5

Говорить, что тривиальная литературка щемит большую (что бы это ни значило) литературу — о, наивность! Тут даже не в том дело, кто кого сборет — хотя и в этом, конечно, потому что в исторической перспективе именно массовая литература обслуживает серьезного писателя, а он уходит утром и не звонит. Печальнее то, что жанровый роман — всегда потенциальный эмигрант, тогда как роман-роман вроде почетного гражданина. Жанрового писателя не жалко передарить: хрестоматийный пример с Майн Ридом, которого едва знают на родине, архаичен, но сгодится, или сказать бы какому шотландцу, что Кронин-то — интеллектуальный бестселлер, читает весь мир. Хорошо, если экспортированного ремесленника хоть где-то полюбят, от всей души или с голодухи, но можно ведь никуда и не доехать. Так Патрисия Карлон потерялась между Австралией и Америкой, и нет за то прощения никому.

И заманчиво же ляпнуть, что ах, удивительная судьба! какроман! Как «большой» роман, конечно — для развлекательного в ней, в общем-то, ничего нет. Жила-была писательница, сочиняла триллеры. С издателем общалась исключительно в письменной форме. Интервью не давала. Потом был закат саспенса, о ней забыли, а причина всей таинственности раскрылась только после смерти Карлон.
Неужели правда никто не догадывался? Читали большими буквами на обложках названия —
Crime of Silence (1965)
Hush, It’s a Game (1967)
The Whispering Wall (1969)
— и не догадывались?
«В возрасте одиннадцати лет Патрисия лишилась слуха».

На каждой техучебе у нас была обязательная лекция о челфакторе в радиосвязи и долгая медитация над, пожалуй, самым человеческим из факторов — т.н. expectation bias. Не знаю адекватного перевода; это когда слышишь то, что ожидаешь услышать. «Что кушал ты?» Больной ответил: «Яд!» «Полезно это! Ешь побольше, брат!» Это не то же, что «мы с тобой как будто на разных языках говорим», а именно тот случай, когда язык один, и в нем чересчур комфортно. «The Whispering Wall» — довольно средний детектив (только не whodunit, а will-he-get-away-with-it) и блестящая история о том, как глупо порой люди распоряжаются даром речи — и слуха. Я без какого-то извращенного любопытства акцентирую — просто этот странный талант так очевидно сформирован образом жизни (множество котиков и раз в неделю визит волонтера), что нельзя не замечать, как чудно́ здесь звучат диалоги, как непривычно «в зал». Как вообще непривычен для жанра такой асексуальный, гуманный роман. И дело не в том, что Карлон, Маргарет Миллар, Шарлотта Армстронг писали до того, как пришло время жертвам триллеров из ядомых стать ядущими — рэйп’н’ривенж был уже на пороге. Непризнанных королев саспенса больше занимала невозможность понимания между законопослушными гражданами, испорченные телефоны и ошибочные трактовки, «дети всегда выдумывают» и «я его всю жизнь знаю».

В «The Whispering Wall» единственного человека, который все слышит и понимает, считают овощем — «бедная старушка лежит, как рыба на разделочной доске». Бесхитростный (местами до нелепости) роман настолько точен, когда речь идет об уязвимости, что он сбивает с ног, прежде чем успеваешь сказать «даэтожеметафора!» Хорошо, что в 2000-х переиздали все романы писательницы, включая этот introvert’s own pageturner. И хорошо, что она была такая смелая.