Литературные мистификации Проспера Мериме

Проспера Мериме часто упрекали в литературном дендизме, да и сам он утверждал, что сочиняет для развлечения, в минуты, свободные от светских обязанностей. Упорный труд писателя он тщательно скрывал от своих друзей. Вошёл он в литературу тоже «шутя» – его первые книги были литературными мистификациями, причём такими удачными, что «купился» даже Пушкин.

В мае 1825 года у парижского издателя Сотле появилась книга, которая сразу привлекла к себе внимание. Газеты и журналы поместили на нее обширные рецензии, о ней заговорили в литературных кружках и светских салонах. Книга называлась «Театр Клары Гасуль, испанской комедиантки».

Во вступительной заметке переводчик Жозеф Лестранж рассказал необычайную историю жизни её автора — комедиографа и актрисы, «знаменитой в Испании», но «совершенно неизвестной на континенте». Рассказ его очень подробен.

«Впервые я увидел мадемуазель Гасуль в Гибралтаре, где я находился со швейцарским полком Ваттвиля, стоявшим там гарнизоном», — утверждает повествователь. Он приводит даты, упоминает о широко известных событиях недавней испанской истории, участником которых была Клара — дочь бродячей цыганки и правнучка «нежного мавра Гасуль, столь известного по старинным испанским романсам».

Она была воспитана своим родственником, монахом и инквизитором, который лишал её светских развлечений и книг и, наконец, застав её однажды за сочинением любовной записки, запер в монастырь. Но через две недели Клара сбежала оттуда, преодолев высокую монастырскую ограду и обманув сторожей. Она поступила на сцену.

Однажды завсегдатаи драматического театра в Кадисе испытали необычайное волнение. Шла пьеса «Женщина-дьявол». Имя автора — Клара Гасуль — публике было незнакомо, ничего не знала она и о сюжете комедии, и можно судить об удивлении испанского партера, который впервые увидел на подмостках инквизиторов во всем их облачении. Успех был огромен. Слава Клары Гасуль росла с каждым днем. В Кадисе вышло даже полное собрание её сочинений, которое тотчас же было внесено Ватиканом в список запрещенных книг и потому, утверждал переводчик, «представляет чрезвычайную редкость». Но французский читатель может быть спокоен: перевод сделан под наблюдением самого автора, которая даже любезно предоставила для французского издания одну из неопубликованных пьес.

Казалось, невозможно сомневаться в подлинно испанском происхождении «Театра». Книгу украшал портрет «автора» — молодой женщины в испанском национальном уборе. Некоторые газеты поспешили поблагодарить Жозефа Лестранжа за изящество и точность его перевода.

Однако ни Клара Гасуль, ни испанский подлинник пьес «в двух томах in quarto», ни остроумный переводчик никогда не существовали. В портрете испанской актрисы можно было без труда узнать Проспера Мериме, частого посетителя многих литературных салонов.

Портрет П. Мериме работы Э. Ж. Делеклюза (1825). Рядом — Мериме в виде Клары Гасуль, художник тот же

Вскоре о молодом драматурге с восторгом заговорила либеральная и романтическая пресса, ну а в ХХ веке Леонид Филатов считал, что об этой мистификации знают все образованные люди:

А нынче в любой благородной семье
Любому ребенку известно от века,
Что Клара Газуль — псевдоним человека,
Которого звали Проспер Мериме!..

Как был обманут Пушкин

Вы наверняка читали, а может быть, даже помните наизусть стихотворение Пушкина «Что ты ржешь, мой конь ретивый». Заглянув в сочинения Пушкина, каждый может убедиться, что это стихотворение наряду с другими входит в небольшой сборник «Песни западных славян» и является переводом прозаического фрагмента «Конь Фомы II» из книги, вышедшей в Париже в конце 1827 года под названием «Гузла (то есть «Гусли»), или собрание иллирийских поэм, разысканных в Далмации, Боснии, Кроации и Герцеговине».

Автор книги остался неизвестен публике, однако до Пушкина дошли какие-то слухи о нем, и он поручил одному из своих друзей прояснить дело. Друг (фамилия его была Соболевский) обратился к французскому писателю Просперу Мериме. И у загадки оказалось совершенно неожиданное решение.

«В 1827 году мы с одним из моих друзей задумали путешествие по Италии. Мы набрасывали карандашом по карте наш маршрут. Так мы прибыли в Венецию — разумеется, на карте,— где нам надоели встречавшиеся англичане и немцы, и я предложил отправиться в Триест, а оттуда в Рагузу. Предложение было принято, но кошельки наши были почти пусты, и эта «несравненная скорбь», как говорил Рабле, остановила нас на полдороге. Тогда я предложил сначала описать наше путешествие, продать книготорговцу и вырученные деньги употребить на то, чтобы проверить, во многом ли мы ошиблись. На себя я взял собирание народных песен и перевод их; мне было выражено недоверие, но на другой же день я доставил моему товарищу по путешествию пять или шесть переводов. Осень я провел в деревне. Завтрак у нас был в полдень, я же вставал в десять часов; выкурив одну или две сигары и не зная, что делать до прихода дам в гостиную, я писал балладу. Из них составился томик, который я издал под большим секретом и мистифицировал им двух или трех лиц», — так много лет спустя Мериме писал Соболевскому».

Мистификация оказалась успешной: за настоящий славянский фольклор «Гусли» приняли и Адам Мицкевич, и Пушкин, и многие другие.

Мериме утверждал, что «Гусли» были написаны «от скуки» и из озорного желания мистифицировать доверчивого читателя и не стоили автору никаких усилий. Однако исследователи уверены, что это не так и «Гусли» явились плодом упорного писательского труда, поэтому ошибку знатоков славянского фольклора, принявших книгу за перевод подлинных славянских баллад, легко извинить.

Первым мистификацию узнал Виктор Гюго, объявив о своем выводе в салоне Нодье в конце 1827 года, спустя несколько месяцев после публикации книги. Мериме вообще-то и сам не особо скрывал, что являлся автором мистификации. Он послал Гёте книгу с автографом «от автора „Клары Газуль“» (книгу Клары Газуль он послал Гёте двумя годами ранее). В своем обзоре, выпущенном летом 1828 года, Гёте указал на анаграмму «Газуль/Гузла» и назвал имя Мериме. Но эта информация распространилась не широко: лишь после того, как Пушкин сделал своё переложение, до него через Соболевского дошел слух, что это мистификация, после чего в Париж было отправлено письмо и Мериме подтвердил своё авторство.

Вряд ли Мериме стал бы вводить в заблуждение Пушкина умышленно – он был большим поклонником его таланта. Мериме одним из первых во Франции оценил достоинство русской литературы и выучил русский язык, чтобы читать в подлиннике произведения русских мастеров слова. В 1849 году он перевел на французский «Пиковую даму» Пушкина, а к французскому переводу «Отцов и детей», вышедшему в Париже в 1864 году, написал предисловие.