5

Смотришь сейчас на фотографии современного Сахалина, и не веришь, что было совсем иначе. А ещё я дала себе установку- как только начинаю ныть, что мне у себя в Краснодарском крае холодно, сразу вспоминать о Чеховском Сахалине, о тех местах, где никогда не тает снег и о жизни людей в тех краях…
Эта книга наводит ужас и гнетущую тоску. Но не отпускает. Чудесный язык Чехова смог оживить сухую статистику. О, эта красивая сдержанность! Я читала и удивлялась, мне было жаль людей, а особенно детей. Конечно, многие далеко были не ангелами в своей нормальной жизни, но Чехов ведь и говорит – побоями, кандалами не исправишь человека. В лучшем случае он озлобится ещё больше. И ведь действительно- никто из ссыльных не пришёл к вере, никто не очистился духовно. Священникам перестали верить, даже если те приходили искренне. Тот остров Сахалин даже не прекрасен по своей природе. Антон Павлович пытается нам рассказать о природе своим прекрасным языком, но, увы, всё равно за каждой травинкой, за каждым листочком чувствуется какая-то безнадёга. Сахалин уже после высадки встречает своих гостей неласково.

«Море на вид холодное, мутное, ревет, и высокие седые волны бьются о песок, как бы желая сказать в отчаянии: «Боже, зачем ты нас создал?» Это уже великий, или Тихий, океан. На этом берегу Найбучи слышно, как по стройке стучат топорами каторжные, а на том берегу, далеком, воображаемом, Америка. Налево видны в тумане сахалинские мысы… а кругом ни одной живой души, ни птицы, ни мухи, и кажется непонятным, для кого здесь ревут волны, кто их слушает здесь по ночам, что им нужно и, наконец, для кого они будут реветь, когда я уйду. Тут, на берегу, овладевают не мысли, а именно думы; жутко и в то же время хочется без конца стоять, смотреть на однообразное движение волн и слушать их грозный рев».

И убежать можно, только куда бежать. Многие так и пропали в глухих лесах тайги. Кто замёрз, кого разорвал медведь, кто был убит не за грош своим же, таким же как он заключённым… И бежать некуда и в тюрьме сидеть нет уже сил. Безнадёга.
Жизнь вольных поселенцев тоже не разнообразна. Климатические условия не всегда позволяют собрать хороший урожай. Голод, безделье, разврат. И опять мне бесконечно жаль детей, уже обреченных. Они рождаются обреченными на такую жизнь. И только немногие могут уехать.
Чехов ко всем относится одинаково. Для него что заключённый, что надзиратель тюрьмы, что чиновник- прежде всего человек. Похоже, что Антон Павлович болеет за каждого душой, что удары плетью по спине заключённого отражаются и на его душе.
Лейтмотив всего произведения – тема ада. Адом окутан весь Сахалин. И хочется найти что-то светлое, что-то такое, что на минуту вызовет трепет в душе. И это есть.

«…самые полезные, самые нужные и самые приятные люди на Сахалине – это дети, и сами ссыльные хорошо понимают это и дорого ценят их. В огрубевшую, нравственно истасканную сахалинскую семью они вносят элемент нежности, чистоты, кротости, радости. Несмотря на свою непорочность, они больше всего на свете любят свою порочную мать и разбойника отца, и если ссыльного, отвыкшего в тюрьме от ласки, трогает ласковость собаки, то какую цену должна иметь для него любовь ребенка!» И далее «прибавлю, что дети часто составляют то единственное, что привязывает еще ссыльных мужчин и женщин к жизни, спасает от отчаяния, от окончательного падения».

. Детей на Сахалине рожают часто. Чехов объясняет этот факт тем, что населению в основном нечем заняться. Работы нет, и чем занять себя- хобби- тоже нет. И не пишет Антон Павлович ни о ком талантливом, кто живёт на Сахалине. Не встретил он там ни самородка-художника, ни поэта.
Отдельно хочу сказать о местном населении острова. Было очень интересно познакомиться с самобытным населением айно и гирляками. Тоже, на мой взгляд, ничего хорошего и светлого в их жизни нет, но они всё время так жили, сначала их теснили другие племена, потом их начали теснить русские, когда начали осваивать Сахалин. Своеобразные народы, дикие. Одно то, что никакого уважения к женщинам у них нет, уже не даёт возможности полюбить их. И это отталкивает больше, чем то, что они никогда не умываются…Хотя, уважения к женщине на Сахалине нет ни у кого. Взгляд на законных жен у сахалинских начальников такой:

«не то она человек, хозяйка, не то существо, стоящее даже ниже домашнего животного».

. Неестественность семейного устройства наводит автора на мысли о том что

« в атмосфере, испорченной тюрьмою и неволей, семья давно уже сгнила, а на месте ее выросло что-то другое»

.
Но, прежде всего, Чехов - врач. И врач с большой буквы. Поэтому на амбулаторном приёме он к каждому больному относился с чуткостью профессионала. Как поп Семён- слух о котором прошел по всей Сибири:

«О каторжных он судил так: Для создателя мира мы все равны».

Такое же отношение к больным-заключённым было и у Чехова.
Сноски и примечания в конце книги – отдельное произведение, на мой взгляд. Чехов пытается дополнить своё повествование, как будто что-то забыл, и вот вспомнил что-то важное, что обязательно надо сказать.
Несмотря на маленький объём книги, я читала её очень долго. Что-то не давало меня проглотить всю целиком за один вечер. Наверное, так было надо. Надо было осмыслить каждую главу, каждую сносочку… Надо было всё это пережить. Надо было принимать информацию маленькими дозами что бы хоть как-то, что бы хоть что-то найти в этом крае, имя которому безнадёга.