Таинственный рассказчик

А вы догадались?

Автор как бы намекает, что им может быть кто-то из персонажей, наделяя троих тягой к перу и бумаге. Уильям с юности мечтает стать писателем и даже будучи маститым предпринимателем, продолжает строчить в стол. Агнес маниакально ведёт дневники (саморефлексия — первый шаг к творчеству), а в конце концов берётся за Книгу Откровений. Наконец, Конфетка самозабвенно пишет фанфики о себе самой. Почему бы кому-нибудь из них не написать роман о себе и своём окружении, пусть и в третьем лице?

Учитывая, что Уильяму при его средствах и связях ни разу не удалось опубликоваться, да он и в деловом письме двух слов связать не может, — едва ли он подходящий кандидат на автора этой истории. Кроме того, русский перевод нечаянно (нечаянно ли?) даёт нам понять, что рассказчик — женщина: Я пробудила в вас определённые упования, — кокетничает она в третьем абзаце первой страницы.

Итак, рассказчица. Но могла ли блаженная Агнес, которая в двадцать три пишет так же примитивно, как в десять, создать такое глубокое по смыслу и утончённое по стилю произведение? Вопрос риторический.

Автор оставляет нам ещё одну подсказку в повторах фраз:
God damn God — К чёрту Бога
Watch your step — Ступайте осторожней
(подскажите мне, как это звучало в переводе)
Странным образом эти фразы повторяются не только в речи повествователя, но и в прямой речи персонажей. А для Конфетки они и вовсе служат едва ли не жизненными девизами: God damn God! — восклицает она, вспоминая своё страшное прошлое; Watch your step, — советует Уильяму при входе в ветхий публичный дом, но и себе самой — в отношениях с Уильямом. Как мы помним, фразой Watch your step повествователь открывает роман, призывая читателя ступать осторожней на улицах незнакомого города. God damn God... — восклицает повествователь, заглядывая в убогую комнатёнку проститутки Кэдди. Впрочем, эта же фраза неожиданно срывается с губ святоши Генри, заживо оплакивающего свою возлюбленную.

Конфетка — связующее звено между персонажами, она единственная, кто знает, водит знакомство, наблюдает или просто видит издалека, в общем, имеет доступ ко всем остальным героям. Большинство событий, описанных в романе, она видела своими глазами, об остальных слышала или читала или могла расспросить. А то немногое, что не видела и не слышала, вполне могла додумать — и вложить в уста обезумевшему от горя Генри своё привычное богохульство.
Наконец, она единственная из пишущих героев действительно владеет словом: и сочиняет рекламные тексты для Уильяма, и про себя критикует дневники Агнес, в конце концов, растёт над собственной графоманией и пускает по ветру свои юношеские мерисьюшные опусы... чтобы создать нечто более стоящее?

Таким образом, я прихожу к заключению, что автор несентиментальной истории проститутки Конфетки — сама проститутка Конфетка, а хитроумный Мишель Фейбер представил нам не просто стилизацию, а мистификацию исповеди неизвестной романистки XIX века.
Теорема доказана. Благодарю за внимание, любезный мой читатель.