О ГОТТЕНТОТСКОЙ КОСМОГОНИИ. "ДАМАРА" Н.С.ГУМИЛЕВ.

- А тебе нравится Гумилев? - дочку спрашиваю, без надежды, что знает, просто хочется сказать: "Это один из моих любимых поэтов", а просто так ведь не подойдешь к шестнадцатилетнему человеку, который смотрит с ноута сериал, заткнув уши наушниками и не брякнешь: "Гумилев - мой любимый поэт". Минимальные политесы требуются.И готовлюсь услышать в ответ: "А кто это?" или "Не знаю, не читала" или даже "Это который муж Ахматовой был?" (все-таки гимназия у нее серьезная).
- Ты о каком Гумилеве говоришь? - вместо того.
- А ты разных, что ли, знаешь?
- Ну да, Николай и Лев.
Мгновенно забываю желание свое говорить о поэзии, - И ты читала Льва Гумилева? - Ну, немного, "Скифы и гунны". - Умереть на месте, Лизка, ты - первый человек в моей жизни, который читал Льва Гумилева. И как тебе? - Понравилось. - А моя любимая книга "Этногенез и биосфера". - Пробовала, но для меня слишком сложная.

И уже не возвращаемся к разговору о поэзии. Шутка ли, встретить, спустя двадцать два года после собственного знакомства с автором первого человека, читавшего его, да вдобавок человек этот - твоя дочь. То есть, с барышней естественно говорить о стихах, которые общепризнанно "лучшие стихи для барышень" и не совсем естественно об этногенезе и пассионарности. Но коль скоро такая возможность предоставляется, хватайся за нее, не раздумывая. О стихах позже.

Такой за ним стереотип восприятия плотно закреплен в общественном бессознательном. "Все барышни любят Гумилева". Предполагается, даже и не озвучиваясь отдельно, что повзрослев, перерастаешь изысканных жирафов и женщин с кошачьей головой, но в короне из литого серебра. И мужественных путешественников-охотников-воинов

"и в стране озер пять больших племен слушались меня, чтили мой закон"

. И даже трагическую гибель его:

"слава тебе, безысходная боль, умер вчера сероглазый король",

"он любил три вещи на свете: за вечерней пение, белых павлинов и стертые карты Америки. Не любил. когда плачут дети, чая с малиной и женской истерики. Я была его женой".

Даже это, повзрослев, оставляешь позади.

И правило есть - не возвращайся туда, где был счастлив. Вроде как, полной мерой в твоей жизни отыгравшее. Потому что купила ведь томик стихов Гумилева, будучи уже взрослой. Попробовала читать, да так и отложила, былых юных восторгов не испытав. Одно только и оставила с собой на память о той поздней встрече, "Скрипку",

"Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка"

. А жизнь все возвращает. С неумолимым каким-то постоянством. Потому что любимый тобой, уже взрослой, писатель, делает героем романа своего Николая Гумилева. Да, Лазарчук-Успенский "Посмотри в глаза чудовищ". Не знаю, как в точности определить жанр: альтернативная история, боевая фантастика, мистика?

Да и не суть важно, что за жанр, когда роман хорош. А хорош. И не сомневаешься, почему именно Н.С. Гумилев становится, волею авторов, носителем сверхчеловеческих достоинств. У него, понимаете, кроме таланта писать стихи, есть еще один - творить магию звукописью. То есть, определенным образом ритмически организованные сочетания звуков и слов, они ведь спокон веку использовались в обрядах и мистериях, как заклинания. И вот у Гумилева, у его поэзии, свойство это на порядок выше, чем у других. И ты соглашаешься с авторами. И влюбляешься в стихи Быкова, совсем молодого тогда поэта, которыми заканчивают первый роман. Отдельным блоком, по типу "стихов из синей тетради" в "Живаго".

И снова надолго отходишь в сторону. Изредка и точечными уколами, возвращаясь. Интересная запись о нем в ЖЖ, строчки, что цитирует в "Топологии пути" Мамардашвили:

"О, как божественно соединенье извечно созданного друг для друга. Но люди, созданные друг для друга, соединяются, увы, так редко"

; потом интересуешься Артюром Рэмбо с его "Пьяным кораблем" и вытягивается в связке гумилевский "Заблудившийся трамвай". А потом берешь "Глоток зеленого шартреза", книгу, которая - весь Гумилев. Все стихи его в хронологическом порядке, вся проза. И даже воспоминания о нем в разные периоды жизни. Принимаешься читать, поражаешься тому, как на глазах отпадает шелуха красивости, оставляя поразившее тебя в нем при первом еще знакомстве в самое сердце. Удивительная смысловая емкость при абсолютной внешней простоте.

И ты снова умираешь, как в свои восемнадцать, наткнувшись на "Дамару". И запоминаешь наизусть с третьего прочтения:

"И была она так прекрасна, так чертила и пела согласно, что решила с Богом сравниться, неразумная эта птица".

>ДАМАРА
Готтентотская космогония
Человеку грешно гордиться,
Человека ничтожна сила:
Над землею когда-то птица
Человека сильней царила.
По утрам выходила рано
К берегам крутым океана
И глотала целые скалы,
Острова целиком глотала.
А священными вечерами
Над высокими облаками,
Поднимая голову, пела,
Пела Богу про Божье дело.
А ногами чертила знаки,
Те, что знают в подземном мраке,
Все, что будет, и все, что было,
На песке ногами чертила.
И была она так прекрасна,
Так чертила, пела согласно,
Что решила с Богом сравниться
Неразумная эта птица.
Бог, который весь мир расчислил,
Угадал ее злые мысли
И обрек ее на несчастье,
Разорвал ее на две части.
И из верхней части, что пела,
Пела Богу про Божье дело,
Родились на свет готтентоты
И поют, поют без заботы.
А из нижней, чертившей знаки,
Те, что знают в подземном мраке,
Появились на свет бушмены,
Украшают знаками стены.
А вот перья, что улетели
Далеко в океан, доселе
Все плывут, как белые люди;
И когда их довольно будет,
Вновь срастутся былые части
И опять изведают счастье,
В белых перьях большая птица
На своей земле поселится.