4 День открытых убийств

Секретно
ЦК КПСС
В дополнение к N 2138-с от 17 сентября 1965 года
«…Расследование установило, что СИНЯВСКИЙ и ДАНИЭЛЬ в период 1956-1963 г.г. под псевдонимами Абрам ТЕРЦ и Николай АРЖАК написали и по нелегальному каналу передали за границу ряд произведений антисоветского клеветнического содержания, порочащих советский государственный и общественный строй.
К таким произведениям относится повесть АРЖАКА «Говорит Москва», которая представляет собой злобный пасквиль на нашу действительность. Советский Союз в этом произведении показан как огромный концентрационный лагерь, где народ подавлен, запуган, озлоблен. По мысли автора, он так обработан «психологически», что слепо подчиняется всяческому разнузданному произволу властей, помогает им проводить в жизнь самые дикие мероприятия, отбрасывающие страну чуть ли не к первобытному состоянию…»

Удивительные метаморфозы преподносит нам история. Известный географ Семенов-Тян-Шанский вспоминал, как во время выступления в Академии наук Зиновьев предлагал разрешить рабочим убивать классово чуждых интеллигентов прямо на улице. Когда Юлий Даниэль спустя тридцать лет воплотил эти слова в художественное произведение, это уже было квалифицировано как клевета на советский строй и потянуло на 5 лет лагерей.
***
Небольшая повесть «Говорит Москва» имеет характерную для произведений Даниэля структуру – рассказ в рассказе. Главный герой описывает так потрясшее его событие – объявление Указом Президиума Верховного Совета 10 августа 1960 года «Днем открытых убийств». Сама тема уже изначально подразумевает экшн – море трупов, жестокие схватки, борьба всеми силами за выживание. Не сомневаюсь, именно так и было бы в каком-нибудь голливудском блокбастере. Но в повести все это осталось за кадром. И на передний план выходит психологическая реакция на произошедшее разных слоев общества.

«Через день в «Известиях» появилась большая редакционная статья «Навстречу Дню открытых убийств». В ней очень мало говорилось о сути мероприятия, а повторялся обычный набор: «Растущее благосостояние - семимильными шагами подлинный демократизм - только в нашей стране все помыслы - впервые в истории - зримые черты - буржуазная пресса...» Еще сообщалось, что нельзя будет причинять ущерб народному достоянию, а потому запрещаются поджоги и взрывы. Кроме того, Указ не распространялся на заключенных. Ну, вот. Статью эту читали от корки до корки, никто по-прежнему ничего не понял, но все почему-то успокоились. Вероятно, самый стиль статьи - привычно-торжественный, буднично-высокопарный - внес успокоение. Ничего особенного: «День артиллерии», «День советской печати», «День открытых убийств»... Транспорт работает, милицию трогать не велено - значит, порядок будет. Все вошло в свою колею».

Деятели культуры живо откликнулись стихами и плакатами, восхваляющими… и несущими в массы…
Интеллигенция склонялась к оправданию.
«-... нет, нет, поймите меня правильно! кто-кто, а уж я-то не поклонник газетных штампов. Но факты есть факты, и надо смотреть им в глаза... Сознательность-то действительно выросла! Эрго: государство вправе поставить широкий эксперимент, вправе передать отдельные свои функции в руки народа! Вы посмотрите - бригады содействия милиции, комсомольские патрули, народные дружины по охране общественного порядка - это же факт! И факт многозначительный. Разумеется, и у них случаются ошибки, так сказать, ляпсусы - узкие брюки порезали, девиц каких-то обстригли - так ведь без этого не бывает! Издержки производства! Лес рубят! И теперешний Указ это не что иное, как логическое продолжение уже начавшегося процесса - процесса демократизации. Демократизации - чего? Демократизации органов исполнительной власти. Идеал же, поймите меня правильно - постепенное растворение исполнительной власти в широких народных массах, в самых, так сказать, низах. То есть, не в низах, я не так выразился, какие у нас низы, ну, вы меня понимаете... И поверьте моему слову, слову старого юриста - передо мной сотни, тысячи, десятки тысяч людей прошли - поверьте моему слову: народ в первую очередь сведет счеты с хулиганами, с тунеядцами, с отбросами общества... Да-да, помните, как у Толстого: «Всем миром навалиться хотят! Один конец сделать хотят!».

Дальше...

В людях вдруг появилась не наблюдаемая до этого открытость. Совершенно незнакомые люди подходили друг к другу на улице и рассказывали о своих проблемах, искренне благодаря за уделенное время.
Естественно, не обошлось без перегибов и составления горячей молодежью списков «неугодных», подлежащих уничтожению.
Но большинство готовилось закупать продукты и баррикадироваться в собственных домах.

А потом наступила жизнь после. И радость, что миновало и остались живыми. И ожидание следующего дня…
***
Эта небольшая повесть сильно повлияла на дальнейшую русскую литературу. И не столько своей тематикой, сколько подходом к раскрытию темы. Думаю, без нее, например, произведения братьев Стругацких выглядели бы несколько иначе, и именно благодаря ей, фантастика в них как бы отходит на второй план, уступая место нравственному выбору человека (или уже не человека).

Вердикт: прочитать как «первоисточник», во многом повлиявший на развитие русской литературы.