Кто ты, гений чистой красоты?

Автор: Ирина Смирнова

Исследователи разбираются, кому именно посвятил Пушкин свои знаменитые строки.

Летом 1825 года Пушкин еще в ссылке, в Михайловском. Здесь он пишет свое знаменитое «Я помню чудное мгновенье» . Со школьной скамьи нам известно, что этот гимн любви адресован А.П. Керн. Но это не так, настаивает исследователь творчества Пушкина Кира Викторова, поэт обращался к особе императорских кровей...

В своей книге «Пушкин и императрица. Тайная любовь» Кира Викторова доказывает, что стихотворение «Я помню чудное мгновенье» посвящено императрице Елизавете Алексеевне. Именно ей он намеревался вручить автограф, нагнав поезд царицы, следующей в Таганрог в начале сентября 1825 года через Псковскую губернию. «Без имени Елизаветы Алексеевны, без ее трагической судьбы мир Пушкина превращается в глухую бездну и хаос, в котором никто ничего не может понять, а именно отсюда автобиографическая боль и горечь известных стихов «Езерского»: «Исполнен мыслями златыми, / Не понимаемый никем, / Перед распутьями земными / Проходишь ты, уныл и нем»...

Викторова считает, что 6 сентября 1825 года между станцией Ашево и Святыми Горами произошло прощание Пушкина с Елизаветой Алексеевной, следовавшей в Таганрог. «Узнав об отъезде Елизаветы Алексеевны из Царского Села, Пушкин метался то в Псков, лечить свой мнимый аневризм, то торопился в Михайловское».

«Очень может быть, — комментирует литературовед Элеонора Лебедева. — Но тут следует уточнить: автором метафоры «гений чистой красоты» был Жуковский. В 1821 году в стихотворении, посвященном великой княгине Александре Федоровне, супруге великого князя Николая Павловича, он написал после знаменитого берлинского праздника, где они оба выступали в «живых картинах» по поэме Томаса Мура «Лалла Рук»: «Ах! не с нами обитает / Гений чистой красоты; / Лишь порой он навещает / Нас с небесной высоты:» С тех пор в придворных кругах Лалла Рук стала литературным именем Александры Федоровны. Так же, как и формула «гений чистой красоты».

Много лет потом трубадуры Европы сочиняли об этом празднике стихи — вслед за Жуковским, тайно влюбленным в великую княгиню. Она была и адресатом, и героиней лирических стихотворений Жуковского, и не только его. Пушкин записал в своем дневнике: «Я ужасно люблю Царицу, несмотря на то, что ей 35 лет, и даже 36». Он перерисовывал известную гравюру, где императрица окружена тремя прелестными дочерьми. Да и в выборе супруги Александр Сергеевич явно ориентировался на ее тип красоты. В черновиках «Евгения Онегина» (1830) остался поэтический портрет царицы в описании придворного бала: «:в умолкший тесный круг, / Подобна лилии крылатой, / Колеблясь, входит Лалла Рук, / И над поникшею толпою / Сияет царственной главою, / И тихо вьется, и скользит, / Звезда — харита меж харит...»

«Двор Лаллы Рук» — так в Европе называли русский двор после того, как в «живых картинах» на знаменитом празднике в Большом Берлинском дворце в 1821 году императрица изображала эту индийскую принцессу. Великий князь Николай Павлович играл жениха Лаллы Рук, принца Алириса, который появляется перед своей невестой под видом поэта Фераморса. Из письма Жуковского другу: «Здесь был несравненный праздник, который оставил во мне глубокое впечатление. Ты знаешь Мурову поэму Лалла Рук. Дочь Ауренгзеба едет к своему жениху в Бухарию; он встречает ее в долине Кашемира. Дорогою молодой поэт, чтобы не скучно принцессе, поет ей исторические песни; поэт нравится принцессе, и она приближается с чувством грусти к тому месту, т. е. к Кашемиру, где должна встретить своего жениха; но на поверку выходит, что жених и поэт одно лицо».

Много лет потом трубадуры Европы сочиняли об этом празднике стихи — вслед за Жуковским, тайно влюбленным в великую княгиню. Она была и адресатом, и героиней лирических стихотворений Жуковского, и не только его. Пушкин записал в своем дневнике: «Я ужасно люблю Царицу, несмотря на то, что ей 35 лет, и даже 36». Он перерисовывал известную гравюру, где императрица окружена тремя прелестными дочерьми. Да и в выборе супруги Александр Сергеевич явно ориентировался на ее тип красоты. В черновиках «Евгения Онегина» (1830) остался поэтический портрет царицы в описании придворного бала: «:в умолкший тесный круг, / Подобна лилии крылатой, / Колеблясь, входит Лалла Рук, / И над поникшею толпою / Сияет царственной главою, / И тихо вьется, и скользит, / Звезда — харита меж харит...»

«Двор Лаллы Рук» — так в Европе называли русский двор после того, как в «живых картинах» на знаменитом празднике в Большом Берлинском дворце в 1821 году императрица изображала эту индийскую принцессу. Великий князь Николай Павлович играл жениха Лаллы Рук, принца Алириса, который появляется перед своей невестой под видом поэта Фераморса. Из письма Жуковского другу: «Здесь был несравненный праздник, который оставил во мне глубокое впечатление. Ты знаешь Мурову поэму Лалла Рук. Дочь Ауренгзеба едет к своему жениху в Бухарию; он встречает ее в долине Кашемира. Дорогою молодой поэт, чтобы не скучно принцессе, поет ей исторические песни; поэт нравится принцессе, и она приближается с чувством грусти к тому месту, т. е. к Кашемиру, где должна встретить своего жениха; но на поверку выходит, что жених и поэт одно лицо».

Сюжет свадебной поездки Лаллы Рук напоминал Александре Федоровне о том, как она в 1817 году, тогда еще принцесса Шарлотта, отправилась из Берлина в Петербург. В Мемеле невесту встретил великий князь Николай Павлович и предшествовал ей до самого Петербурга. В 1827 году, когда Александра Федоровна была уже императрицей, любители российской словесности обнаружили «гения чистой красоты» — столь запоминающийся образ — у двух авторов, в трех изданиях («Северные цветы», «Московский телеграф» и «Памятник отечественных муз»). Два стихотворения Жуковского («Лалла Рук» и «Явление поэзии в виде Лаллы Рук») и стихотворение Пушкина («Я помню чудное мгновенье:») не могли пройти незамеченными. Стихотворение было озаглавлено «К***», об адресате он до конца дней помалкивал. Оно было положено в 1827 году на музыку композиторами Алябьевым, Титовым и Мельгуновым, позднее Глинкой.

«Гения чистой красоты» распевали по всей России, и привыкшая к поискам утаенных адресатов публика вполне могла заподозрить, что у «гениев» Пушкина и Жуковского один и тот же прототип. Возможно, сама Александра Федоровна думала так же. Лишь через 32 года Анна Петровна Керн напечатала свои мемуары и объявила себя пушкинским «гением чистой красоты». Ей никто не возразил. Елизавета Алексеевна, Александр Сергеевич давно были в ином мире. Императрице оставался год жизни.

Вот как Керн описывала историю магического стихотворения. «На другой день я должна была уехать в Ригу вместе с сестрою Анною Николаевной Вульф. Он пришел утром и на прощание принес мне экземпляр 2-й главы Онегина, в неразрезанных листках, между которых я нашла вчетверо сложенный почтовый лист бумаги со стихами: Я помню чудное мгновенье, — и проч. и проч. Когда я сбиралась спрятать в шкатулку поэтический подарок, он долго на меня смотрел, потом судорожно выхватил и не хотел возвращать; насилу выпросила я их опять; что у него промелькнуло тогда в голове, не знаю».

То есть Анна Петровна не скрывала, что подарок вышел странный. Подарил и тут же кинулся вырывать? А может быть, поздно заметил, что в неразрезанных листах «Онегина» оказались стихи, посвященные совсем не ей?

Стихотворение Керн передала в 1825 году Дельвигу для его альманаха «Северные цветы». Возможно, надеялась, что он озаглавит это стихотворение «К А.П. Керн». Но Дельвиг следовал Пушкину и назвал стихотворение «К***».