Кто мы и кем станем: понятие "я" через призму научной фантастики

Фото: Soho Press

Автор: Стив Тоутонги (Steve Toutonghi) - о технологиях и трансформации личности

12 августа 2013 года Раджеш Рао, исследователь из Университета Вашингтона, сидел в кожаном кресле и смотрел на примитивное изображение оранжевого неба на компьютерном мониторе. Когда экран пересекала мультяшная ракета, Рао, на голове у которого была темно-синяя кепка, усеянная электродами, посылал через Интернет сигнал, чтобы запустить транскраниальную магнитную стимуляцию (TMS). Устройство для TMS, к которому был подключен помощник профессора Андреа Стокко, воздействовало на двигательную зону коры головного мозга, в результате чего палец Стокко нажимал на кнопку и стрелял по ракете. Рао играл в простую игру, заставляя палец Стокко двигаться силой своего разума.

Видеоигра, которую Рао и Стокко затеяли в Университете Вашингтона, показала, как один человек с помощью мысленного контакта может воздействовать на тело другого. Способна ли эта демонстрация повлиять на наше представление о личности, индивидуальности, человеческом теле?

Вопрос того же порядка: если на мои чувства и поведение влияют бактерии в моей пищеварительной системе, являются ли они частью моего "я"? Если я сам – частное проявление предсказуемого поведения индивида человеческой популяции, можно ли сказать, что я тоже часть еще большего "я"? Если система может влиять на движения моего тела без "моего" ведома, она тоже часть моего "я"? Если мои чувства и воспоминания можно воспроизвести за пределами моего тела, будут они по-прежнему моей частью? Вам не нужно впадать в ступор по поводу какого-то одного вопроса, чтобы почувствовать накопившуюся тяжесть сомнений.

В этот поток сомнений включаются не только размышления о физическом вместилище отдельной личности. В нашей культуре работа это фундаментальная составляющая самоидентификации. Недавно вошедший в оборот термин "экономическая сингулярность" относится к такой точке развития, в которой всякий труд может быть автоматизирован. Возможно, звучит абсурдно, но постепенно в нашей культуре зреет идея о том, что в обозримом будущем любой человеческий труд станет излишним. Правда это, полуправда или заблуждение, все равно эта мысль способна вызвать тревогу.

Мой первый роман "Join" ("Соединение") рассказывает о группе людей, которые с помощью особой технологии могут превратиться в единую сущность, заключенную в нескольких телах. Это новое "я" иначе смотрит на себя, социальные взаимоотношения, смертность. Написав "Join", я стал обращать внимание на то, как другие люди переосмысливают понятие личности. Многие подобные произведения написаны в жанре научной фантастики, в других технологии не играют роли. Роман кажется идеальным средством для подобных размышлений, ведь повествовательные пласты дают возможность раскрыть разные уровни сознания.

Трилогия Нексус Рамеза Наама описывает нанотехнологию, которая основана на идеях, заложенных в работах Рао, Стокко и других. С ее помощью создается глубокая ментальная связь и новый уровень контроля над нашими телами. В "Нексусе" также раскрыта мысль о том, что некое сознание, подобное человеческому, может существовать как продукт компьютерных данных и процессов, что, в свою очередь, является одной из самых популярных идей в современной научной фантастике. (Как правило, она идет рука об руку с вопросом, стоит ли подобное сознание приравнивать к человеческому).

Почему мы так стремимся наделить сознанием вещи? Откуда это желание говорить с предметами, реализованное в качестве одной из основных тем в научной фантастике? С одной стороны, это дань нашей склонности к антропоморфизации мира или к поиску в нем интеллекта, подобного своему, а кроме того, причина кроется в тех соблазнах, которые несут в себе высокие технические достижения. Если так, то эта линия тянется еще от мифа о големе и истории Пиноккио. Технологии и литература – отражение того, что у человека в голове и в сердце. Поможет ли наша богатая литературная традиция постичь те силы, что задают направление техническому прогрессу?

Трилогия "Нексус" появилась в переходный период, и Наам выстроил сюжет на том напряжении, которое возникло между традиционными взглядами на личность и новыми возможностями. Из первой книги трилогии: "У него были свои мечты. Тысячи связанных между собой мыслей. Миллион. Миллиард. […] Останутся ли они людьми после всего этого? Смогут ли они стать чем-то большим?"

Все книги трилогии вращаются вокруг современных рассуждений на тему "чего-то большего", и в этом смысле Наам проявил себя как сведущий, умный, творческий писатель. "Нексус" концентрируется на практических последствиях технических достижений, и автор утверждает, что люди смогут справиться с грядущими изменениями. В результате получилось произведение, полное оптимизма и приключений, пусть и обращенное к темам страшным, антиутопическим.

Но сможем ли мы на самом деле держать под контролем то, что принесет нам технический прогресс, или хотя бы в полной мере понять это? Эволюция отношения к этому вопросу выразилась в развитии жанра и повествовательного метода. В последнее время в книгах все чаще можно столкнуться с точкой зрения, что распад личности это только часть более масштабной угрозы нашему представлению о реальности, а источник этой угрозы – силы и принципы, которые нам неподвластны.

В романе Марка Дотена (моего редактора в "Soho Press") The Infernal страницы, посвященные памяти и идентичности зашифрованы, перемешаны и частично декодированы для читателя. (В книге эта метафора отчасти реализована с помощью случайных строк, включенных в текст произвольно). Герои "The Infernal" предстают перед нами как список действующих лиц. Хотя многие имена знакомы нам: Кандолиза Райс, Пол Бремер [дипломат, глава американской оккупационной администрации в Ираке в 2003-2004 годах – прим. перев.], Усама бен Ладен, Марк Цукерберг, Натан Мирвольд [предприниматель, бывший технический директор "Microsoft" – прим. перев.] – они только оболочки. Например, Кандолиза Райс и Пол Бремер – брат и сестра, взятые кем-то на воспитание. В этом мире между ноуменальной (постижимой) реальностью и чем-то вроде Матрицы имена важны своим ассоциативным значением.

Один из ключевых элементов сюжета "The Infernal" это омнозин – устройство, которое извлекает и хранит ценную информацию о человеке. В отличие от гуманных искусственных интеллектов в большинстве научно-фантастических произведений, омнозин пытает и убивает людей, на которых воздействует. Цифровое манипулирование и консервация сознания в этом романе показаны как катастрофическая ошибка. Раздробленные персонажи, чьи личности собраны на культурной свалке самосознания, распадаются на части, колеблются, а иногда и героически сопротивляются силам, которые будто бы носят политический и технологический характер, но на самом деле остаются загадкой.

Вместе с "The Infernal" читатель буквально ныряет в настоящий кошмар, а Аннигиляция Джеффа Вандермеера со знанием дела проводит его по той же территории. История открывается отправкой небольшой экспедиции в загадочную и опасную Зону Икс. И если в "The Infernal" абсурд и тайна имеют политическую и технологическую подоплеку, то в "Аннигиляции" их порождают биологические процессы.

С самого начала автор отказывает своим героям в именах. Отношения между ними довольно быстро сводятся к размышлениям о мотивах, которые одновременно разумны и невыразимо параноидальны. Воспоминания героев о прежних отношениях смутны, равно как и их представления о том, что окружает их на новом месте. Протагонист романа, ботаник, скрывает информацию не только от читателя, но и от самой себя. Например, вместо того чтобы объяснить, почему Зона Икс необитаема, она говорит:

Я понимала, почему никто больше не жил в Зоне Икс и что именно поэтому она оставалась такой нетронутой, но старалась выбросить это из головы. Я воображала, что вокруг нас просто заповедник… [перев. М. Молчанова – прим. перев.]

С ненормальной тщательностью в "Аннигиляции" ставятся и рассматриваются фундаментальные вопросы, например, откуда появились наши способности к чтению и письму. В начале книги ботаник встречается с формой жизни, оставляющей нечто вроде грибкового следа на стенах таинственной башни или колодца. Этот след состоит из слов, которые некоторые члены экспедиции могут прочитать, другие – нет. Непостижимая логика Зоны Икс, не поддающаяся человеческой науке и разуму, выходит за пределы нашего понимания того, что мы есть.

В романе Чарльза Ю Как выжить в НФ-вселенной и в его сборнике рассказов "Sorry, Please, Thank You" ("Прости, пожалуйста, спасибо") инновации, разрушающие личность, это результат человеческой изобретательности. Эти горе-изобретатели – продавцы произведенных и расфасованных жизней и сотрудники предприятия, эксплуатирующие чужие горести. В этих историях индивидуальная личность является ресурсом, который можно разрабатывать и добывать в коммерческих целях.

Кроме того, Ю использует технологию как метафору, стремясь детально изучить ощущение движения времени и жизни. Герой его романа – сетевой техник в индустрии перемещений во времени, а его мать вышла на пенсию в бесконечно повторяющуюся 60-минутную временную петлю. Извращенные авторские метафоры лиричны и насыщенны не только потому, что они апеллируют к знакомому опыту памяти и восприятия, многие из них также напоминают бурлящее море фактов, бесконечно кочующих из современных исследований в медиа-ресурсы.

В этих произведениях трансформация личности видится авторам по-разному: как проблема, которую нужно решить, как свершившийся факт, чужеродная угроза, логичный результат непомерных человеческих запросов. И в каждом случае мы смотрим на разные стороны человеческого "я" через увеличительное стекло технологий. Наука и техника могут подтолкнуть нас к переосмыслению понятия "я", однако они далеко не всегда занимают центральное место в произведении.

Первую книгу Дэвида Митчелла Литературный призрак можно читать как роман или как сборник рассказов, в ней есть герои, которые словно выполняют роль мостиков между этими формами. В части, посвященной Монголии, в качестве повествователя выступает бесплотное существо, живущее в чужих телах и перемещающееся между ними в моменты соприкосновения. То, как это существо описывает пребывание в чужом сознании, напоминает прочтение одного из насыщенных эпизодов самого "Литературного призрака":

Как это ни прекрасно, узнавать много нового из таких, как у Каспара, без устали трудящихся мозгов, все же это вызывает у меня порой головокружение. Только что он думал о курсе обмена валют, и вот уже переключился на фильм о похитителях картин из Санкт-Петербурга, через секунду вспоминает, как мальчиком рыбачил с дядей меж двух островов, а в следующий миг у него в голове уже веб-страница приятеля или вертится популярная песенка. И так без конца [пер. И. Климовицкой – прим. перев.]

Бестелесный дух разъясняет правила бытия по мере того, как сам он движется к своей окончательной форме. Эта сюжетная линия вносит свой вклад во фрагментарную структуру романа и размышления Митчелла о судьбе и случае, содержащие недвусмысленное приглашение к тому, чтобы вообразить, какие формы могла бы принять одна-единственная жизнь. Обеспечивая минимальную связь между историями, Митчелл позволяет читательскому опыту восполнить структурные пробелы.

Идея человеческого "я" напрямую связана с реальностью смерти. Я знаю, что умру, и смерть эта будет только моей. Но к чему может привести сопряжение двух вопросов – тайны личности и тайны смерти? В романе Жизнь после жизни Кейт Аткинсон исследует как раз эту тему, выстроив свой роман вокруг череды эпизодов, связанных с темой реинкарнации.

После смерти Урсула Тодд вновь возрождается самой собой. Пусть она не знает о своих перерождениях, но опыт прошлых жизней, воспоминания о пережитых травмах накапливаются и существуют в виде интуиции, что постепенно помогает ей устроить свою жизнь вполне приемлемо. В одной из жизней восьмилетняя Урсула гибнет во время эпидемии гриппа в 1918 году. Родившись вновь, она опять приближается к роковому моменту, но интуиция позволяет ей избежать повторного прохождения прежней фатальной последовательности действий и событий. Пройдя несколько циклов смертей и рождений, она, наконец, находит свой путь.

В "Жизни после жизни", как и в "Литературном призраке", рассматривается множество перспектив с одной точки зрения. Но роман Аткинсон интересен теми способами, с помощью которых личность остается верной себе. Вопреки домыслам детского психоаналитика (родителей Урсулы тревожит ее чрезмерная развитость), Урсула имеет слабое представление о том, что с ней происходит, и ее понимание собственной жизни остается вполне традиционным. Но психоанализ – это современная дисциплина, которая успешно уничтожает рациональную модель единого "я". Эпизодическая структура романа явно демонстрирует двойственность Урсулы: понимание, которое она воображает, и иное, более глубокое, скорее оттененное, чем отграниченное смертью.

Наука бросает вызов личностным границам, в то время как технология разрушает их. Наши представления о нас самих, лежащие в основе законов, общественных норм, межличностных отношений, могут не соответствовать тому, чем мы становимся. По мере того как мы пытаемся прийти к новому пониманию себя, художественная литература с ее искусным сочетанием слов и вымысла, является естественным испытательным полигоном для рассмотрения новых перспектив.

Перевод: Scout_Alice
Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ