Харуки Мураками и японские классики

Кто из писателей повлиял на автора «Норвежского леса»?

К Харуки Мураками сложилось довольно-таки двоякое отношение на родине. С одной стороны, он, безусловно, один из наиболее видных авторов Страны Восходящего Солнца (который, по слухам, является одним из главных претендентов на Нобелевскую премию по литературе). С другой, действительно ли он такой уж японский писатель? Немного странный вопрос, согласитесь. Но сами японцы называют, вернее обзывают его «пропахшим сливочным маслом», намекая на то, что Мураками уж слишком увлекся западной литературой: Кафка, Сэлинджер, Сартр и компания. И это лишь вершина айсберга. Прибавим к этому еще любовь к джазу — и у нас будет достаточно улик для обвинения по статье «Преклонение перед Западом».

Нападки эти довольно странные, учитывая тот путь, что проделала литература Страны Восходящего Солнца за последние полтора века. Мураками наследует в том числе тем авторам, которым удалось соединить в своем творчестве наследие и японских, и европейских писателей (включая, кстати, и русских).

Давайте разбираться по отдельности. Кто из японских классиков больше всего повлиял на творчество Харуки Мураками (и как)?

Акутагава Рюноскэ

«Четко разделить восточное и западное у Акутагавы, видимо, невозможно, да и сами термины, в конечном счете, не исключают друг друга: христианство, восходящее к наследию семитов, — сегодня характеризует Запад. И все же я бы не стал спорить с утверждением, что темы и чувства у Акутагавы восточные, а иные приемы поэтики — западные», — писал Борхес о творчестве, пожалуй, самого знаменитого японского писателя прошлого столетия. Заметьте, если заменить в этой цитате Акутагаву на Мураками, то от перемены мест слагаемых сумма не так чтобы сильно изменится. Только автор «Расёмона» жил в эпоху модерна, и его конфликт Востока с Западом привел к самоубийству, а автора «Охоты на овец» почти что к Нобелевке. У Мураками это не конфликт, а симбиоз. Эпоха постмодерна примирила и стерпела все.

Мураками-новеллист многое перенял (и продолжил) у Акутагавы. Здесь и легкая мистика, и определенные мотивы, вроде той же школы, которая калечила детей в начале прошлого века и с успехом продолжала это делать в его конце (для примера — сравните рассказы «Барсук» и «Учитель Мори» Акутагавы с новеллой «Молчание» Мураками). Прибавим к этому тонкий психологизм, глубину и универсальность мотивов. Читая Акутагаву, мы его понимаем и зачастую забываем, что он японский автор, живший почти что сто лет назад. Похожая ситуация и с Мураками.

«Все истории, рассказанные Мураками, совершенно универсальны, наднациональны и с одинаковой вероятностью могут происходить что в Саранске, что в Токио, Денвере или, допустим, Берлине», — пишет об авторе «Норвежского леса» Галина Юзефович.

Дзюнъитиро Танидзаки

Мураками не мог не читать произведения Танидзаки, его влияние ощущается сильнее всего в женских образах, созданных им что в романах, что в новеллах. По части сильных и интересных героинь Танидзаки может дать фору тому же Акутагаве. Возьмем хотя бы его романы «Любовь глупца» и «Мелкий снег». В плане женских образов Мураками наследует именно этому автору. Можно провести эксперимент и прочесть сперва тот же «Мелкий снег», а затем «Норвежский лес». И... попытаться найти 10 отличий.

Танидзаки прожил долгую жизнь (родился в 1886 году, а умер в 1965), то есть он был старшим современником Акутагавы (1892 — 1927) и Кавабаты (1899 — 1972). А если бы прожил еще лет пять-шесть, то пережил бы и Мисиму, который совершил свою неудачную попытку госпереворота, закончившуюся его самоубийством, в 1970 году. Кстати, Танидзаки выдвигали на Нобелевскую премию, награду он не получил по той же причине, что и Набоков: его обвиняли в аморальности и порнографии.

Ясутака Цуцуи

За автором «Паприки» и «Преисподней» уже давно закрепился ярлык «духовного отца Харуки Мураками». Ярлык несколько спорный, но творчество обоих писателей схоже в главном: они развивают в своих произведениях теорию метапрозы, то есть их работы находятся на грани качественной и массовой литературы.

Но в этом пункте мы снова возвращаемся к Акутагаве: ведь его новеллы воспринимались современниками как массовая литература.

«А как же Кобо Абэ?» — спросите вы. Вот-вот! А его романы не заигрывали с попсой? Еще как!

Но куда важнее то, как Цуцуи играет с реальностью. В этом плане Мураками многому у него научился. Вы вязнете в зыбком мире «Кафки на пляже» так же, как в призрачном мире «Преисподней».