5

"И чего тут странного, ну посадил я девушку под замок, а ведь подумать, сколько народу в мире так делает, да чуть ли не миллионы, и всем оправдание находится: то традиции у нас, дескать, то любовь неземная, то "ах, до свадьбы ты был совсем не такой!", а то и девчонки сами мечтают в клетку попасть, лишь бы одевали да золотом осыпали. И все эти истории слушают да восторгаются, мол, какие чувства, какие страсти. Что я сделал такого-то? Кормил, одевал, искусством заниматься не запрещал, покупал все, что попросит, желания все выполнял - ну, с оговорочкой, и даже пальцем ее не трогал, как бы она сама на меня не вешалась, книги ее дурацкие читал, болтовню слушал. А ведь мог бы поставить к плите да тазу с мыльной водой, выдать в руки швабру и заставить драить весь этот древний дом по рецептам тетушки Энни, чтобы всю дурь из головы выбить. Вот то, что умерла - да, незадача, но все мы смертны, кто раньше, кто позже. Я, конечно, этого не хотел, оно само, да и врачей я боюсь, сам к ним сроду не ходил. А Мэриэн - чем черт не шутит, а вдруг она меня принцем на белом коне сочтет, чай, не такая балованная городская штучка".

"Он серый, отвратительный мещанин, с ним не о чем разговаривать, он туп как пробка, думает только о низменном и приземленном, а я вся такая возвышенная и воздушная, не такая как все. Он видит во всем только форму, и его прагматичный взгляд на все убивает любое желание творить. Он насаживает бабочек на иголки и отказывается помогать детям, считая, что люди, устраивающие благотворительные обеды за сто тысяч фунтов, чтобы собрать десять, украдут его жалкую подачку. О, Ч.В., Ч.В., заберите меня из этой клетки, я тут задыхаюсь, я готова терпеть ваши измены, ваши снисходительные речи, ваше презрение к моим работам, которые мне кажутся гениальными, лишь бы мерзкий Калибан не душил меня своей любовью, словно бабочку под стеклом".

А если серьезно, в чем гениальность "Коллекционера", которого я перечитывала уже много раз и не устаю к нему регулярно возвращаться, особенно когда меня выбесит очередная трава с альфа-самцом и виктимной героиней: Фаулз показывает правильного маньяка, не приукрашивая, не наделяя его чертами, за которые его можно пожалеть или попробовать понять, и вполне логичный конец истории насильника и жертвы, а не сладкий сироп "стерпится-слюбится", как зачастую бывает в литературе. Его Фредерик-Фердинанд - это эталонный тихий омут, и не оправдание ему жизнь тяжелая, ограниченная тетушка, калека-кузина и уроды-коллеги. Это его проблемы. Миранда же, на мой взгляд, изначально повела себя неправильно. То есть, она попыталась стать эдаким Пигмалионом, но невозможно создать из комка глины Галатею, если всю дорогу относиться к ней даже не как к комку глины, а как к куску дерьма. Я бы, наверное, повела себя по-другому, ушла в глухую оборону, показала бы ему свои самые отвратительные черты, чтобы похититель понял, что его новая жертва не ценный редкий экземпляр, а обыкновенная моль бледная. Но Миранда не виновата в том, что Фред ее похитил с улицы и упрятал в подвал. Она ему ничего не должна. И когда она не уставала выдумывать способы побега, когда раз за разом предпринимала попытки бежать или передать весточку на волю, черт, да даже когда треснула Фреда топором по голове, я когда бы ни перечитывала, все время хлопала в ладоши "да-да, врежь ему, детка!", пусть и знала конец. Можно сколько угодно рассуждать о том, какая Миранда снобка и в интеллектуальном развитии сама недалеко от Фреда ушла, да и еда сама не варится, а деньги в карманах не появляются, но для меня итог всегда один:
Жертва ни в чем не виновата.
Насильник виноват во всем.