5

#жизньболь

Эту книгу так часто ругают за чрезмерную схожесть с "Парфюмером", но как по мне, именно в схожести и заключается ее соль, а тема гениального безумца, убивающего из любви к искусству, прекрасна сама по себе, и я не прочь почитать ее лишний раз, тем более, что автор знает в деле толк.
Но и ошибкой будет полагать, что это всего лишь истории о маньяках-душегубах. В первую очередь это истории неудержимой жажды обретения. Везде и во все времена люди стремились обладать тем, чего были лишены, и чем неожиданнее была цель, тем неожиданнее мог оказаться и результат.

Жизнь Латура не задалась с самого начала. Загадочное рождение, странная внешность, но самое главное – это неспособность испытывать боль. Аналгезия – вещь убийственная, и страдающие ей редко доживают до сознательного возраста. Латур, однако, вполне дожил и, как полагается, стал одержим идеей обретения боли. Сама ли жизнь из противоречия то ли дело сталкивала его с болью самых разных видов и масштабов или Латур сам подсознательно искал нужные пути? Довольно радикальные, кстати. Сугубо научные методы исследования мозга, передовые эксперименты в анатомии и медицине, учеба у знающих специалистов соседствуют в его школе с обретанием на самом дне, работой в борделях, а под конец – любимым лакеем у маркиза де Сада.
После чего та боль, которой он жаждал всю жизнь, окружила его со всех сторон бушующим морем, преображаясь из низшей физиологии в декадентскую философию и обратно, завися лишь от прихоти нового хозяина. Но по-прежнему ни единая ее капля не достигает Латура. Считает ли он себя недочеловеком или высшим существом? А действительно, кем он вообще себя считает? Это вам не Гренуй, запросы у него поменьше. То, легко перерезая очередное горло, он похож на безжалостного палача, а то полон жалости к себе, как ребенок, весь такой несчастный. А иной раз, по неведомой прихоти, он играет судьбами окружающих людей, даже господ, манипулируя ими, как вздумается. Со временем всё усиливающаяся мания превращает саму идею боли в нечто, стоящее выше грани наслаждения, чему немало способствует и окружение, всё больше сходящее с ума.

Но вообще с ума здесь сходят практически все, даже люди, весьма этого ума не лишенные. Чередуя главы от третьего и первого лица, что не очень резало взгляд, Фробениус довольно остроумно показывает, что в эмоциональном плане Латур – как дубовое полено. Даже сходя с ума в своих маниакальных стремлениях, он оживляется только когда можно поковыряться в чьих-нибудь свеженьких мозгах. А еще это дало автору возможность беспалева ввести в повествование пресловутую линию с расследованием, с разрезанием детских черепов ножницами и прочими прелестями, перед которыми читательские-то эмоции вряд ли устоят и могут выдать какой-нибудь веселый кульбит.
Кто не знаком с творчеством де Сада, рискуют словить вдвое больше кульбитов, ибо это не стереотип, там реальное порево, мне аж захотелось ознакомиться с первоисточником. Позор мне за любовь к изврату, хвала мне за жажду знаний.

А вообще, чего бы ни искал Латур на самом деле, отдавая себе отчет в том или нет: боль, счастье, место в жизни или любовь – всё фигня. Важно другое. Все чувства – только лишь электричество, и заменой им может служить обычная рыба.