4

«…что такое победа в войне между ядерными державами? Планировалась самоубийственная война, в которой по определению не могло быть победы. В этот период советский утопизм достиг абсолюта.
Думаю, предельное выражение советскости - не произведения Горького, Шолохова или Фадеева, а романы Ефремова. Сюжет: Фай Родис летит через нуль-пространство в другую галактику, чтобы всем рассказать, как хорошо стало жить на Земле после серии ядерных войн. Добавить тут нечего. Бедные, наивные советские люди. Они всерьёз надеялись, что их отправят к Туманности Андромеды. А их собирались распылить на атомы…»
Блоггер «Богемик»

Проблема и достоинство классики в том, что она может обновляться. К классике фантастике это тоже относится в полной мере. Так, у каждого поколения он свой и не может быть одинакового восприятия того же Ефремова в 1960-е годы, когда некоторые всерьез мечтали о коммунизме, и, по крайней мере, верили в лучшее будущее; или же мечтать о будущем сейчас, в эпоху дикого «капитализма» и, как кажется, полной безнадёги.
Однако, классика фантастики – это и создание своих миров, вселенных. Ефремову это удалось, как бы ни упрекали его в «нелитературности», «графоманстве» и пр. В этих ефремовских мирах многим хочется жить и их хочется дополнять. С продолжениями же может возникнуть большущая проблема. Однако писать «под Ефремова» в совершенно другую эпоху – это с неизбежностью профанировать его идеи, что и доказывают соответствующие тексты на ефремовских сайтах и форумах. Но поскольку условия, породившие ефремовское творчество во многом уникальны и неповторимы, то можно ли в других условиях что-то подобное воспроизвести. Я долгое время склонялся к резко отрицательному ответу, пока не прочел роман эту книгу.
Речь пойдёт о романе Андрея Козловича «Темное Пламя», выпущенного в серии «Настоящая фантастика» (которая, действительно, такая там попадается) издательства «Снежный ком».
Как сказано в аннотации: «Это наш мир, XXIII век. Мир, в котором в веке двадцатом жил писатель Иван Ефремов. И мир, в котором его футурологические предсказания начали сбываться. Правда, не с полной точностью». Именно данная «не полная точность» и обусловила на наш взгляд, успехи романа, впрочем, как и его неудачи. Сюжетно, «темное пламя» в чем-то связано с классическими произведениями Ефремова, но, скорее, продолжает его мир. Так что трудно точно сказать, «сиквел», это или «мидквел», а по времени, так и вообще «приквел». Если действие «туманности Андромеды» развивается где-то через тысячелетие, то Козлович «торопит события» и у него возвращение на планету, уничтоженную атомной бомбардировкой, происходит через какие-то два с половиной века. Если у классика жители планеты уничтожили сами себя, то у современного автора они столкнулись с галактической агрессией (хотя некоторые смогли и выжить). Словом, Козлович «переформатировал» мир Ефремова для своих целей. Зря?
Почитатели Ефремова знают, конечно, что «Темное Пламя» – это название звездолета из великого романа «Час быка», а Эрф Ром – это сам Иван Антонович. В свое время, когда я подростком случайно нашел эту книгу на полке дефицитной фантастики в провинциальной библиотеке (а ведь могли и изъять!), эта книга перевернула мое мировоззрение. В душе я стал «ефремовцем». Прошли годы и десятилетия (с Козловичем мы почти ровесники), и это время было тем, что всячески отрицало и рушило идеалы, предложенные в романах Ивана Антоновича Ефремова. Но мысль теплилась, идеалы продолжали жить, несмотря на всяческое их поругание в ублюдочную действительность криминальной эрэфии. Казалось, что этому аду на земле, воплощению инферно нет альтернативы, но надежда, семена которой содержались в творчестве великого советского фантаста, выжила.
Судьба книг И.А.Ефремова очень непростая. Думаю, что они очень не для всех, несмотря на внешнюю простоту. Ставить их в один ряд с другими произведениями НФ – заведомо профанировать идеи большого ученого и неординарного мыслителя, смешивать его с авторами развлекательного чтива. В этом плане ефремовские тексты опасно уязвимы для профанации. Слишком уж высок и напряжёнен ефремовский идеал – читаь просто так, это как слушать классику в закусочных. Но вряд ли адекватно Ефремову и прямолинейное коммунарство. А ведь «носители коммунистического мировоззрения» тоже в числе почитателей. Я уж не говорю о гнусных пасквилях на ефремовские мотивы.
Поэтому, найдя в сети «сиквел» (какое ужасное слово для русского языка!) я подходил к нему с большой опаской – боялся глупой пародии. На первых страницах «Темного Пламени» в имитации ефремовского стиля можно уловить иронию, но, возможно, в намерения автора она не входила… Сорок с лишним лет лет со дня смерти великого писателя были очень бурными и многое изменилось. Страх перед будущим стал более ощутим, и ад кажется более реален. У Ефремова в 1940-х-1960-х годов был героический оптимизм. Героям, возможно и суждено можно погибнуть, но счастье наступит, и мы победим. (Наши деды в Великой Отечественной сложили головы не зря). Теперь в этом никакой уверенности уже нет, та же Война (подспудно оказавшее огромное влияние на ефремовское творчество), перетолковывается в совершенно враждебном нам духе и такая «агрессия в прошлое» будет только нарастать. Как и «оккупация будущего».
Конечно, в «Часе быка» есть критика советской действительности, но есть и надежда, что это все люди преодолеют. Теперь такой уверенности уже нет. Жертвы могли быть напрасными, Победу приватизировала воровская мразь, а коммунизма (или более гармоничного и справедливого общества) люди не установят в силу порочности, инфернальной зараженности своей природы и т.д.
Антиутопия, воплотившись, нанесла по Утопии колоссальный удар, и сейчас это воспринимается как незаживающая рана для социального Идеала. С другой стороны такой подход в чем-то и более реалистичен. Ведь коммунизм воспринимался как разновидность финалистского учения, эсхатология своего рода. Это как аналог второго пришествия, когда праведники после всех перенесенных страданий спасутся и заживут как в раю – молочные реки в кисельных берегах, «полным потоком» материальное изобилие и пр. Разве аналогии между «наступлением коммунизма» и «обретением Эдема» кому-то не ясны? Однако, если не торопиться с эсхатологией, то ни коммунизма/, ни рай на Земле быть не может.
И во Вселенной тоже. Но только ли природа и опасности Космоса являются опасностью для цивилизаций Великого Кольца? Нет, врагом могут быть и иные, инфернальные цивилизации. Отрицать такую возможность – это что-то вроде наивного морализма: например, отрицать выдающиеся технические достижения Третьего Рейху. Фашизм может быть очень высоко технологичен и эффективен. И космический тоже – на этой предпосылке и строит свое повествование А.Козлович, что конечно, очень сильно корректирует исходный материал.
Но психологически, такое понимание очень некомфортно. Нет уверенности не в будущем, не в коммунизме и Земля, а не только дальний Космос, могут быть весьма опасным местом. Подпорка утопии выбита. Правда, автор из Карелии прямо отрицает «утопизм» Ефремова. (Начав читать «Тёмное пламя», я вспомнил, что за несколько месяцев до того, я знакомился в сети с постом автора про «ляпы» у ИАЕ, про зашифрованные идеи писателя. «Час быка» нуждается в дополнительном изучении). Однако многие почитатели творчества Эрфа Рома сочтут трактовку АК весьма вольной.
И.Ефремов был коммунистом, правда, его представления о коммунизме отличались от «номенклатурных». Окружающая реальность «совка» больно ранила писателя. В статьях даже прорывается его отношение к ней, скажем, при описании ада отечественных больниц. Очень многое приходилось шифровать, однако если отрицать веру ИАЕ в будущий коммунизм, то все мировоззрение от описания его прекрасных героев рушится и выходит какой-то (извините за запах) «войнович».
Иван Ефремов верил в коммунизм, хотя и синтезировал «диалектику» с «ноосферными» представлениями и «эзотерикой» (воспринятой, наверно, через первую жену, знакомство с сыном Рериха и переписку с советскими энтузиастами эзотеризма). То, что цензоры пропустили название звездолета - «Тантра», говорит об их «кругозоре», и ИАЕ часто удавалось переиграть «идеологов», располагая свои идеи в радиусе, недоступном пониманию «партийцев». Но и своих почитателей (не говоря уже о «рядовых читателях») писатель также запутал изрядно.
Дискуссии вокруг наследия ИАЕ ведутся и будут вестись с новой силой. Слишком он оригинален. «Нооген» и «Темное пламя» имеют разные траектории, звездолёты «прямого луча» выносят в разное будущее. С ефремовским наследием чего только не сочетают – и рерихинство, и ноосферный подход, и, прости господи, какое-нибудь «всеединство. Параллели некоторые есть, но ИАЕ много интереснее всего этого. А секту можно образовать хоть под именем В.Вернадского, если повторять общие фразы «классика». Среди «ефремовцев» также много догматиков, не соотносящих идеи и реальность.
Однако вернемся к роману. Могут ли фашистские режимы, инфернальные цивилизации преодолеть «порог Роба», выйти в космос и сделать своей добычей цивилизации «Великого Кольца»? Поиск карельского автора здесь спорен, но интересен.
Вселенной угрожает фашизм, шагнувший в космос. По-моему, в описании феномена фашизма и его дьявольской привлекательности А.Козлович во-многом прав. «И до сих пор не понятно, есть ли противоядие от фашизма, существует ли способ оживлять социально мёртвых». Концептуально, конструирование цивилизации «корнов», описание фашизоидных проявлений на планете Ирида, где разворачивается часть действия романа, — сильная сторона автора. По его мнению, Ефремов в «Часе Быка» отрицал современное определение фашизма, которое кратко можно обозначить как «крайнюю, реакционную форму тоталитаризма», полагая, что фашизм — это искусственное отгораживание народа от научного знания; шире: от правдивой информации.
Что до такой, слишком расширительной трактовки «фашизма», то сегодня вряд ли оно может быть другим. Если не брать попытки заклеймить этим словом противников, то, в принципе, фашизм сводится к теории/практике качественного неравенства человеческого рода. Одни господа, другие - рабы по природе. В этом смысле и государства Античности являются «фашистскими». «Коммунизм» же исходит из того, что возможно сообщество равных для всех (общее имущество, собственность, иногда, жены, дети, но главное – общая природа с реализуемой для всех гармонией и достоинством человеческого рода). Между этими полюсами располагаются различные либерально-консервативные компромиссы.
Согласно нашим фантастам, коммунизм и христианство манят идеалом равенства, но из его реализации получается равенство в рабстве. Может ли быть иное, если на практике люди так различны? Это не значит, что те, кто в рабстве сами этого всегда заслуживают или представители одной расы выше других, но ведь и богатства чаще всего распределяются несправедливо, а попробуй обойтись без товарно-денежных отношений. Поэтому стоит ставить вопрос не о том, возможен ли «галактический фашизм» (если, конечно, возможны другие цивилизации), когда бессмертные эксплуатируют смертных (например, улучшив себя посредством нано- био- и когнитивных технологий), а возможна ли ситуация, когда люди сравняются в своем достоинстве, перестав быть по своей природе жалкими и жадными, глупыми и суеверными, жестокими и трусливыми – рабами. И дело здесь не в «идеале коммунизма», или в «социализме»: в его советском, китайском или же мезо-американском вариантах. Дело в возможностях для человека обрести реальную свободу и достоинство. Провокационный эпиграф из поста популярного сетевого комментатора, приводится для того, чтобы лишний раз показать, что в оценках Ивана Ефремова и его творчества нельзя «зацикливаться» на конкретно исторических обстоятельствах. Скажем, и советский, и германский опыт тоталитаризма был порожден условиями жизни людей, больше похожих на ад, а потом лишь усугублен опытом коммунизма и нацизма. И коммунистический, и нацистский уродцы вылезли из утробы Мировой войны и зачат были Мировым кризисом. Естественно, что они унаследовало страсть к мировому пожару. Поэтому не только в «режимах» дело, а в более глубоких пластах, мешающих преодолению ада на земле, гнетущего человечество Инферно. Утопический «коммунизм» здесь можно рассматривать как некий световой контраст, помогающий лучше уяснить авторские замыслы, надежду на Альтернативу.
Обсуждая роман Андрея Козловича, опять приходишь к дискуссиям о ефремовском наследии в целом. Очень во многих пунктах трактовки автора сиквела трудно признать «аутентичными»; они многих ефремовцев могут оттолкнуть, как и сам сюжет романа, который по мере развития, становится «слишком приключенческим». Но авторское его восхищение фигурой и идеями Ивана Антоновича Ефремова и попытки их развить сомнений не вызывают.
Величие Ефремова было в том, что он пытался показать, что номальная, достоянная человека и общества в целом жизнь, в принципе, возможно. Хотя по вопросу - КАК ЭТО ВОЗМОЖНО? - продолжаются бесконечные споры. Однако, надежда сохраняется, пока люди продолжают об этом спорить.