5

А у Синдея были дома, но не все,
А у Синдея была белка в колесе,
И тапером экзотический тапир,
И жирафом был кассир,
И приглашал всех нас в синематограф...
И Синдей собирал серебро,
Благо за ночь его намело,
И на улице было светло от того серебра.
Детворе на ура, и Синдею добро в закрома.
<...>
Но остался он без серебра,
Без кола и без двора,
И сказал: значит, время мое еще не пришло.
Но пришли доктора и сказали: пора...

                                         Веня Д'ркин

    Признаюсь, читая чужие рецензии, поленился глянуть, что ж за один этот Виан. И решил, что это очередной современный русский постмодернист. Поэтому, когда девочка из "Книгомании " после моего вопроса потащила меня к отделу "Классической литературы" и достала с полки книжицу с тангующей (вальс -- вальсирующая, танго -- тангующая, да!) парой на обложке, я малёх удивился. Когда же, полистав, узнал, что автор -- француз и писал это в 1946, энтузиазма ещё поубавилось. Ну, купил -- читаю.

    Книга начинается знакомством с молодым ловеласом, праздно существующем на нетрудовые доходы заколоченные предками сотни инфляков (туземные тугрики). Сладкая жизнь, вечеринки, девочки, личный повар с замашками Вудхаузовского Дживса, стильные интерьеры, богемные развлечения, дорогая одежда. Сюрреализм проявляется в угрях, которых повар ловит в водопроводных трубах, людях с голубиными головами, диких рецептах, умных мышах и удвоенном Солнце. Первая мысль -- герой видит все сквозь призму помутившегося разума, типа как Вождь у Кизи. Но окружающие видят все так же, и ни чему не удивляются, значит... А что это значит? Хм, почитаем-увидим.

    Юмор автора по началу сводится к беззлобным шуточкам, построенным на игре слов и стебе над стереотипами -- например, когда один гомосексуалист обвиняет другого в извращенных вкусах за то, что тому нравятся женщины. Пример игры с фразеологизмами -- рецепт приготовления колбасуся (суси из колбасы, да?)

"    Возьмите живого колбасуся и спустите с него семь шкур, невзирая на его крики. Все семь шкур аккуратно припрячьте. Затем возьмите лапки омара, нарежьте их, потушите струёй из брандспойта в подогретом масле и нашпигуйте ими тушку колбасуся. Сложите все это на лёд в жаровню и быстро поставьте на медленный огонь, предварительно обложив колбасуся матом и припущенным рисом, нарезанным ломтиком <...> Смажьте форму жиром, чтобы не заржавела, и уберите в кухонный шкаф"

    Забавно, но не более. Чуть веселее становится читать, когда дело во всей этой сентиментальной истории доходит до свадьбы. Пьяномарь и Священок, джаз-бенд в церкви, оформленной в психоделических тонах, аттракцион "пещера страха" в той же церкви -- все это задает игриво-мажорный дух, чем-то неуловимо напоминающий о "Bohemian Rapsody" в исполнении "Queen". Да, о музыке. Нею книга пропитана (фу, какой банальный оборот. Может, лучше "прозвучена"?) целиком и полностью. Тут и множественные упоминания отдельных композиций, и бульвар Луи Армстронга, и улица Джимми Нуна, и разговоры персонажей о блюзе и бугги. Прогрессивным для своего времени дядькой был Виан!

    Отгремела свадьба, свадебное путешествие, аллегорические виды промышленного производства из окна дорогого лимо, идиллия придорожного отеля...

    Дорога была что надо, с наведенным фотогеничными бликами муаром, с совершенно цилиндрическими деревьями по обеим сторонам, со свежей травой, солнцем, с коровами на полях, трухлявыми загородками, цветущими шпалерами, яблоками на яблонях и маленькими кучами опавших листьев, со снегом там и сям, чтобы разнообразить пейзаж, с пальмами, мимозами и кедрами в саду отеля <...> С одной стороны дороги был ветер, с другой не было. Выбирали ту, которая нравилась.
Тень давало лишь каждое второе дерево, и только в одной из двух канав водились лягушки.

    Но в этом моменте что-то ёкнуло внутри. Казалось бы, чем плохо?

    Солнце подпекало упавшие в траву яблоки, и из них, прямо на глазах проклёвывались новорожденные зелененькие яблоньки, которые тут же зацветали и начинали плодоносить крохотными наливными яблочками. Яблоньки третьего поколения выглядели уже розрво-зеленым мхом и из них то и дело сыпались на землю красные яблочки-бусинки..

    Мирная уютная картина, но в ушах почему-то зазвучала депрессивно-тягучая мелодия "Shine On You Crazy Diamond" старых пердунов добрых "Pink Floyd". И всплыла в памяти мультипликация из "Стены" (кто видел -- поймёт о чем я)

    С этого момента... Что-то пошло не так. Незаметно добренький юморок Виана переростает в гротеск, упоминаемые композиции всё депрессивнее, шуточные аллегории в описаниях забав на катке незаметно подменяются мозгодробильными индустриальными зарисовками

    Над головой у него по большим трубам, выкрашенным в серое и красное, с храпом пробегали жидкости <...> Внизу перед каждой приземистой машиной бился человек,сражаясь, чтобы не быть искромсанным жадными зубчатыми колесами. У каждого на правой ноге было закреплено тяжелое металлическое кольцо. Его отмыкали дважды в день: в середине дня и вечером.
     Зрелище это было хорошо знакомо Шику. Он работал на краю одного из цехов и должен был следить, чтобы машины оставались на ходу: он давал указания рабочим, как вновь запустить их, когда они останавливались, урвав у трудяг очередной кусок мяса.

    Дружелюбный, чудаковатый сюрреалистический мир внезапно показывает свою обратную сторону: враждебную, чуждую "возвышенным" героям. Почему "возвышенным" в кавычках? А хотя бы потому, что за их напускным эстетизмом, манерами, тягой к контр-культуре кроется абсолютная пустота. Столкнувшись с проблемами -- болезнью, бедностью и социальным неравенством -- три влюблённые пары не делают никаких попыток порвать цепь неудач, изменить наклон плоскости, по которой они катятся. Вместо того, чтобы повернуть против течения, или хотя бы пытаться грести, оставаясь на месте, они как-то дружно отдаются на поталу волнам, и взмахи их рук нацелены только на то, чтобы огибать крупные валуны, часто разбросанные по течению бурной реки времени. На мелкие камешки внимание уже не обращается. Болезненное настроение героев незамедлительно отражается на окружающих их предметах, душевный упадок необъяснимо переносится на запущенность жилья, удары судьбы старят героев -- в паспорте Николя меняется на более раннюю дата рождения... Игра слов а-ля Станислав Лем переходит в игру смыслов и уж тут явно пахнет Кафкой.
    Финал... Финал -- во истину шекспировский. Всё, достаточно спойлеров.

    Что есть в этой книге? Быт и мировоззрение послевоенной неформальной молодёжи, экстаз, в который её приводит экзистенциализм Сартра и дух нового времени, несбыточность надежд и вечная любовь, разочарование и крах духовности перед материализмом. Трогательная, вопиюще трогательная (ой, чет меня на высокопарность понесло!) история.

    Это -- первая книга, которой я ставлю пять из пяти. Придраться не к чему. Блестяще, учитывая, что писалась она всего два (!) месяца и удачный (сравнивал с Ляпицким) перевод Лунгиной не в полной мере передаёт все тонкие полумёки Виана. Да, кстати, вот уж чего не понял -- так это зачем было переводить имя доктора Magestylo (дословно "скушай-ручку") как Д'Эрьмо. Наверное, единственный минус.

    Спасибо, Yrimono за, как всегда, дельный совет, Виана обязательно буду читать и рекомендовать всем.