Некрополь (сборник)

Мемуарная проза - это как посмотреть на время и людей чужими глазами и ощутить чужими рецепторами, эдакая субъективная призма. У Ходасевича это получилось как нельзя лучше, герои его глазами выглядят совсем не так, как в учебниках по литературе за 10 класс. Даже не высказывая напрямую своё недовольство тем или иным человеком, он пересказывает его поступок, а с выводами читатели как-то сами справляются. Жил и творил Ходасевич в самое интересное (с литературной точки зрения) для меня время - Серебряный век, литературные журналы и газеты, клубы и кружки, эмигрантская среда и соотечественники, поэтому зайти домой к Брюсову, побывать в гостях у Горького, прогуляться по Москве и Петербургу с Белым, Муни или Есениным - не это ли хотел бы каждый? Невероятная удача знать этих людей,…

Долгое время была уверена, что книга мрачная и тяжеловесная, поэтому и не рисковала брать её читать, но все вышло наоборот. Не спорю, читать про людей, которые уже умерли или погибли при трагических обстоятельствах, тяжело, но тем ярче горит звезда этого человека. Андрей Белый, Валерий Брюсов, Муни, Сергей Есенин, Максим Горький - вот неполный перечень тех, о ком пишет Ходасевич. Яркие, талантливые, положившие свою жизнь на алтарь искусства. Автор был знаком с каждый из них, о каждом мог сказать доброе слово, хотя не все его заслуживали...

Ходасевич - сам поэт Серебряного века, поэтому вряд ли его воспоминания можно назвать беспристрастными, и полностью на них полагаться. С другой стороны, он описывал такие известные фамилии как Брюсов, Белый, Сологуб не с придыханием, а как простых людей. Нет, он не низводил их до бытового уровня, они чётко отделяли творческую элиту от мещанской жизни. Но показывал без стеснения и все их недостатки (впрочем, может, и не все, а утаивая часть). Мы можем видеть и чрезмерную экзальтацию, и мистические настроения, и культивируемую тягу к самоубийству без осязаемых причин, а просто от осознания тленности бытия. Честно говоря, это хорошо, когда уравновешивается творчеством, яркими всплесками таланта. Когда это используется как внешний, пусть и надуманный, раздражитель, для создания неподражаемых…

Социальный кризис конца 19 - начала 20 веков охватывал всю Российскую империю и нашёл отражение во всех видах искусства. На мой взгляд не случайно, что именно в этот период многоголосый хор гениев, безумцев и умельцев плести словесные кружева подхватил, понёс и подбросил литературу и писательскую критику на нереальную высоту. Количество литературных течений, объединений Серебряного века достаточно велико, а на меня иногда нападает желание приобщиться и упиваться. До этого читал Валентина Катаева - Алмазный мой венец , Анатолия Мариенгофа - Роман без вранья , Рюрика Ивнева - Серебряный век. Невыдуманные истории (рецензия), Олега Демидова - Анатолий Мариенгоф: первый денди Страны Советов (рецензия). "Некрополь" стоит особняком. Основной его идеей мне видится попытка проследить, как…

Какая маловыносимая книга! Она делает меня грустить. Честно говоря, я уже который день подбираюсь к рецензии, а мне все грустнее и грустнее. Надо уже написать, а то так и скачусь куда-нибудь в дебри депрессии, чего совсем не хотелось бы.

Я вообще-то совсем не фанат Серебряного века, никогда не была, и даже не увлекаюсь поэзией. Для меня разбирать стихи, да и читать их, - сущее мучение. Да, бревно я, бревно! Но Ходасевич как-то сделал так, что картонные фигурки, о которых я когда-то слышала и чуток читала их произведения, Блока, Есенина, Горького, ожили и полетели в меня карточной колодой с живыми лицами. Но и это не самое странное. Самое странное то, что те персоны, которые даже и фигурками-то для меня не были, а только фамилиями: Брюсов, Петровская, Белый, тоже приобрели трехмерность. И…

Выбрала книгу для прочтения наугад для участия в игре "Урок Литературоведения" , раньше об этом авторе не слышала абсолютно ничего, может быть после прочтения книги найду информацию о нем и его произведения. В книге описываются довольно сухие воспоминания о знаменитых личностях серебряного века. В книге нет ни выводов, ни эмоций автора - только факты и очень короткий анализ творчества некоторых лиц. Для себя, всех о ком пишет автор я могу поделить на три категории: 1. Те, о которых я никогда не слышала и даже не собираюсь узнавать о них какую то информацию дальше - Нина Петровская, Валерий Брюсов, Самуил Киссин, Михаил Гершензон (возможно, я когда-то изменю свое мнение и все таки о них узнаю подробно); 2.Те, о которых я читала в книгах Ирины Одоевцевой, но с их творчеством не знакома -…

тяжеловато. и тем не менее, будто рядом побывал с некоторыми личностями, настолько детали личностей и обстановка воспринимаются реалистично. относительно кого-то - просто спутник, а кому-то - пожалуй даже судья. и как же замечательно, что не все персонажи оставили в авторе положительные эмоции. и никто никого не пожалел - всё по-честному, с явными и малозаметными деталями, искренним отношением изнутри. а уж плохие или хорошие слова - это уж кому как повезло. p.s. чем дальше читалось, тем глубже поселялась уверенность, что идея безжалостных некрологов эдуарда лимонова навеяна городом мёртвых ходасевича

Бесстрастно и почти беспристрастно поэт и критик рассказывает о своих современниках. Он - отстраненный и внимательный наблюдатель, и позволяет побыть читателю таким же свидетелем всех событий, не вынося моральных оценок. Он дает портрет времени, той атмосфере, моде на определенные состояния и чувства - например "непременная влюбленность" или "демонизм", и это дает ключи к пониманию слов и поступков героев книги. Интересно было узнать о "Бедной Нине" Петровской, чья нить судьбы вписалась в жизни и творчество Бальмонта, Андрея Белого и Валерия Брюсова, и ставшей для них, в какой-то мере "полем боя", для выяснения степени своего величия. Понятнее и живее для меня стали и Белый и Брюсов. Сошли с портретов в мой мир.

В другой части книги, Ходасевич вспоминает Михаила Осиповича Гершензона -…

Если перефразировать чеховскую мысль о науке, высказанную им в грустном рассказе "На пути", то выйдет нечто экзистенциально-жуткое: штука в том, что у каждого человека есть начало, но вовсе нет конца, всё равно, как у периодической дроби. И действительно, над тёмной чертой дроби земли - живое изображение человека, под ней - неизвестность, податливая, вязкая бесконечность. Бытие человека переходит в какое-то инфракрасное качество - мучительной дугой изогнулся позвоночник света, рождая что-то иное, - наших воспоминаний, его слов и чувств, ещё мерцающих на устах его друзей, в открывшемся от просиявшего, утреннего сквознячка окне, отразившего синее небо, ласточек, прозрачных прохожих, ступающих в небо, окне, отбросившего на паркет солнечного зайчика, прозрачно и тепло ласкающегося к нашим…