4

Поначалу я была как-то разочарована, когда прочла 56 кодексов и оказалось, что дельных с моей т.з. рецензий там маловато. Рецензии были в основном какие-то странные, особенно с учетом того, что Фотий сам пишет в предисловии, что решил написать эти заметки для брата Тарасия о книгах, которые тот не читал. Ну, предисловие это относится не ко всей "Библиотеке", конечно, т.к. Фотий ее, очевидно, потом много дополнял. Но в принципе, судя по всему, он описывает книги, которые не всем в его время были так уж легко доступны, он сам их где-то в библиотеках выискивал (или в библиотекЕ - м.б. дворцовой, с учетом его должности первого секретаря императора).

Казалось бы, что хочется прочесть человеку, не читавшему книгу, в заметке об этой книге? Конечно, хотя бы краткое описание и анализ ее содержания. - Ан фиг! Фотий большей частью оценивает стиль и язык, о содержании чаще всего почти ничего не говорит. Иногда только упоминает о разных церковных фактах, описанных в той или иной книге, и то очень общо. А так разве что упомянет неправославные воззрения автора или покритикует его за нелепицы или за оправдание ересей. Собственно, более подробного описания у него удостаиваются только книги о некоторых церковных соборах. И это все. Все очень церковно, благочестиво и скушно.

Кстати, есть там два кодекса, посвященные соборам против пелагиан. Там Фотий называет блж. Августина святым и божественным мужем, также хвалит Проспера Аквитанского за его борьбу с пелагианством. Полное ощущение, что он придерживался их взглядов, а не того православного учения о свободе воли, которое на западе считали полупелагианством и которое исповедовал Иоанн Кассиа. Но это, опять же, только ощущение. Фотий прямо не говорит, что он со всем этим согласен - но и не говорит, что с чем-то не согласен. Между прочим, он там перечисляет анафематизмы на тех, кто не считал нужным крестить детей по причине не перехода на них прародительского греха, и тех, кто считал, что некрещеные младенцы попадают в среднее место между раем и адом. При этом он больше ничего не говорит: анафематствовали и все. Что он сам об этом думает? - Ну, по-видимому, он согласен, поскольку, например, пиша о Филопоне и его книгах, он говорит, что Филопон защает ереси и такой-сякой. А тут не говорит. Получается, со всем согласен? Вопрос.

Там еще есть один кодекс о раннехристианском соборе против мессалиан, где Фотий говорит, что и самому ему пришлось с мессалианами бороться - т.е. это фактически прямое свидетельство, что по меньшей мере некую часть "Библиотеки" он составил уже будучи патриархом.

Потом, правда, рецензии стали более подробными, некоторые вообще очень длинными пересказами книг (как, например, Ктесия или Олимпиодора). Фотий, конечно, спас для потомства хоть какие-то сведения о многих книгах, которые к нашему времени или вообще пропали, или сохранились только во фрагментах, но выбор его как рецензента совсем не очевиден - т.е. почему он среди книг одного жанра (скажем, исторических) они пересказывает подробно, а другие нет. (Есть, правда, книга о его "Библиотеке" отдельная, надо будет почитать, Р. Анри почти ничего толкового во введении тут не говорит, но его главным делом было это издать - 9 томов, шутка ли!)

Фотия, похоже, помимо церковной истории (книги о ней он обычно рецензирует подробно) интересовали всякие сведения о жизни в дальних странах типа Индии и Африки, но пересказывает он их как-то совершенно некритически - невозможно понять, принимает ли он все эти байки (в т.ч. напр. про собакоголовых людей) за чистую монету или нет. Правда, подробно пересказав рассказы Ктесия Книдского о Персии и Индии, он в конце говорит, что вот такие мол он рассказывает басни, но все равно остается вопрос: если это "басни", то зачем их так подробно пересказывать? (Это при том, что куда более правдоподобные исторические сочинения он оставляет без пересказа.) А если ты их пересказываешь, то значит, не считаешь баснями вообще все - но тогда где хоть одна ремарка по поводу тех или иных сведений? Странным все-таки он был читателем.

Но в целом уже первый том показывает, что П. Лемерль был прав: Фотий ни разу не был эллинистом и гуманистом. Вообще. Читал много, да, но это и все. Все прочитанное он оценивает с двух точек зрения: насколько оно соответствует или не соответствует "христианскому благочестию" и насколько оно хорошо стилистически. А так все стандартно: античная философия это "эллинское безумие", "нечестие" и пр. В философии его, по-видимому, кроме христианского богословия, ничего по-настоящему не интересовало.