Наедине с автором: Глеб Елисеев

Читать дальше

Какую роль в его произведениях играют темы «запретного знания», выходе за пределы дозволенного, а также вырождения и гибридизации человека с нечеловеческими существами?

Запретное знание – важнейшая, чуть ли не самая важная из тем Лавкрафта. Не зря одной из самых его известных цитат является пассаж из рассказа «Зов Ктулху»: «Проявлением наибольшего милосердия в нашем мире является, на мой взгляд, неспособность человеческого разума связать воедино все, что этот мир в себя включает. Мы живем на тихом островке невежества посреди темного моря бесконечности, и нам вовсе не следует плавать на далекие расстояния. Науки, каждая из которых тянет в своем направлении, до сих пор причиняли нам мало вреда; однако настанет день и объединение разрозненных доселе обрывков знания откроет перед нами такие ужасающие виды реальной действительности, что мы либо потеряем рассудок от увиденного, либо постараемся скрыться от этого губительного просветления в покое и безопасности нового средневековья». Он всегда подозревал, что если мы познаем истину, то она сделает нас безумными. А вот идее гибридизации, смешивания человека с нечеловеческими существами, при всей ее внешней эффектности, зря уделяется столь большое внимание при изучении наследия Лавкрафта. Во многом это спровоцировано психоаналитическими и даже сексопатологическими интерпретациями его текстов, столь же ложными, сколь и сенсационно выглядящими. Сам же писатель в данном случае скорее следовал за модой, так как и вырождение, и гибридизация были популярными темами псевдонаучной литературы начала ХХ века. Кроме того, описывая гибриды людей и чудовищ, фантаст подсознательно давал волю личному отвращению к межрасовому и межнациональному смешению. Лавкрафт все-таки был человеком своего времени, и его взгляды на расовую проблематику крайне далеки от нынешних стандартов политкорректности.

Почти у каждого автора можно вычленить коды, ключевые слова. Какими чаще всего пользовался Лавкрафт?

Как и его духовного учителя Э.А. По, Лавкрафта постоянно критиковали за чрезмерное использование «пугающих прилагательных», вроде «ужасающий», «чудовищный», «кошмарный», «адский» и т.п. Среди его «любимцев» и такие термины, как «запретный», «немыслимый», «отвратительный», «неописуемый». И еще знаковое определение «неименуемое» (один из рассказов Лавкрафта так прямо и называется). И, конечно, фирменным признаком его текстов было упоминание имен Великих Древних – Ктулху, Йог-Сотота, Ньрялатхотепа и прочих. Однако, в тридцатые годы писатель стало заметно тяготиться этим дежурным приемом, считая его слишком избитым и тривиальным. Хотя фэны с радостью реагировали (и реагируют) именно на эти «условные маркеры», считая их признаком истинной Лавкрафтианы.

До сих продолжаются споры вокруг «Некрономикона», даже появились «исходные» версии этого «древнего текста». Каким образом Лавкрафту удалось создать этот миф? И не менее популярный миф о Ктулху?

Идея «самой главной книги», «главного текста для всех» вообще является архетипичной для литературоцентричного европейского сознания. А американская культура, при всех своих характерных чертах, только ветвь европейской культуры, перекинувшаяся за Атлантический океан. В Европе, особенно – в протестантских странах – эту ведущую роль всегда играла Библия. Позднее, в зависимости от литературной и политической моды, стали появляться ее эрзацы (вроде «Манифеста коммунистической партии»). И, когда Лавкрафт, в качестве литературного эксперимента, начал изобретать целую библиотеку оккультной литературы, он, конечно же, был обязан придумать и главную книгу этой библиотеки, своего рода «анти-Библию» вымышленного мира. Ею и стал «Образ закона мертвых» (как якобы переводится название «Некрономикон»). А авторство зловещего манускрипта Лавкрафт иронически приписал «безумному арабу Абдулу Альхазреду». То есть – самому себе. Имя «Альхазред» писатель использовал еще в детских играх, вдохновившись арабскими сказками. Ктулху и прочих Великих Древних, будто бы истинных хозяев Вселенной, фантаст вообразил также с чисто прикладными целями – для обоснования новой концепции ужасающего в литературе. Кризис традиционной христианской веры, охвативший Европу с эпохи Просвещения, уничтожил привычный пугающий образ дьявола и его свиты. Создателям хоррора пришлось искать другие, приемлемые для читателей способы объяснения торжества зла в мире. И лавкрафтовская идея равнодушной Вселенной, в которой Великие Древние не столько злобны, сколько просто несовместимы с нами по природе, оказалась лучше всего воспринимаема в ХХ веке. Глава Древних – Великий Ктулху – гигантский монстр с головой осьминога – не желает человечеству зла. Он о нем даже не задумывается. Люди просто не могут выжить в одном мире с Ктулху.

Почему, по-вашему, именно Лавкрафт до сих пор актуален, его издают во многих странах, читают, выходят посвященные ему книги? А ведь имена многих из тех, с кем он переписывался, известны только историкам литературы…

Секрет популярность писателя заключается в подсознательном умении угадать и воплотить самые массовые страхи и надежды читателей. Лавкрафт актуален потому, что его пессимистический взгляд на реальность глубоко созвучен воззрениям многих обитателей Земли, приучившихся за ХХ век не ждать ничего хорошего от будущего и Вселенной. В начале XXI века он кажется более честным и понимающим, нежели большинство писателей, создававших свои книги одновременно с ним. Но, с другой стороны, среди друзей Лавкрафта по переписке достаточно авторов, популярных и по сей день. С книгами Г. Каттнера, К.Л. Мур, Д. Блиша, Ф. Лейбера знаком каждый, сколько-нибудь серьезный любитель фантастики. Р. Блох, вместе с А. Хичкоком, создал один из известнейших фильмов мирового кинематографа – «Психо». И, наконец, его друг Р. Говард сотворил Конана-варвара – героя, ставшего одним из самых знаменитых и символических персонажей в истории фэнтези.

В своей книге вы разоблачаете множество мифов, связанных с жизнью Лавкрафта. Какой именно из них самый распространенный и устойчивый? Чем можно объяснить его возникновение и кто к этому приложил «руку»?

Самый распространенный миф – это образ больного безумца-одиночки, ненавидевшего весь свет, не вылезавшего с чердака в родном Провиденсе и упорно фиксировавшего на бумаге болезненные видения, внедрявшиеся в его разум существами из-за пределов нашей реальности. И это байки, распространявшиеся про человека, имевшего множество близких друзей, обожавшего путешествовать и ввязываться в бурную литературную полемику. В возникновении же этого мифа определяющую роль, увы, сыграл сам Лавкрафт, любивший мистифицировать публику, которая воображала любого создателя «ужасных рассказов» не совсем нормальным человеком. Затем американское сообщество любителей фантастики, всегда являвшееся питательной средой для любых сплетен, распространило и в сотни раз увеличило эти слухи. А внезапная смерть писателя в 1937 г. придала им видимость правдоподобия и обеспечила неоправданно долгую жизнь.

Правда ли, что Лавкрафт всю жизнь обожал кошек?

Истинная правда. Любил, хотя не всегда имел возможность держать собственного домашнего любимца. Обоснованию превосходства кошек над собаками он посвятил целое шуточное эссе «Кошки и собаки». Кошки – одни из немногих животных, активно действующих на страницах его произведений: например, в рассказах «Кошки Ултара» и «Крысы в стенах», в романе «Сомнамбулический поиск неведомого Кадата». В последние годы жизни в Провиденсе Лавкрафт не только подкармливал целую банду бродячих кошек, прозванную им «Братством К.А.Т», но даже сочинил в их честь стихотворение.