4.5

Я не претендую на какую бы то ни было объективность с точки зрения того, как оно там все обстоит в психиатрии. В конце-концов я так же далека от психиатрии, как обычные люди далеки от военного урана. Или пингвинов. Все мои мысли и чувства были вызваны конкретно данной книгой. И она очень жуткая. Не то чтобы она тяжело читалась, наоборот, просто иногда в процессе чтения мне становилось очень страшно.

Первое, на что я обратила внимание, это конечно опыт Лаувенг. Лучше бы конечно такого опыта не иметь, но как важно и ценно все то, что она описывает. Ведь шизофрения это не просто видеть лиловых крокодилов или слышать голоса из космоса. Лаувенг проводит параллели между тем что видит и слышит больной, внешней формой, вроде голосов и галлюцинаций, и тем истинным глубинным их смыслом, который разум, блуждающий в тумане, выразить не может.

Для меня это было способом показать окружающему миру, что мне больно, но также и способом сделать это страдание конкретным и управляемым, так сказать, физически ощутимым.

Я переложила свое презрение к самой себе, свою строгость и свои несоразмерно высокие требования к себе самой на Капитана, и Капитан выкрикивал эти слова, тем самым обнажая всю суровость и несправедливость этих требований.

Второе - это холодная брезгливость, с которой подходят к проблеме психических заболеваний. Какую струну задела Лаувенг в моей душе, когда описывала это все, я не знаю. Но от фраз вроде

Волки стали симптомом, чем-то нежелательным и неважным, вроде кашля или сыпи, чем-то таким, от чего нужно избавиться.

мне самой хочется волком выть. Я надеюсь что мои представления не соответствую действительности, но какой же это мрак и ужас вместо поддержки получать холодные распоряжения, приказы, которые даже не можешь понять.

Как для лечащего персонала, так и для самого больного так легко принять диагноз за объяснение, хотя на самом деле он ничего не объясняет.

Как страшно читать о том, как на тебе поставили крест. Когда всем твоим поступкам дают лениво-пренебрежительное объяснение "шизофреник", в то время как истерзанный разум пытается найти выход всеми оставшимися способами. И чья в том вина - пациента-ли, врачей, системы - что из доступных средств только стена, которую можно биться, чтобы заглушить голоса, и обои, которые можно жевать, чтобы заполнить пустоту внутри.

Мне нельзя было позвонить друзьям. Мне был разрешен один звонок в неделю маме и один звонок сестре плюс одно посещение. Мне не оставили ничего, чем я могла нанести себе травму, а это включало почти все, что только можно себе представить, включая электрическую лампочку под потолком. Меня проинформировали о моем хроническом диагнозе, и одновременно отняли у меня все мечты о будущем и надежды.

Я искренне рада за Лаувенг, ведь она нашла дорогу обратно в этот мир из глубин подсознания. Рядом с ней оказались люди, которые продолжали поддерживать ее не смотря ни на что. Она нашла в себе силы понять, принять, разобраться во всех тех вещах, которые послужили причиной, в то время как болезнь во всех ее причудливых и жутких формах была лишь следствием. Все эти мучительные страхи перед будущим, неизвестностью и смертью, желание нравиться другим и нравиться себе, потребность во внимании, заботе и обыкновенном человеческом участии, требования и цели, которые мы сами себе предъявляем - все это в той или иной мере свойственно каждому.

Мои темы по-прежнему остались при мне, и, вероятно, они еще не сразу меня отпустят, я все время буду к ним возвращаться, так как они будут требовать, чтобы я в той или иной форме поработала над ними еще, но теперь уже при помощи слов, а не при помощи волков и острого стекла.

Мне довелось столкнуться с психиатрической больницей всего раз в жизни, вскользь по-работе и как стороннему наблюдателю. Но я смогла вынести из этого кое-какие выводы о том, как к теме таких болезней относятся многие люди. Среднестатистический обыватель привык считать психические заболевания чем-то постыдным, ставить знак равенства между диагнозом и позором. Отворачиваться, отодвигаться подальше, вместо того, чтобы хотя бы попробовать протянуть руку помощи. Но честно, разве может хоть кто-то быть уверен, что он ни капельки не безумен?