Она научила меня понимать мудрую и важную роль природы в литературе

Автор: Тина МакЭлрой Энса (Tina McElroy Ansa)

Прочитав, что Тони Моррисон покинула нас, я устремилась в сад за целебным бальзамом утешения, неся духам Матери-прародительницы свою скорбь. Я была не уверена, что найду там дух Моррисон, но твёрдо знала, что увижу, как всё так же цветут яркие циннии. Всё так же вьются по решётке тёмно-зелёные побеги луноцвета. Всё так же преет компостная куча. И всё так же зреют помидоры. Только здесь можно и должно было находиться в этот час. Ведь именно благодаря Моррисон, а также Зоре Нил Хёрстон, я поняла какую мудрую и важную роль играет природа в литературе. Собственно через природу я впервые и познакомилась с навсегда покорившей моё сердце Моррисон, этим истинным достоянием американской литературы.

В 70-х годах, когда был опубликован первый роман Моррисон «Самые синие глаза», я начала работать редактором газеты в Атланте (крупный город в штате Джорджия на юге США, в котором преобладает чернокожее население – прим. пер.). Как только я прочла вот эти строки романа:

Весной 1941-го ноготки не взошли. Мы думали тогда, что они не взошли потому, что Пекола ждала ребенка от своего отца. Если бы мы меньше грустили и больше замечали, то сразу увидели бы, что не только у нас погибли семена, они погибли везде.

– мне сразу же стало ясно: Моррисон – талантливейшая писательница и учитель. А я уже давно искала наставника. На самом деле, ещё учась в начальной школе им. Святого Питера Клейвера, придумывая невероятные истории и рассказывая их своим друзьям на школьном дворе, я для себя точно решила, какой должна быть афроамериканская писательница-прозаик. Как она жила, писала, оттачивала свой стиль, ходила на свидания, принимала гостей, дружила, делилась своими секретами и мудростью?

Самобытные произведения Моррисон исследуют тему человеколюбия и тему смерти. Я читала её романы с толковым словарём, тезаурусом и энциклопедиями африканской и греческой мифологии. Я изучала эти романы и училась по ним.

Спустя двадцать лет после публикации «Самых синих глаз», я впервые встретилась с Моррисон в гостиной Рэйнольдс Коттеджa, доме ректора моей альма-матер, Спеллман Колледжа. Ректором тогда была требовательная, но невероятной доброты и силы духа Джонетта Б. Коул. Ей непостижимым образом удавалось приглашать самых неординарных деятелей искусства и выдающихся учёных-гуманитариев, которые выступали перед студентками и отвечали на их вопросы. После того, как в предыдущем году опубликовали мой первый роман «Младшенькая» (Baby of the Family), я один семестр работала в резиденции для писателей при колледже. В это время Моррисон там же писала уже шестой по счёту роман «Джаз». Она зачитывала оттуда куски в битком набитой Часовне Сестёр (здание на территории колледжа, где проводятся религиозные мероприятия – прим. пер.), а потом в обязательном порядке зачитывала отрывки из своего уже ставшего классикой великoго романa «Возлюбленная». Вскоре профессор Коул пригласила нескольких везунчиков, студенток и писательниц, в том числе и меня, к себе домой на ужин с Моррисон.

Я пришла первая.

Чтобы не сильно нервничать, сидя рядом с моим элегантно одетым божеством в дредлоках, я спросила Моррисон, не принести ей что-нибудь выпить. Ей уже принесли. И да, осенью кампус колледжа, действительно, очарователен.

Занавес.

В душе я мечтала именно об этой возможности: пообщаться с писательницей один на один, подискутировать о её произведениях и своих, позадавать глупые вопросы о том, как она работает (ведь даже страшно подумать, как, должно быть, творит этот лауреат Нобелевской и Пулитцеровской премий!), сравнить её город Лорейн в штате Огайо с моим Мейконом в Джорджии.

Но пересилить себя и быть самой собой в присутствии этой выдающейся писательницы я не смогла. Только когда стали подходить другие гости, я с облегчением вздохнула, посторонилась и весь вечер вкушала, словно сливки, каждое её движение. Как она наклоняла голову, когда говорила, как сидела, как вытягивала губы, выдыхая сигаретный дым.

Возможно, я не была тогда такой смелой, как сейчас, но у меня хватило ума внимать её мудрости. Я молча сознавала, что передо мной – человек-глыба.

Она сразу же вдохновила меня, вдохновила писать именно так, как я пишу. Мне стало понятно, что можно писать о влиянии естественных сил природы на неестественные жизненные обстоятельства. Можно писать о чёрных бедняках в сельской местности южных штатов, о жизни и работе людей-рабов, об африканцах, живущих в городах северных штатов и за их пределами, и превращать их судьбы, веру, секреты, внутреннюю борьбу и внешнюю в богатое по содержанию, глубокое литературное произведение. Как это делается, Хёрстон, поразительная писательница-романист, безусловно, мне показала. Моррисон же, профессор, автор прекраснейших, с точно выверенным слогом романов и эссе, меня научила.

Да, на примере своей жизни она меня научила, какой сложной и многогранной может быть афроамериканская писательница. Моррисон показала на своём примере, что талантливый автор не только о жизни пишет. Она живёт этой жизнью, и все стороны этой жизни находят отражение в её произведениях.

Несмотря на всю свою серьёзность, филигранно отточенный язык литературных произведений, обогнавших своё время, и энциклопедические знания в области культуры, литературы и политики, Моррисон не чуждалась кокетства и легкого флирта. Да-да, Тони Моррисон.

Свидетельством тому служит наша вторая встреча. Она произошла в 1999 году на совершенно звёздном событии: торжественной церемонии открытия Фондом защиты детей на территории бывшей фермы «Хейли» в штате Теннесси библиотеки им. Ленгстона Хьюза. В числе гостей и выступавших были Майя Анжелу, Максин Уотерс, Хиллари Клинтон, Джойс Кэрол Оутс, Марта Стюарт, а также Мэриан Райт Эдельман, президент Фонда и также выпускница Спеллмана.

После элегантного ужина под белыми тентами на свежем воздухе, гвоздём программы в первый вечер торжеств было выступление ныне покойной, великолепной Майи Анжелу. Она читала свои стихи и образно, ярко рассказывала о своём творчестве. Гвоздём программы второго вечера было выступление Моррисон. После серьёзной, с чувством произнесённой речи о своём творчестве, она направилась к находившимся сбоку сцены трём деревянным ступенькам без перил. В самом начале вечера мой муж Джони познакомился с Моррисон; взглянув на меня, он тут же вскочил с места и быстро подошёл к сцене, протягивая ей руку, чтобы помочь спуститься. Но гости желали продолжения. В начале речи она пообещала по окончанию выступления зачитать отрывок, и теперь все ждали обещанного.

Она неохотно вернулась к ораторской трибуне.

«По-моему, я вам что-то обещала, да?» – поддразнила нас она.

Джони вернулся на своё место в первом ряду. Было видно, что ему не терпелось помочь уважаемой Тони Моррисон сойти со сцены сразу же, как чтение отрывка из «Рая» закончится.

Не успела она закрыть книгу, как, стремглав бросившись с места, Джони уже стоял у края сцены, протягивая ей руку. На этот раз точно зная, что стоит только пожелать и он отнёс бы её на руках, Моррисон плавной походкой, ритмично, словно танцуя, прошла к краю сцены, приняла его руку и, как бы паря, сошла на землю. А потом, будто они репетировали всю неделю, вальсируя, он изящно развернул её на 180 градусов, точно усадив на место в первом ряду.

Джони поклонился, а Моррисон улыбнулась и легким движением плеча поблагодарила его за этот импровизированный танец. Аудитория взорвалась аплодисментами.

Тоже аплодируя, я сидела и снова вкушала это зрелище: женщина, признанная великолепнейшей американской писательницей нашего времени, и женщина, которая флиртует и знает, как она прекрасна в свете софитов. Единственная и неповторимая.

Тони Моррисон. Собственной персоной. Вся без остатка.

Покойся с миром.

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ