4

Реальность может содержать в себе метафору, это не делает ее менее реальной.

К моменту прочтения этой книги мы с Рушди уже успели достаточно сблизиться – так, что выход «Детей полуночи» в моем любимом оформлении вызвал неподдельную радость и настоящий налет на книжные магазины города («Рушди-корпус-дети-где»), а затем длительный период волнительного ожидания. Это предвкушение было долгим, пожалуй, даже слишком долгим, но оно объяснимо: как-никак, самая значительная работа Рушди, лучший роман за 40 лет, Букеровская премия и все такое.

Перед нами – исповедь человека, которую он будет в лучших традициях псевдо-автобиографии долго и мучительно излагать со времен, предшествующих его рождению, полных тайн и коварных уловок судьбы, потом продираться сквозь взросление и зачастую непонятные ребенку проблемы взрослых… А еще – раскладывать по полочкам историю своей страны.

Главный герой собственной повести, Салем – ребенок необычный. Он дитя полуночи, один из сильнейших среди тех, кто родился в этот час (в час, когда была провозглашена независимость Индии), и неразрывно связанный с судьбой страны. Мальчик, способный пропускать через себя чужие мысли и сумевший наладить у себя в голове связь с другими детьми полуночи, мистическим образом оказывается связанным с почти всеми мало-мальски значимыми событиями, происходящими в Индии. Жизнь его, озаренная (или, точнее, затемненная) пророчеством, омрачена веяниями волшебства и столь же запутана, как и его рождение.

Что мне по-настоящему грело душу, так это магический реализм, которым пропитан роман. История, политика, неизменная бренность человеческого бытия и вместе с тем – мистическое очарование тысячи и одной ночи, вечное эхо прошлого, неявно скользящее по страницам книги в схожих событиях, судьбах, цифрах… Совпадения? Весьма вероятно. Происки судьбы? Вероятно так же. Выбирать читателю.

Однако без неприятных моментов тоже не обошлось. Во-первых, рассказчик-Салем утомителен безмерно, постоянно отвлекается на какую-то ерунду, причем сам за собой это замечает, но возвращается к рассказу только тогда, когда его любимая Падма на него накричит. Спасибо, Падма – если бы не вы, я бы, может, и не вынесла этой бесконечной тягомотины, стенаний, плача не по делу и бестолковых вопросов.

Во-вторых, Рушди, которого в его романах и без того всегда слишком много, напихал «Детей» таким количеством специфических культурных словечек и имен политических деятелей, которые часто проскальзывают без всякой надобности, что порой книга превращается в труднопроходимый лес. Зачем? Все просто: напоминаю, что Салман Рушди считает себя посланником небес, призванным воспеть Индию для простых смертных европейцев. И будь это в меру, можно было бы только сказать спасибо. Но то ли автор думал, что это последний его роман, то ли еще что… Но то, что в других его произведениях более или менее разложилось на составные части и въелось в текст романов, здесь присутствует во всем своем богатстве, и, глядя на книгу со стороны, кажется, что она непомерно раздута как раз за счет этих труднопроходимых лесов, на которые частенько натыкается читатель.

Но, говоря откровенно, интересный, необычный сюжет, затейливое изложение и сказочное очарование, обволакивающее собой реальный мир, оказывается сильнее всех недостатков. И хотя я бы не назвала «Детей полуночи» лучшим произведением Рушди (тот же «Стыд» его затмевает), это безусловно хорошая вещь, и я рада, что она имеется на моей полке.