5

Сижу вот перед чистым вордовским листом, судорожно тереблю волосы, как невротик, не знаю, с чего начать. Слишком много смыслов. Я не знаю, с какого конца подступиться, чтобы вместить.

Ладно, начнем с того, что на поверхности – страх, которым пропитан текст почти до самого конца. Страх как самый мощный, безотказный рычаг воздействия на человека.

Мы живем в мире, где человек считается за личность, и мнение этой личности берется в расчет. Какой-нибудь начальник-самодур в курсе, что его подчиненный может взбунтоваться и уйти на другую работу. Даже убийца знает, что его жертва будет сопротивляться, поэтому заранее обеспечивает себе какое-то превосходство – в силе, в хитрости и информированности, в вооружении. При этом человека, который пытается отвергнуть права другой личности, мы считаем за второй сорт, относим такого к нецивилизованным, низшим существам. Запираем в тюрьмы, просто поглядываем со снисхождением или бессильно негодуем, когда такой пробирается к власти, по-всякому бывает. Но общий принцип один.

Так вот, авторы создают кардинально другую ситуацию. Есть какое-то высшее существо, сильнее тебя, мощнее, от которого не спрятаться, которого не свергнуть и не запереть. И ему на твое мнение, дорогая личность, с высокой колокольни начихать. Ему все равно, какие у тебя планы и чего тебе хочется. Он знает, что тебе нужно. И заставит тебя это выполнить, манипулируя такими потаенными ниточками, которые невозможно контролировать самому. Ни геройство, ни упрямство, ничего тебе не поможет. Он способен запереть тебя в клетке, которую невозможно сломать – в клетке времени. Он способен дотянуться до всего, что тебе дорого.

Абсолют страха. Сам страх в человеческом обличии.

Далее простынка и не то чтобы спойлерно, а так, не слишком отвлеченно от содержания.

И знаете, поначалу это возмущает до глубины души. Взять и выбрать кому-то судьбу, толкать и толкать по дорожке, все дальше от намеченного пути, против воли. Ломать Сашкины отношения с родными и друзьями, ломать ее психику, заставлять ее то унижаться, то болеть, изворачиваться и лгать, заставлять ее работать без сна и отдыха – чего ради? Сашкиным мучителям даже личной выгоды, кажется, нет никакой. Зачем, какого черта?

А потом понимаешь, что гусенице, чтобы превратиться в бабочку, нужно сломаться, даже ненадолго практически умереть. И если человек, допустим, та же гусеница, только без инстинкта с перевоплощению? Наоборот, с сильнейшим инстинктом самосохранения, который железно требует: не ломайся, оберегай себя, ни в коем случае не позволяй себя изменить? И чтобы выпустить бабочку, действительно невозможно обойтись без насилия, без принуждения, без этой ломки через боль, ужас и страх? Человек, запертый в своем теле, никогда на это не согласится.

Так что важнее все-таки – свободная воля человека, который просто не в состоянии обладать достаточной информацией, чтобы сделать по-настоящему осознанный выбор? Или же возможность гусенице научиться летать, хотя она того, пока не умеет, не хочет?

Честно сказать, я теперь не знаю, что важнее. Эта книга, кажется, что-то такое во мне надломила, как в Сашке.

Что еще сказать. Я не знаю, как Дяченкам вообще получилось об этом написать. О сверхчеловеческом. Так, что обычное человеческое существо ощутило хотя бы какой-то отголосок возможной метаморфозы. Удивительно, что такое можно творить с обыкновенным текстом, и что этот текст может такое творить с сознанием. А ведь это, простигосподи, какая-то фэнтезяка, развлекательная литература.

И как постепенно и грамотно усложняется текст! Начинается-то настолько простенько, что даже вызывает недоумение. А под конец сидишь с выпученными от изумления глазами. И несколько удивляют упреки авторам с недосказанной концовке. Ребята, авторы ведь, кажется, пока еще люди. Они и так прыгнули выше головы. К тому же, нам выдали достаточно, чтобы самостоятельно краем глаза заглянуть за полог. И там, например, демиург, и все будет по слову его. И он, например, учится быть демиургом, ломает себя оперяется, превозмогает. Например, рисует смысл для тренировки, от которого у вашего соседа, например, рождается сын, который, например, умирает, когда начинающий демиург выбросил свой черновик. Кто как, ребятки, а я дальше смотреть пока не хочу.

Единственное, что меня неприятно удивило в самом начале романа – это как легко Сашка рассталась со здравым смыслом, поддавшись страху. Пока еще ей не показали силу, только странно, мутно угрожали да донимали во сне – и этого хватило. Как-то легко она поверила в реальность невозможного. К сожалению, я так и не поняла, почему.

Но этот эпизод затирается той громадой, которая следует затем.
Крышесносно. И в любимые, безоговорочно.