5

Да. Да. Я очень быстро осилила "Серебряную Инну", но, дочитав, могла только таращиться в последнюю страницу, как кошка в пустой угол, и повторять: "Да, да", пока слово согласия не обратилось в бессмысленный слог, в сочетание незначащих звуков. Да, да, да. Серия "Первый ряд" не скупится на произведения, так скажем, пессимистичного склада, чего стоит один только "Сингэ Сабур". Но это... это... Это сама обреченность, воплотившаяся в двухстах пятидесяти страницах.

И, как всякая обречённость, "Серебряная Инна" существует вне времени. Я предполагала, что действие происходит веке этак в семнадцатом - суровый крестьянский труд, домашние сыры, церковноприходская школа. Как бы не так! Пятидесятые! Чак Берри и Элвис Пресли уже пробуют первые аккорды, спутник с пронзительным писком облетает земной шар, а Пастернаку вот-вот вручат Нобелевскую премию. В провинции Хохай ничего не меняется. И не изменится. Так же в четыре утра звенит подойник, а в восемь вечера гасят лампу.
А мы не жалуемся
И не хвалимся.
Мы поужинаем -
Спать завалимся.
На дворе темно,
Завтра дел полно.
Инне двадцать лет, а голова седая - с детства, такова уродилась. У Инны шесть мёртвых братцев и сестриц, всех зовут на букву И. Ещё у Инны четыре коровы, всех зовут на букву Р, а в сенях стоит много-много плетей и палок на её спину, у всех имена на букву Л. У Инны полно дел, ей надо заменять маму: утром в хлеву, днём - по дому, а ночью - в постели у отца.

Нет, "Серебряная Инна" - это в первую очередь книга о любви, но сами любовные сцены обладают той нелепой, галлюциногенной яркостью, которой рассказчик снов на кушетке психоаналитика наделяет свои разрозненные воспоминания. Полно, да не приснилось ли им, двум изгоям, не малым ли мало спалось да привиделось?

Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь.
Эти слова запомнились мне на твоих похоронах.

Не крепче, нет.

И в довершение всего, они там слушают Высоцкого. Как будто не хватает снежной равнины, не хватает мёрзлой старухи в снегу, надо ещё сидеть в машине между двумя заброшенными деревнями и слушать, не понимая языка, что-нибудь вроде: Я поля влюблённым постелю, пусть поют во сне и наяву...
В песнях Высоцкого все чувства были братьями, все состояли из одной материи. Не потому, что он стирал границы между ними, он только рассказывал, что вода в бурлящем водопаде и спокойном озере — это одна и та же вода.
Да, и в клубящихся низких тучах, и в мокром снеге, бьющем в лицо, и в моих слезах - аш-два-о одна и та же. Разве от этого легче?

Не люблю искать себя в чужих текстах, это опасное занятие, но есть у Рюнель образ, которому хочется подражать. Нет, не сама Инна, слишком рано она сдалась, и даже не собака, хотя собака - прелесть. Хельга, улыбчивая женщина с поразительно звонким и чётким голосом, вся в вечных хлопотах, в детях, в хозяйстве. Ведь это так естественно - вечные снега и маленькая хозяюшка в тесной избёнке. Как противостоять вьюге? Да никак. Разве что кофе сварить, обед разогреть и поставить на стол кружки и тарелки.
Ведь мы же ничего больше не можем, верно? Так что будем делать хотя бы это.