцова
Коррекция, редакция: Александра Алабина, Маргарита Баранова

Направление, в котором творил Фёдор Достоевский, описывали как романтический реализм. Наиболее примечательна в этом отношении книга Дональда Фангера «Достоевский и романтический реализм: исследование произведений Достоевского в контексте творчества Бальзака, Диккенса и Гоголя» (Dostoevsky and Romantic Realism: A Study of Dostoevsky in Relation to Balzac, Dickens, and Gogol; 1965). Приверженец литературного реализма в жизни, Достоевский, однако, намеренно наделял своих героев глубоко романтическим взглядом на сексуальность. В XVIII веке романтизм был идеологией, возникшей в среде художников и интеллигенции, и теперь мы живём в мире, который он подчинил своим правилам: мы все романтики в той или иной степени, на свою беду. Персонажи Достоевского исключительно реалистичны, равно как и мир, в котором они живут, и проблемы, которые у них есть; тем не менее, догматы Достоевского подпитываются романтической идеологией, о чем свидетельствует его роман «Бесы» (1872). С помощью своих персонажей он утверждает: секс — это нечто неприкосновенное, а очернение его наказывается смертью. Те, кто не следуют романтическому шаблону, представляют собой антитезу идеальному человеку — на них и направлено внимание Достоевского: они опускаются всё ниже, в конечном счёте унижаясь перед своим страданием, и кончают жизнь самоубийством. Но этот романтический шаблон сам по себе является источником распрей, из которых произрастают преступные размышления о сексуальной жизни и любви к кому-либо, и эта же вина переносится на современную культуру и отношения.

***

I. Чистота: секс как высшее выражение любви

«Бесы» (1872) — это аллегория политического и морального нигилизма, распространённых в России в 1860-х годах. В литературе лишённые всякой морали персонажи претенциозно стремятся превратить общество в анархию, но терпят неудачу. Здесь, в качестве вступления к теме, Достоевский устанавливает свой набор моральных ценностей, в частности, тех, которых не хватает его трагическим персонажам. Изучая последние, мы познаём главный урок романа: как именно мы должны жить — по мысли Достоевского. Главный герой, Николай Всеволодович Ставрогин — один из таких знаменательных персонажей. Каждое его действие подчёркивает полное отсутствие нравственности, он считается героем среди революционеров, которые, по их собственному мнению, приведут буржуазное общество к нигилистическому финалу, столь тщеславно и поверхностно организованному. Сексуальная распущенность Ставрогина обрисовывает его демонические черты, а насилие над девочкой — это вершина, в которой заключён восторг и ужас Достоевского. В своей работе «Достоевский: автор как психоаналитик» (1989), Луис Брегер (Louis Breger. Dostoevsky: The Author As Psychonalyst) утверждает: «Достоевского влекло к этому … это представляло собой конечное преступление и источник вины». Святость секса изображается в её крайности — девственность молодой женщины, — и, опорочив её, Ставрогин совершает кульминационные, самые ужасные из своих преступлений. Вина, в итоге, приводит его к самоуничтожению — это вина, вызванная тем, что он развратил священное понятие секса. Элемент педофилии мы рассмотрим далее.

В этом произведении секс рассматривается как высшая форма любви, и для эротики в этом акте романтического поиска нет места. Хуже всего в преступлениях Ставрогина и в его сексуальной распущенности — недостаток любви, это деформирует сам акт, превращая его в отвратительную форму потакания своим желаниям. Каждая женщина, участвующая в беспорядочном буйстве Ставрогина, просто отбрасывается и умерщвляется. Они жертвы, но они виновны в том, что запятнали свою чистоту, и за своё преступление, к сожалению, они несут соразмерную плату — смерть. В каждом случае секса в «Бесах» эротизм устраняется, потому что животная реакция на наши желания осуждается писателем. Секс как прекрасная форма любви — это тематическая перспектива, которая очевидна в современной культуре, и именно эту романтическую идею продвигали интеллектуалы, среди которых сам Достоевский.

***

II. Сексуальная аберрация: правильная точка зрения для борьбы с сексуальным насилием над молодыми и калеками

Исследуя творчество Достоевского после ссылки, можно обнаружить его ключевое стремление, приводящее к пониманию сексуальных отклонений, которых было так много в России того времени. В этом конкретном анализе я опираюсь на работы Сюзанны Фуссо, в частности, на её глубокое исследование «Раскрытие сексуальности в творчестве Достоевского» (Discovering Sexuality in Dostoevsky) (2006), в котором выдвинуты очень точные теории, поскольку было бы несправедливо совсем отказаться от упоминания её колоссальных достижений в этой области.

Фюссо утверждает, что Достоевский очень долго искал верную перспективу взгляда на проблему педофилии. Об этом свидетельствует большая часть «Униженных и оскорблённых» (1861), в частности, разговоры между Иваном и Нелли, которые перекликаются с исповедью Ставрогина в ненапечатанной главе «У Тихона».

Его исповедь прорывается через привычность воспоминания о совершённом им преступлении, сотрясая её. Вся история разворачивается во время праздного разврата, когда герой снимает дом у семьи из среднего класса. Ставрогин видит маленькую дочь хозяина, Матрёшу, она больна и бредит. Он входит в её комнату, когда знает, что она останется одна. Он инициирует то, что всеми рассматривается как половой акт. Тогда она бредит и проявляет привязанность к партнеру. Однако, после того, как девушка приходит в сознание, она вешается.

Фуссо пишет так: «Речь Ставрогина о возрасте Матрёши запутанна», и это было важной частью многоуровневой дискуссии на протяжении веков. Изначально считалось, что ей «около четырнадцати», хотя «внешне она совсем ребёнок». Ставрогин, однако, борясь с преследующими его воспоминаниями об этом случае, говорит о «жалком отчаянии беспомощного десятилетнего существа с несложившимся рассудком». Замечательная техника, с которой Достоевский подходит к потенциально непристойной теме, кроме того, великолепно обобщена Уильямом Вудином Роу:

Когда ребёнок становится жертвой, он кажется моложе. Но Достоевский обычно получает убедительный эффект от обеих половин (странно примирённого) противоречия. Несмотря на снижение своего возраста, жертва-ребёнок остается достаточно взрослой, чтобы осознавать своё положение. Например, жертвы педофилии у Достоевского почти неизменно обладали соблазнительностью более взрослых девушек, беспомощностью маленькой девочки и почти женской способностью принимать своё мучение.

Фюссо замечает: «Элемент, отсутствующий в портрете Матрёши, описанный Ставрогиным, — это “сексуальная соблазнительность”». Конечно, в тексте Достоевского эротика отсутствует, но это аспект, который стоит отложить на более позднее исследование. Фюссо, в первую очередь, сосредоточена на сравнении признания Ставрогина с «Униженными и оскорблёнными» в попытке подчеркнуть триумфальное заявление Достоевского по поводу обсуждения ужасной идеи педофилии. Она продолжает изучать сущность принудительного первого сексуального опыта, или, если проще, насилия в работах Достоевского.

Утверждение Роу выявляет причину, по которой педофилия для Достоевского является столь же отталкивающей, как и для большинства людей. Это беспомощность, отсутствие нормативного, по закону, определения любви; это, по сути, случай принудительного сексуального опыта с тем, кто ещё не мыслит разумно. С другой стороны, уступчивость жертв установлена вовремя — это, по мнению многих, самая большая их трагедия — и будет восприниматься в полной мере. Только когда будет уже слишком поздно, их сочтут жертвами.

Следует, однако, отметить, что Достоевский отказывается рассматривать педофилию отдельно от контекста. Он наметил конкретную догматическую повестку, и, по сути, рассмотрение проблемы педофилии внутри и вне этой повестки имеет свои сложности. Обратимся, во-первых, к выдержке из документа Датской ассоциации педофилов и Североамериканской ассоциации любителей мальчиков:

На фоне анти-педофильной истерии, похожую на истерию по поводу Холокоста, был проигнорирован ряд фактов об отношениях мальчика и мужчины. Существуют взаимные сексуально выраженные дружеские отношения между мальчиками и мужчинами. Век законов согласия и обвинительных отношение относятся ко всем контактам между мужчиной и мальчиком как к злоупотреблениям, хотя для этого нет оснований. Желание педофила строится вокруг удовольствия мальчика. Запрет на все действия педофилов несправедлив и подразумевает преследование меньшинства. Еще хуже, чем ненависть к любителям мальчиков — это полное незнание позитивных аспектов сексуально выраженной дружбы между мальчиками и мужчинами. Религиозная «сексуальная мораль», обычно выступающая против взаимоотношений мужчин и мальчиков, столь же спорная, как и научная основа, и не может быть законодательно закреплена государством. Действующие законы нарушают права мальчиков на сексуальное самоопределение. Законодатели должны избегать законов возраста согласия и бдительно предотвращать вмешательство в добровольные отношения. Многие мальчики обладают очень естественными «выраженными потребностями» для сексуального внимания от человека по своему выбору: взрослого мужчины-друга, который внушает доверие, мужество, любовь и привязанность через интимную сексуальную дружбу, друга, который относится к мальчику как к равному, так и к это повышает чувство чувства собственного достоинства и самооценки мальчика.

Отвратительно апологетический подход к нравственно, по праву, самому отвратительному преступлению! — восклицает большинство. Возможно, догматическая повестка дня Достоевского такова: педофилия ужасна. Тем не менее, потенциально можно утверждать, что у конкретных несовершеннолетних есть раннее развитие осуждаемых влечений. Либертарианский аргумент, как видно выше, является, по-видимому, подходящим опровержением предисловия Достоевского.

Фуссо пишет: «Виталий Свинцов1 утверждает, что, поскольку нет очевидного насилия, и сама Матрёша инициирует заключительный этап встречи, нельзя говорить об инциденте как изнасиловании. Ирина Роднянская2 убедительно парирует: “Эротически втягивая ребёнка в этот акт, пробуждая в нём ‘сладострастие’, он не смягчает то, что было совершено, как воображает Свинцов, но делает его еще более ужасным, чем грубое насилие”».

Это вопиющее утверждение, потому что Матрёша едва ли была эмоционально вовлечена. Сам Достоевский стремился спровоцировать катарсис, вызванный большей трагедией; но в это уравнение был добавлен ещё один элемент — инвалидность жертвы. Матрёша — персонаж в преходящем состоянии бреда, в момент насилия её умственные способности были нарушены. Это полностью отрицает аргумент о том, что Матрёша дала обдуманное согласие своему партнеру.

«Правильная точка зрения» на педофилию по Достоевскому — точка зрения с позиции жалости.

***

III. Секс как часть брака

В это время и в этом веке брак без секса считается неудавшимся, и крайне редко пары, у которых нет секса, консультируются с профессионалом, как они сделали бы, если бы их отношения рушились. Что может быть более унизительным для человека в наше время, чем признание в собственной сексуальной недееспособности? Боязнь сексуальной дисфункции для современного мужчины является свидетельством сомнений и несчастья, которые актуализирует эта форма любви. Эта концепция присутствует в «Бесах», в которых независимо от того, является ли связь удачной или нет, она считается частью половой жизни пары.

Самым ярким из примеров, которые приводятся в исследовании, является, наверное, губернатор и его жена Юлия Михайловна. Их отношения — неудачные, и губернатор настолько охвачен тревогой от своей мужской недееспособности, что опускается до всякой потери рациональности. Петр Степанович, лидер нигилистов, берёт на себя роль мужчины в особняке губернатора, и хотя непонятно, связаны ли его отношения с Юлией Михайловной половым актом, недвусмысленно раскрывается, что он сумел заменить ей мужа. Брак в творчестве Достоевского — это не эмоционально умеренный союз полов, а страстная история любви длиною в жизнь. Страсть в этом смысле является термином, который объединяет любовь и секс, что поднимает секс до высшего выражения любви; это здоровый образ жизни. Без него, как пишет Достоевский, ни брак, ни какие-либо любовные отношения не существуют.

Это аргумент в романе, который впервые проявляется в отношениях между Степаном Трофимовичем Верховенским и его покровительницей Варварой Петровной Ставрогиной. В их отношения любовники следуют примеру: Степан Трофимович живет в её доме, они заботятся друг о друге и друг друга любят. Только одно отделяет их от успешного любовного союза, — их любовь платонична. Они живут без секса, и, хотя их влечёт друг к другу как-то иначе, брак между ними невозможен из-за этого упущения. Достоевский утверждает: брак невозможен без секса, а у тех, кто живет без секса, брак неудачен. Достоевский редко в своих произведениях рассматривал секс и измены как катастрофы. Именно эта мысль по сей день вызывает агонию и отчаяние среди любовников.

***

IV. Гомосексуальность

И гетеросексуальные, и гомосексуальные отношения присутствуют в литературе Достоевского, а из пережитого конфликта возникает другая форма угрызений совести. И хотя о гомосексуальности он пишет не так открыто, это та форма любви, которую однозначно испытывают его персонажи.

Отношения Степана Трофимовича и Ставрогина — это отношения опеки, которая на ранних этапах выражалась в некоторой нежности между двумя мужчинами:

Степан Трофимович сумел дотронуться в сердце своего друга до глубочайших струн и вызвать в нем первое, еще неопределенное ощущение той вековечной, священной тоски, которую иная избранная душа, раз вкусив и познав, уже не променяет потом никогда на дешевое удовлетворение. (Есть и такие любители, которые тоской этой дорожат более самого радикального удовлетворения, если б даже таковое и было возможно). Но во всяком случае хорошо было, что птенца и наставника, хоть и поздно, а развели в разные стороны.

неблагоразумие. Поскольку Степан Трофимович и Ставрогин оба, в конечном итоге, трагически гибнут, можно считать, что отчасти это особое сексуальное предпочтение является одной из причин такой кончины. Повторяющаяся ошибка, которая вторгается в умы трагических персонажей в этом романе, — моральный нигилизм, который Достоевский стремится обсуждать на протяжении всей работы. Он тонко изображает этическую дисфункцию своих персонажей, и бисексуальность описывается как преступный сексуальный настрой в его произведениях. Гомосексуализм в XIX веке в России был широко стигматизированным сексуальным предпочтением, независимо от того, допускал ли его Достоевский исходя из его религиозных убеждений. Наряду с бесчисленными сексуальными завоеваниями Ставрогина, это еще один случай, который относится к оскорблению сексуальной неприкосновенности, совершённому персонажами.