4.5

«Эта проза, бесспорно, один из важнейших эпических документов прошедшей войны. Она словно выжжена огнем, жесткая и безжалостно точная, написанная как бы не пером, а острием кинжала. В своей неумолимости эта захватывающая книга становится своеобразным мифом».
Зигфрид Ленц, «Hamburger Anzeiger», октябрь 1955

«Одни в океане» – военный роман, в котором почти нет описания боевых действий. В нем только два героя: Однорукий (пилот сбитого американского истребителя) и Другой (офицер с немецкой подводной лодки). После боя они оказываются на дрейфующей в открытом океане надувной лодке, одни посреди безбрежного океана. Все, что у них есть, – только полбутылки виски, несколько маленьких плиток шоколада и пачек жевательной резинки да еще шестьдесят четыре сигареты. Спасения ждать просто неоткуда. Их бросили на произвол судьбы, и никто их не ищет. Уже заранее известно, что их будущее – это смерть. Но каждому своя. Но в любом случае это будет медленная смерть. Смерть в этом романе выступает как избавление от страданий. Впервые за все время я таким образом определяю слово «смерть». Однорукий погибает первым, заражение крови от поврежденной руки, агония и смерть. Другой остается наедине с вселенной. Тяжелая свинцовая гладь океана и беспощадное солнце вот его компания. Что может быть парадоксальнее смерти от жажды в океанских водах. Воспаленный мозг Другого рождает галлюцинации, он ведет диалоги с людьми, он говорит сам с собой, его сознание угасает. Он уже не жилец, но смерть не приходит. Она ждет, когда солнце иссушит тело, просто выпьет все соки и поместит это тело, как гербарий, в альбом жизни.

В заключительных строках романа солнце, как всегда, следует своим небесным путем; этому божеству безразличны жизни и смерти кого-то, находящегося внизу:

«Солнце, – тихо сказал он и посмотрел на красный огненный шар. – Последнее солнце. Ну что ж… На следующее утро взошло солнце, как оно всходило испокон веков, и принялось нещадно жечь и палить неподвижный океан».

Данный роман – метафора безнадежности жизни. Притча Рена о равнодушии Бога и беспомощности людей заканчивается констатацией неизбежного факта о незыблемости порядка вещей: горизонт чист, кругом никого и ничего – одни в океане.