4

[...]написаны эти письма Ремарком, в сущности, себе самому. Это своего рода разговор с самим собой, сон наяву. Они, эти письма, не ждут и не требуют ответа; они — неизвестный до сих пор роман Ремарка, а по своей поэтической магии, по несокрушимой вере в колдовскую силу слова это последний любовный роман XX века.
Вернер Фульд

Кто хочет увидеть Ремарка­-писателя в новой ипостаси — книга для вас! При этом может стать хорошим поводом для дискуссии, как показывает первая в списке рецензия. Дискуссии, на мой взгляд, вызывают собственно грандиозные литературные достижения писателя, создавшие определенный образ Ремарка-­мужчины в глазах читателей. Эрих Мария Ремарк в эпистолярном жанре непривычен, иногда кажется, что в нем самом отсутствует некий стержень, который присущ героям книг. Мужчина мягок, он боготворит свою женщину, покрывая ее личность ярчайшими эпитетами, о которых, может быть, мечтает почти каждая женщина.

«Кстати, о наших письмах: это не просто письма о любви, это письма о любви к тебе!»

«И позволь мне написать тебе об этом. Не в этих нескольких фразах, нет, а на нескольких сотнях страниц — позволь мне написать ее, нашу с тобой историю за все прошедшие времена, позволь мне закончить ее к твоему следующему дню рождения, может быть, тогда ты поверишь мне еще больше. Я постоянно думаю о ней, об этой книге, которую я люблю и которая будет посвящена тебе.
Как мало я даю тебе: обещание и книгу, которую, ко всему прочему, от тебя же и получаю...»

Речь идет, конечно, о "Триумфальной арке". Честно, не знаю, как бы отреагировала на такую интерпретацию, будь я главным действующим лицом, если еще вспомнить конец... Это откровение, особенно для мужчины, – писать наизнанку то, что написал он в "Арке", суть даже не в истории, а в характерах и чувствах, которые проживает каждый читатель вместе с Равиком и Жоан, это просто ураган не самых приятных ощущений! Видно, что вложены определенно сильные эмоции, очень настоящие. Подтверждают и письма, в которых явно прослеживается прототип Равика — сам Ремарк. Значит и Марлен в книге настоящая, какой ее видел Эрих. В какой­-то мере письма к Дитрих являются продолжением "Триумфальной арки", началом отношений, раскрывающим суть невзначай брошенной Равиком фразы «Женщин нужно либо боготворить, либо бросать. Все остальное — ложь». Эрих Мария Ремарк по-настоящему боготворил Марлен Дитрих.

«Молчаливая, цветок, распускающийся в ночи, дышащая, Диана из лесов, если ты больше не любишь меня, скажи это, я не из тех, кто начнет стенать, это уж точно, — хотя бы уже потому, что ты во мне останешься, вопреки всему, — ведь то, что родилось при тебе в моей крови, течет и возвращается, как и все живое, — и было уже столько бурь и счастья из­за того, что оно лишь пробудилось... а если ничего этого нет, то брось мне через океан слова, их совсем немного, и в них — большее, чем весь мир: в них суть мира, тишина бури, дыхание Бога — и цветущая кровь...»

Дальше...

Можно сомневаться в искренности пиететов, которыми порой даже переполнены письма к Марлен Дитрих, увидеть сладкую приторность слов, чем славится профессия и профессионализм Ремарка в частности, думать, что это всего лишь сеть красивых слов — в целом это может быть очень даже не безпочвенное ощущение, я с ним тоже столкнулась. Однако, есть немало аспектов, самым главным из которых является то, что это наше читательское и субъективное чувство, мы не можем знать, как на самом деле чувствовал Эрих Мария Ремарк и сколько лжи в его письмах к любимой; любовные письма — глубоко личное, нельзя даже сказать, насколько хотел бы автор распространения, они НЕ предназначены для публики; даже если в письмах был некий аспект писательства, то не факт, что слова были пустыми, не наполненными содержанием гаммы вкладываемых чувств; если читать письма все и сразу (как мы), безусловно, может они и слащавы, но в свое время между одним и другим был немалый интервал, письма могли быть редкой усладой, ведь разве мы не хотим, не жаждем вложить в свое послание к самому родному человеку всю поэтичность и красоту, на которую только способны?!

«Ничто не отрежет кусков от нашего бесконечного дня, наше дыхание будет глубоким и размеренным, вчера все еще будет сегодня, а завтра — уже вчера, и вопрос будет ответом, а простое присутствие — полным счастьем...»

«Ты должна любить меня и должна говорить мне об этом, повторять все снова и снова, сколько бы ты ни повторяла, мне мало, потому что, когда ты говоришь это, ты помогаешь мне выстоять в этом двойном и двусмысленном состоянии труда и жизни, которые иногда сливаются и совпадают, и тогда одно вспенивается от другого; а когда зловещая судьба совпадает с неудачами в работе, я нуждаюсь в тебе, — тогда все опять выльется из меня наружу, на белые страницы, из которых оно и вспучилось, чтобы я в нем утонул.»

Книга не зря названа просьбой. "Скажи мне, что ты меня любишь..." — это почти молитва, которой наполнено едва не каждое письмо. Конечно, судить по односторонней переписке об отношениях трудно, мне очень интересно узнать, какой была Марлен Дитрих, как человек, даже если не брать данные отношения, потому что видно — непростой. Однако, в рамках данных двух книг мы имеем достаточно определенный образ женщины, очень многое можно сказать по письмах Ремарка и его внутренних переживаниях, они, надо думать, максимально обнажены. Напрашиваются определенные выводы.

«Скажи мне, что любишь меня, я из­-за этого делаюсь лучше. Я буду работать лучше и спокойнее, и быстрее, если ты скажешь мне, что любишь меня, ибо я живу только потому, что ты меня любишь. Люби меня, пума!»

Чувство Эриха к Марлен очень­очень боготворящее. Эта женщина — божество. Безусловно, имея в одно время достаточно успешную кинокарьеру, актриса была популярной и среди мужчин (как и Ремарк среди женщин, но это из других историй). Харизма, обаяние, красота и так редко присущий женщинам "характер" делали Марлен Дитрих очень привлекательной, не исключено, что ее боготворили многие избранники и такое отношение было не в новинку известной актрисе, не исключено, что именно оно было возможностью подольше находится рядом, поэтому Ремарк, скорее всего, стал в какой­-то момент "одним из...". В письмах Ремарка, помимо просьбы подтверждать любовь, было еще много моментов внутренних сомнений, которые волей-­неволей выливались на бумагу, наверное, как завуалированная просьба о продолжении темы.

«Ты и я — как долго мы искали друг друга! — разве мы можем вообще представить себе, что где­-то одному из нас нет места? Можно ли, даже натворив глупостей и обманув себя, не обратить это в фантастическое объяснение в любви к другому?»

Он сомневался и боялся потерять свою пуму, как раньше не боялся ни за кого. Зная, что он не единственный мужчина в жизни Дитрих, Ремарк хотел считать, что это с ним актриса изменяет остальным, придавая себе некий статус. Каждый мужчина хочет всецело обладать своей любимой, тем более, если письма "кричат": ТЫ! ТЫ! ТОЛЬКО ТЫ МНЕ НУЖНА ДЛЯ СЧАСТЬЯ! Создавалось впечатление, что Ремарк был не уверен в такой же готовности Дитрих быть только с ним и жить для него. Он хотел отражать свет, дарить ей только позитив, не обтяживая своими проблемами, наверное, боясь, что Марлен будет кем сменить одни будни на другие. Для меня это непонятно. Остается ощущение невзаимного чувства, в которое вместиться только позитив.

«Просто люби меня, даже если в итоге всего­-то и случится, что ты сделаешь меня счастливым человеком...»

Это не до конца известная история. Ни книга, ни письма, какими бы пронзительными и настоящими они ни были, не расскажут историю Марлен Дитрих и Эриха Мария Ремарка такой, какой нам ее хочется узнать. Эта любовь наполнена неистовым чувством, боготворящим, таким оно редко бывает в книгах. До последнего письма в строках Ремарка, как бы они не менялись, не было злости — была боль, сухость… Был восхитительный образ старика, который будто бы сказал Равику про женщину, которой нужно строго определенное счастье, и как только оно закончится — любимая пойдет дальше. Мне очень интересно, что Дитрих ответила на литературный прямой намек. Обе личности по­-своему сложны, но их любовь существовала, и какой она была доподлинно знают влюбленные. Нам остается только гадать... Последняя фраза пробирает до мурашек, по­моему, нельзя точнее и тоньше объяснить любовь.

«И я опять буду — если я вновь увижу тебя, если я приеду или приедешь ты, — тогда я буду опять, и все еще раз повторится, и я увижу тебя, я буду...
Я не могу больше писать...»