Перечитывая "Ведьму"

(Не то, чтобы это была история в привычном ее понимании, но и под формат рецензии сии не в меру наивные размышления не подойдут.)

При первом прочтении "Ведьмы" мое внимание было занято историей молодой красавицы, волею судьбы запертой в тесной, темной и неопрятной сторожке. Замуж она вышла не по любви, муж для нее вряд ли привлекателен, но кровь играет и молодость дает о себе знать - дьячиха тоскует по мужчине и использует каждую возможность ощутить томительную близость, закрывая глаза на сковывающие ее узы брака. Она страдает без искренней симпатии, изнывает по жизни с желанным суженым , мечется как ошпаренная, не в силах даже взгляда оторвать от попавшего в сторожку почтальона, и бесстыдно ластится к нему в то время, когда муж - буквально за стеной.

Ведьма ли она? Не знаю, может быть, и ведьма. Самая настоящая, наколдовывающая непогоду и завлекающая в свои объятья случайных путников. А может быть, нет, и ночные визиты представляют собой лишь следствие того, что окна сторожки - единственный огонек на многие мили вокруг и в непогоду только они и в состоянии привлечь ищущих приюта. Но сейчас не об этом. Сейчас я о том, что, читая "Ведьму" впервые, я видел только "ведьму". При втором же прочтении я - мои аплодисменты автору - увидел совсем другую историю.

Молодого дьякона "берут" из консистории и женят на дочери предшественника, тем самым привязывая служителя к месту - месту глухому, далекому и тоскливому. Жена его красива, но к мужу не тянется, и нрава оказывается - как выясняется - весьма шаткого. Читатель видит, как дьячок защищает служащего в тех местах священника, вклиниваясь в разговор супруги и почтмейстера, и из этого вправе сделать вывод о том, что дьякон - лицо духовное не только де юре, но и де факто. Дьякон понимает, что жена изменяет ему (и в этом читателю сомневаться не приходится - мы в отличие от Савелия видим, что происходит между "ведьмой" и гостем), но, судя по всему, терпит. Почему терпит? Может быть потому, что не испытывает ревности? А не ревнует потому, что и не любит ее - не выбирал ведь невесту. Мало того - со временем он начинает видеть в происходящем нечто сверхъестественное и утверждается в мысли, что жена его - ведьма, и что вовсе не случайно блуждающие в непогоде путники набредают на их сторожку. Да и в самой непогоде Савелий видит не произвольную игру стихий, а дело рук ворожащей. (Впрочем, уверенность дьякона - не окончательная, описывающуюся в рассказе ночь он берет за "последнее доказательство", заявляя жене, что если история с "гостями" повторится, тогда он уж точно отправится жаловаться.) Разумеется, для Савелия колдовство - неприемлемая чертовщина, явление богопротивное; представьте же себе бурю в душе дьякона, считающего свою жену ведьмой. Но этого мало - к концу рассказа мы видим, что сам Савелий попадает под действие чар красавицы и она начинает манить его как женщина, манить несмотря на то, что все нутро его противится связи с "ведьмой". Более того - дьякона притягивает не просто женская красота, а некоторая, если так можно выразиться, "опоэтизированная (именно это слово употребляет автор) демоничность" - "к сугубому горю его, эта таинственность, эта сверхъестественная, дикая сила придавали лежавшей около него женщине особую, непонятную прелесть, которой он и не замечал ранее. Оттого, что он по глупости, сам того не замечая, опоэтизировал ее, она стала как будто белее, глаже, неприступнее..."

В этом, близком к заключительному отрывке, кстати, очень интересно (сознательно или нет - это не важно) сыграл писательский талант Антона Павловича. "Дикая сила" придает жене в глазах Савелия не красоту, не очарование, а именно прелесть. А "прелесть" по Далю - это (одно из значений, весьма и весьма подходящее к контексту рассказа) высшая мера обольщения - пре-лесть, то есть лесть в превосходной степени. Более того - одним из смыслов прелести прямо указывается "мана, морока, обман, соблазн, совращение от злого духа". Именно от этого слова можно разворачивать рассуждения о рассказе. Дьякон в ловушке. Теперь он обольщен именно ведьмой - даже, если существует "ведьма" только в его мыслях.

"Боль в переносице скоро прошла, но пытка все еще продолжалась" - так заканчивается рассказ. Мы наблюдаем историю искушения и чем она закончится - Бог знает. Справится ли Савелий с соблазном, пожалуется ли вышестоящему руководству и разорвет спеленавшую его паутину? Или продолжит погружение в зыбкий песок вожделения, которое раздирает его надвое? - не вызывать в душе священнослужителя жуткого диссонанса ситуация, в которой он оказался, не может.