1

«Меня не волнуют, поймут ли в моих сочинениях что-нибудь читатели, не имеющие опыта в групповом сексе и наркомании» — говорит Мураками, одновременно и привирая, и говоря правду. Да, на читателя ему действительно совершенно плевать, причём с самой высокой колокольни самовлюблённости, но в то же время популярности ему ой как в своё время хотелось, а таланта (тогда ещё, не знаю, как сейчас) явно не хватало. Пришлось брать тем, чем берут в таком случае — толстым троллингом и эпатажем. Как мне кажется, он просто опросил всех убиться каких нонконформистских особ, которые в восторге пищат от собственной контркультурности, и составил список слов-тегов и тем, которые они хотят видеть в романе. Слова "блевотина", "кровь", "х**", "говно" и много им сопутствующих встретились много раз, "мысли", "идея" или "сюжет", кажется, никто не сказал. И пошло-поехало-побежало, дебютировать — так с музыкой. Не можешь музыку — ну хоть издай непристойный звук филейной частью, авось кому-то одержимому поиском глубинного смысла это покажется тонкой метафорой человеческого бытия.

Дядя Рю, не мудрствуя лукаво, якобы выводит себя в главном герое, утверждая, что если кто-то не разобрался в его монументальных полотнах из крови и какашек, то он не в теме, зато сам Рю, надо полагать, великий ширяльщик и групповушник. Может быть, хотя и берут меня сомнения — если ты всё это прочувствовал на собственной шкуре, то мог бы и описать хоть сколько-нибудь красочно и живо. Однако это всего-навсего унылое нагромождение призванных эпатировать отрывочных картинок. Страниц через двадцать уже не будешь удивляться ничему, а только зевать в ответ на очередные разглагольствования автора. Самый живой и литературный персонаж в книге — сгнивший ананас, который с упрямством главного героя ползёт до последней страницы (о нет, о нет, неужели это сам _символ_, как же так может быть необычно — гниющий ананас как медленно протухающее поколение наркош?) Собственно, это вообще единственный более-менее литературный приём в романе. Правильно, нечего раскидываться художественными средствами. Один роман — одна метафора или эпитет, краткость — сестра таланта, не правда ли?

Совершенно унылая и бессмысленная кучка букв, удивляюсь, как по ней Мураками умудрился ещё и кино снять. Правда, все в один голос утверждают, что это и "69", который я запланировала на завтра — худшие романы автора. Нисколько в этом не сомневаюсь, потому что написать более чем одно такое феерическое говно — почти нереально. Все стратегические запасы какашек, спермы, крови и блевотины должны закончиться на первой же книжке.