"ДОВОЛЬНО, ПОРА МНЕ ЗАБЫТЬ ЭТОТ ВЗДОР"

"Средь шумного бала, случайно..."

в черном фраке и в манишке, неуловимо похожий на конферансье из "Необыкновенного концерта". Странный голос, неестественные интонации и ни малейшего желания дослушать, что было с дядькой, который в тревоге мирской суеты увидел ту, чьи тайна покрывала черты. После "Князь Серебряный". Ну, мне мама посоветовала эту книгу почитать. И взяла в библиотеке во время каникул. Мучила-мучила, не пошла она что-то, совсем было уж приготовилась поменять. Тут неожиданно срочная путевка в лагерь. Нужно брать справку, собираться в режиме ошпаренной кошки. Ну, вы понимаете.

А после лагеря мы поехали на Капчагай, а потом я забыла. А когда вспомнила, стыдно и страшно было отдавать, все сроки прошли. И присылались из библиотеки открытки, которые перехватывала-рвала в клочки. И поселился в душе липкий грязноватый страх, припорошенный повседневностью. Ты как-бы не видишь его, но все время ощущаешь, знаешь - он там. И каждая твоя радость чуть отравлена сознанием собственного порочного несоответствия прекрасному миру, в котором живешь: "Вы думаете, я хорошая, такая же, как вы. А я преступница и знай вы, отвернулись бы от меня с негодованием".

Жутких реалий кингова "Библиотечного полицейского" не случилось, но комплекс ощущений описан точно. Лет шесть перекладывала книгу в синей обложке с тиснением подальше во второй ряд книжной полки, потом сказала себе: "А, будь, что будет. Расстреляют - так расстреляют!" И отнесла. И не расстреляли. Но "Князь Серебряный" по понятным причинам в моей жизни так и не случился. Зато случились "Семья вурдалака" и "Упырь" и "Волки" (страшнее которых по сей день ничего не знаю в стихотворной форме, сейчас перечитала и снова озноб и волоски вдоль позвоночника дыбом).

Просто не связала имени писателя с автором страшного моего преступления. Это какой-то другой Толстой, должно, вона их сколько было... Ну и Козьма Прутков, конечно:

"Вянет лист, проходит лето, иней серебрится..."

Сказать, что люблю - ничего не сказать. Это такой пласт жизненных понятий, философия, сродни швейковской, абсурднее самого абсурда, созвездие маневров и мазурки, где ключевое слово "созвездие". И дивная звенящая серебряная нота за всем ухарством-ерничаньем. Потрясающий симбиоз трикстера с культурным героем. Алексей Толстой в соавторах.

А после фильма "Анна Каренина", британского, в который влюблена по сей день, хотя хорошим тоном считается бранить его, гуглишь узнать все о прототипах. И неожиданно история любви графа Толстого с Софьей Миллер. Да еще смерть эта его от передозы морфия. Оюшки, какие глубины, темные какие омуты. И есть еще это, перевод стихотворения Гейне "Nun ist es Zeit, Das ist mit Verstand", сделанный Алексеем Толстым по просьбе Гончарова для романа "Обломов". Которое остро отточенным стилетом кольнуло в сердце.

* * *
Довольно! Пора мне забыть этот вздор,
Пора мне вернуться к рассудку!
Довольно с тобой, как искусный актер,
Я драму разыгрывал в шутку!

Расписаны были кулисы пестро,
Я так декламировал страстно,
И мантии блеск, и на шляпе перо,
И чувства — все было прекрасно.

Но вот, хоть уж сбросил я это тряпье,
Хоть нет театрального хламу,
Доселе болит еще сердце мое,
Как будто играю я драму.

И что я поддельною болью считал,
То боль оказалась живая —
О боже, я раненый насмерть играл,
Гладьятора смерть представляя!